Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
Вдобавок погиб человек, которого  я  любил  и  уважал,  который  был  моим
учителем. А ты, сдается мне,  имеешь  к  этой  возне  какое-то  отношение,
верно?
   - Верно, - сказал Даон. - И хотел бы сказать, что и у меня были  веские
причины не доверять тебе. Но теперь их нет.
   - Как же мы друг друга уважаем и любим! - грустно  усмехнутся  Гилл.  -
Итак. Убийцы твоего  родственника  и  Гераклида  забрали  у  них  рукопись
Архилоха?
   - Да.
   - Рукопись несли Майону?
   - Да.
   - Что же в ней такое, провалиться мне в Аид? - Гилл  стиснул  в  кулаке
бронзовую ящерку. - Почему из-за нее гибнут люди? Что там?  История  жизни
Гераклида?
   - Полное и правдивое описание жизни Геракла.
   - Но для чего вам понадобился Майон? Он собирает материалы о  Троянской
войне. Война началась после смерти  Геракла  и  никаким  боком  с  ним  не
связана, это известно каждому ребенку.
   - Да ведь одно вытекает из другого, - сказал Даон. - Не  Геракл  пьяным
перебил кентавров, как вам вбивали в голову в школе,  а  те,  кто  готовил
Троянскую войну. И Геракла убрали они - он им мешал. И  стрелы,  смазанные
кровью гидры, у Геракла украли они. Кое-кто из них еще  жив  и  дорого  бы
дал, чтобы уничтожить воспоминания о прошлом вместе с их обладателями. Меч
теперь - над Тезеем. И чтобы их остановить, нужно предать  гласности  все,
не только Трою.
   - Так, - сказал Гилл. -  Значит,  Нестор  Многомудрый,  почтенный  царь
Пилоса, дух и мозг Троянской войны... Значит, рукопись Архилоха уже у них.
   - Копия,  -  поправил  Даон.  -  Убийцы  забрали  копию,  единственную.
Оригинал пропал давно, где он - неизвестно.
   - Вот теперь многое  проясняется,  -  сказал  Гилл.  -  Ваши  с  Нерром
браслеты, насколько я понимаю, подарены некогда Гераклом вашим  родичам  и
по  наследству  перешли  к  вам.  Вы  хотите  помочь   Тезею,   последнему
оставшемуся в живых сподвижнику Геракла. А чтобы  придать  все  гласности,
необходим Майон - его известность  распространилась  и  за  пределы  Афин.
Кажется, нет больше недосказанностей и темных мест?
   - Есть, дорогой мой, - сказал Даон. - Остались, увы. Тиреней  с  Нерром
несли Майону рукопись Архилоха,  а  Тезею  -  стрелы  Геракла.  Те  самые.
Последние три, пролежавшие все эти годы в  надежном  месте.  Это  страшное
оружие, своей силы оно не потеряло, и лучше бы оно хранилось у Тезея,  ему
мы доверяли и доверяем.
   - Это страшная вещь - стрелы Геракла, - сказал тихо сыщик Эпсилон. -  Я
помню, как ими сожгли ворота Трои и проломили стены. Камень  горел.  Я  до
сих пор не пойму, почему их не применили сразу.
   - Это-то понятно, - сказал Даон. -  Вся  эта  шайка  не  доверяла  друг
другу, каждый хотел завладеть стрелами сам  и  хранить  про  черный  день.
Потому и не было единодушия, проканителились столько лет  и  со  скрежетом
зубовным были вынуждены пустить стрелы в ход,  чтобы  не  проиграть  осаду
окончательно.
   - Подождите, - сказал Гилл. - Значит, люди Нестора захватили и стрелы?
   - Нет. На всякий случай мы разделили ношу. Все равно рукопись и  стрелы
должны были попасть в разные руки. Нерр с Тиренеем были сами  по  себе,  я
шел сам по себе.
   - Выходит...
   - Вот. Передашь Тезею.
   Даон достал  из  сумы  бронзовый  цилиндр  с  завинчивающейся  крышкой,
похожий на цисту, в которой хранят рукописи, только длиннее  и  уже.  Гилл
отвинтил крышку и осторожно вытянул  за  оперение  стрелу.  Сыщик  Эпсилон
невольно отшатнулся.
   Ничем она вроде бы не отличалась от обычных, тяжелая боевая  стрела  из
потемневшего от времени дерева,  но,  едва  Гилл  повернул  ее,  держа  на
отлете, наконечник  засветился  густо-багровым,  кровавым  огнем,  повеяло
незнакомым запахом, гнусным и приторным. Гилл ощутил  мгновенный  страх  и
омерзение, пронизавшее тело отвратной судорогой,  пот  выступил  по  всему
телу. Он выругался шепотом, бережно опустил стрелу в сосуд и туго завинтил
крышку.
   - Представляю. - Он отложил  цилиндр  подальше,  поежился  -  озноб  не
проходил.
   - Не представляешь, - сказал Эпсилон. - Это нужно видеть.
   - Надеюсь, не доведется, - сказал Гилл. - Что же дальше? Рукопись, хоть
и копия, - у Нестора?
   - Я полагаю, что ее еще не успели передать Нестору, -  сказал  Даон.  -
Зачем  ему  без  особой  нужды  встречаться  во  дворце  Тезея  со  своими
лазутчиками? Он вовсе не  горит  желанием  эту  рукопись  перечитать,  ему
достаточно обладать ею.  Теперь  они  будут  охотиться  за  стрелами,  они
выследили и меня. Ты ведь кое с кем из них ежедневно встречаешься, Гилл.
   - Мои люди? - спросил Гилл тем бесстрастным  голосом,  которого  многие
боялись. - Значит, этот подонок Эвимант служил еще и Нестору?
   - Эвимант - всего лишь жалкий последыш Менестея, - отмахнулся  Даон.  -
Нерр с Тиренеем отправились ночью на берег моря потому, что  получили  эту
записку. С печатью, до которой не смог бы добраться Эвимант.
   "Ваше послание получено  и  прочитано  Тезеем.  То,  что  вы  принесли,
передадите мне в месте, которое укажет посланец".
   И под этими словами - оттиск печати из перстня Гилла!  Печати,  которой
он скреплял особо важные задания. И это не искусная подделка,  это  оттиск
именно его перстня. Гиллу показалось, что вместо воздуха он глотает огонь,
земля уходит из-под ног, и он проваливается куда-то к безумию и небытию.
   - Вот так, - жестко сказал Даон. - Как видишь, и  у  меня  были  веские
основания тебе не доверять. Нужно  ли  напоминать  имя  человека,  который
может время от времени распоряжаться твоей печатью?
   - Это невозможно, - хрипло сказал Гилл.
   - Но ведь выманил их на берег этим письмом не ты?
   - Я все понимаю и  принимаю  умом.  -  Гиллу  хотелось  плакать.  -  Но
сердцем...
   Анакреон. Сверстник, соратник, ближайший помощник,  единственный,  кто,
кроме Гилла, мог при необходимости пользоваться печатью, человек, которому
Гилл верил безраздельно. Умный,  из  знатного  рода,  получивший  отличное
образование в славном Трезене...
   - Не казнись, - сказал Даон. - Ты хороший сыщик. Просто ты столкнулся с
людьми, которые разбросали ядовитые семена по всей Элладе за  десятки  лет
до твоего рождения.
   - Но ведь он - мой ровесник.
   - Ну и что? Просто ты больше сталкивался с платными шпионами и  прочими
продажными  шкурами  либо  недалекими   мерзавцами   вроде   Эвиманта   да
придворными интриганами. Нестор и твой Анакреон - другое. За ними  глубоко
порочные, но идеи. И убежденность в своей правоте. Промах Тезея в том, что
он опирался на молодых, умных и энергичных людей вроде тебя, но  очень  уж
многое, почти все хотел делать сам, один, а вам оставлял третьи  роли.  Не
учил всей сложности жизни и умению противостоять таким, как Нестор. Орудие
- это всегда только орудие, пусть и честное, храброе, умное.
   - Не нужно так о Тезее, - сказал  Гилл  и  понял,  что  это  прозвучало
скорее просительно, чем решительно. Вполне возможно, что и Даон это понял,
не отсюда ли сочувствие и жалость в его глазах?
   И тут Гилл подумал, что его все это время беспокоила еще одна  странная
мысль.
   - Так, - сказал он. - А объясни-ка ты  мне,  дружище  Даон,  откуда  ты
черпаешь знания о многом, что происходит внутри моей тайной службы?
   Ответа ему не требовалось. Даон понял это и промолчал, вопрос был чисто
риторическим. Гилл посмотрел на сыщика Эпсилона, тот встретил  его  взгляд
абсолютно спокойно, без тени смущения или вины,  и  Гилл  с  пронизывающей
ясностью понял, что как бы ни протекали дальнейшие события  и  что  бы  ни
ждало впереди, миру и ему самому уже никогда не стать прежними.  Наверное,
это и есть зрелость - рушится мир, и на его место приходит  другой,  потом
еще один приходит на смену в свой черед, и  ты  идешь  сквозь  это  вечное
разрушение и созидание.
   - Прелестно, - сказал Гилл. - Все  вокруг  меня,  оказывается,  усердно
служат кому-то другому: кто паршивцу Менестею, кто  не  до  конца  понятым
идеям Нестора... Ну, а ты-то кому?
   - Сам не знаю, - сказал  сыщик  Эпсилон.  -  Наверное,  такому  порядку
вещей, который сделает невозможным  новую  Троянскую  войну  или  убийство
Геракла. Я ведь совсем молодым попал под Трою, Гилл.
   Он замолчал. Вечерело. Над  Афинами  протянулась  алая  полоса  заката,
похожая на окровавленный кинжал. Мысли Гилла вошли в привычную  колею:  он
думал, что следует немедленно перевернуть гору  донесений,  -  несомненно,
Анакреон утаивал многое из того, что должен был сообщать ему, и  кое-какие
ниточки, не дававшиеся до сих пор в  руки,  неминуемо  завяжутся  в  узлы.
Заговор, существование которого он мог лишь подозревать, несомненно был, и
появление Нестора в Афинах означало, что  занесенный  над  Тезеем  меч  со
свистом рассекает осенний воздух, а времени, похоже, почти не остается.
   - Подождите, я сейчас, - сказал он и поднялся.
   Он вошел в дом, Лаис порывисто подалась ему навстречу, но некогда  было
ее успокаивать.
   - Родная моя, - сказал он, изо всех сил стараясь не дать волю чувствам.
- Только не перебивай, ладно? Времени совсем  нет.  В  этом  цилиндре  моя
жизнь и смерть. И не только моя. Спрячь. Я за ним приду, а если не  приду,
отдай тому, кто...
   Он подумал. Кольцо, как и какая-либо другая  вещь,  не  годились  -  их
могли снять и с мертвого. А вот того, о чем они с Лаис говорили,  не  знал
никто.
   - Или отдай тому, кто скажет: "Гилл верил, что мир не  черен".  Все.  Я
пошел.
   Он все же оглянулся на пороге. Такой он ее запомнил, такой она и встала
перед ним в его самый последний миг - тоненькая, с полурассыпавшимся узлом
волос, в сиянии щемящей  нежности,  тревога  и  боль  в  глазах,  страшный
цилиндр прижат к груди. Она ничего не сказала и не бросилась следом,  Гилл
был ей за это благодарен.
   - Ну что ж, - сказал он Эпсилону и Даону. - Пока они не узнали о  нашей
встрече, нужно действовать.



9. О ПОВЕЛИТЕЛЬНИЦЕ ЛЕСОВ

   ...И тут конь истошно заржал, взвился на  дыбы.  Майон  сжал  ему  бока
коленями, навалился на шею. Он был неплохим наездником, но ничего  не  мог
поделать, конь бешено приплясывал на задних  ногах,  припадал  на  миг  на
передние и снова взвивался на дыбы.  Он  кричал,  как  смертельно  раненый
человек, его била крупная дрожь.
   Майон ничего не успел понять и не успел испугаться - повод  лопнул,  он
полетел на землю, напрягая  мышцы,  чтобы  встретить  удар,  став  упругим
комком.  Упал,  перекатился  вправо,  уклоняясь  от  копыт.  Стук   подков
мгновенно удалился  -  конь  галопом  унесся  в  обратную  сторону.  Майон
поднялся, потирая бок.
   Справа  был  лес,  густой  и  темный,  слева  -  пологий  склон   горы,
редколесье, и  оттуда,  направляясь  вниз,  по-волчьи  бесшумно  скользили
вереницей мохнатые звери, неслись широким махом, перерезая  дорогу.  Майон
насчитал двенадцать и сбился. Он схватился за рукоять  кинжала.  Это  было
бесполезно - одному против такой стаи, -  но  он  не  мог  покорно  стоять
жертвенной свечкой. Блеснуло узкое лезвие.
   Звери остановились  на  расстоянии  броска  камня,  преграждая  дорогу.
Стояли и смотрели на него -  молча.  Ни  лая,  ни  оскаленных  пастей,  ни
взъерошенных загривков. Пожалуй,  они  вели  себя  довольно  мирно.  Майон
разглядел уже, что это собаки, но таких огромных он не  встречал  никогда,
даже у пастухов. В его сердце вошел страх - потому что человеку такие  псы
принадлежать не могут, разве только...
   Сжимая кинжал, он отступил к лесу.  В  голове  был  полный  сумбур.  От
обычных собак можно было спастись на дереве, но эти...
   Стая медленно шла следом, будто задавшись  целью  сохранять  расстояние
меж ним и собой неизменным. "Уж лучше бы дикие звери", - смятенно  подумал
он.
   - Оглянись, Майон!
   Он обернулся.
   Девушка смотрела на него дерзко и насмешливо,  играя  тетивой  золотого
лука. Золотые волосы ниспадали в колчан, путаясь в золотом оперении стрел.
Собаки теперь припали  к  земле  совсем  близко  и  преданно  повизгивали,
взметая хвостами мох и палые листья.
   - Приветствую тебя, Артемида, - сказал Майон, надеясь,  что  смотрит  в
эти синие глаза хладнокровно и с достоинством.
   - Ты не ушибся? - спросила богиня охоты и Луны.
   - Нет, - сказал он, пряча кинжал в ножны. - Не особенно.
   - Я хотела сама выйти тебе навстречу, но мои собаки меня  опередили.  -
Голос был вроде бы виноватым,  но  лукавство  из  глаз  не  исчезло.  -  Я
надеюсь,  что   ты   спешишь   не   настолько,   чтобы   пренебречь   моим
гостеприимством?
   - Я не могу им пренебречь, - сказал Майон.
   - Тебе следовало бы быть более вежливым. Разве трудно сказать, что  мое
приглашение заставляет позабыть о любых делах?
   - Пока не знаешь, для чего тебя приглашают...
   - Наверняка не для того, чтобы зажарить и съесть, я ведь не Полифем.
   - Конечно нет. Ты гораздо опаснее, - сказал Майон.
   - Оказывается, не все  еще  потеряно,  -  смеялась  Артемида.  -  Такое
приятно слышать  и  женщине,  и  богине,  особенно  шальной  дикарке,  как
называют меня некоторые родственники.  Ты,  я  надеюсь,  не  намекаешь  на
историю с Актеоном? Но что мне было делать? Если позволять каждому  нахалу
подглядывать во время купания...
   - Я не это имел в виду, - сказал Майон. - Ты опаснее всех потому, что -
самая  непонятная  и  загадочная.  Ты  скрываешься  в  лесах,  проносишься
видением и снова растворяешься в зелени. Говорят, ты не любишь Олимп?
   - Я его не переношу, - безмятежно сказала Артемида. -  Что  хорошего  в
этой снежной и туманной вершине? К тому  же  там  постоянные  свары  -  то
пытаются свергнуть Зевса, то пресмыкаются перед ним, то вдруг оказывается,
что Гефесту в который раз уж наставили рога,  то  затевается  какой-нибудь
скандал. А я - хозяйка лесов и лунных дорог, я сама  по  себе.  Никого  не
хочу знать.
   - Однако...
   - Я знаю, что обо мне болтают, - сказала Артемида. -  Например,  что  я
была любовницей Геракла. Между прочим, Актеон приставал  ко  мне  как  раз
потому, что наслушался этих басен, - решил, что коль уж и он сын  бога,  а
я, по  слухам,  весьма  доступна,  можно  рискнуть.  А  другие,  наоборот,
приписывают мне разные противоестественные наклонности,  вплоть  до  самых
гнусных.
   - И где же истина?
   - Там, где истине и положено быть, - посередине. Я -  хозяйка  лесов  и
лунных дорог и уверена, что звери  лучше  людей  и  богов.  Уж  они-то  не
предают, будь уверен.
   - Тут я с тобой решительно не согласен, - сказал Майон.  -  Потому  что
есть еще разум и умение творить добро, создавать красоту.
   - Логично, - сказала Артемида.  -  Но  я  -  женщина,  я  не  собираюсь
следовать логике.
   - Уходишь от спора?
   -  Конечно,  -  сказала  Артемида.  -  Я   сумасбродна.   Кстати,   это
человеческая черта.
   - Но ты богиня.
   - Ах да. Но прелесть в том и состоит, чтобы быть то женщиной  -  просто
женщиной, то богиней.
   "То есть вечно между небом и землей, - подумал  Майон.  -  Нескончаемое
балансирование меж двумя масками,  двумя  сущностями,  и  полное  бессилие
выразить себя полностью в одной из них: всегда помнишь, что есть в  запасе
и вторая. Собственно, почему  мы  так  завидуем  богам?  Нас  угнетает  та
определенность и незыблемость, которой они лишены".
   - Пойдем, - сказала Артемида, и он пошел с ней  рядом,  а  по  сторонам
тенями скользили собаки. - Я решила встретить тебя на дороге и  пригласить
в гости, Майон, потому что мне стало известно - ты пишешь о Геракле.  А  я
хорошо знала Геракла.
   - Сейчас я собираюсь писать о Троянской войне.
   - Но ведь одно неразрывно связано с другим.
   - Разве? - сказал Майон. - Геракл погиб до того, как война началась.

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг