нечего было пытаться достать хотя бы одного в броске - слишком далеко, он
не успеет. Все же умирать следовало в полете, в беге навстречу ветру, и он
вложил всю силу в отчаянный прыжок в сторону ближайшего.
Ножи взлетели, свистя.
18. ВРЕМЯ И ПИРАМИДЫ
Нестор Многомудрый, царь Пилоса, дух и мозг Троянской войны, заклятый
враг Геракла, сидел в одном из залов царского дворца, у очага, несмотря на
жаркий день разожженного так, что пламя металось и гудело. Он брал по
листку из лежащей на коленях рукописи Архилоха, бросал в огонь и,
по-птичьи склонив набок голову, внимательно смотрел, как наливаются жаром
буквы, вспыхивают углы, занимается середина и лист превращается в невесомо
колышущиеся лохмотья пепла, а там и пепел рассыпается, уносится в дымоход.
Жаль, что листов осталось так мало, будь его воля, это занятие
продолжалось бы до бесконечности - чтобы не думать.
Не думать он не умел, он привык думать много и углубленно, это стало
необходимой, как дыхание, потребностью, обернувшейся теперь против него
же.
Все ушли. Сначала они были то ли группой единомышленников, то ли стаей,
а теперь он остался один и близился к своему пределу.
Всю жизнь он силился создать нечто несокрушимое и вечное, но оно
утекало сквозь пальцы, как само Время. Когда-то превеликим напряжением сил
ему удалось разрушить все планы Геракла и уничтожить его самого - но искры
разлетелись во все стороны и сияли все эти долгие годы, ежеминутно грозя
пожарами. Троянская война была триумфом, который невозможно было принизить
или замолчать, - но сколоченный им союз распался там же, на берегах
Скамандра, едва только отзвенели мечи: поделив добычу, все расползлись по
логовам. И никому из них эта война не принесла удачи. Агамемнон, на
которого Нестор возлагал большие надежды, которого, стоя за его спиной,
намеревался сделать правителем всей Эллады, был убит собственной женой и
ее любовником. Одиссей бежал в неизвестность. Остальные кончили не лучше.
Все вернулось к прежнему - к скопищу то и дело схватывавшихся в кровавой
грызне царьков крохотных государств. Идеи Нестора не возымели действия -
то ли измельчали властители и не в состоянии были эти идеи воспринять, то
ли... Отважиться на логическое завершение этой мысли он не мог.
Очень хотелось бы о многом забыть: что Тиндарей - отец Елены,
Клитемнестры, Кастора и Полидевка, верный сподвижник Нестора, - обязан
троном Гераклу. Что сам он, Нестор, шагнул во взрослую жизнь спутником
Геракла, участником похода аргонавтов. Но впоследствии честолюбие и
зависть разгорелись в сердце, выжигая его начисто, превзойти старшего
товарища в подвигах и славе хотелось нестерпимо, и не стало у Геракла
врага яростнее и непримиримее Нестора, и его молодость забылась накрепко
не только им, но и всеми остальными. Даже беспристрастные авторы, писавшие
об аргонавтах и начале славных дел Геракла, не помнили, что Нестор
Многомудрый - былой сподвижник Геракла и не последний из аргонавтов. Может
быть, и сам Геракл об этом забыл.
Можно было записать на свой счет и свержение Тезея - но к чему оно
привело? Умница Анакреон - себе на уме, он готовится к схватке за
опустевший трон, с непроницаемым лицом выслушивает поучения, вежливо
благодарит, но про себя думает, что Нестор принадлежит прошлому и мог бы
убраться восвояси. Он был бы неплохим учеником, но не собирается брать
Многомудрого в учителя. И Гомеру он не нужен, у того своя философия -
талант в сочетании с полным отсутствием предрассудков и моральных
препонов, никого он пальцем не тронет, но с железной логикой обоснует
каждое движение своего стилоса и найдет ему оправдание, ссылаясь на высшие
интересы творчества. В конце пути нестерпимо хочется иметь рядом человека,
способного тебя понять, - и сознаешь в глубине души, что такого человека
не найти.
Глядя в пламя, он с трудом вспомнил полузабытую весну, выступавшего в
поход Геракла и себя рядом с ним - молодого, веселого, в доспехах, только
что покинувших оружейную мастерскую. Кажется, звучала флейта, звонко
смеялись женщины, и нежные лепестки яблоневого цвета осыпали доспехи. А
"Арго" - соленая свежесть ветра, скрип канатов, тугой, как девичья грудь,
парус и встающие впереди зеленые склоны таинственных берегов Колхиды. Ведь
было! Было!
Но куда все унеслось, где растаяло? Где лица женщин и друзей, где
неподдельные победы?
"Хоть бы убил меня кто-нибудь", - подумал Нестор.
Знакомо ломило колени, снова пекло под ложечкой, не впервые поднималась
к горлу изжога, и поясница давно уже отзывалась на резкие движения
сверлящей болью. Извечные стариковские недуги не давали забыть о себе.
Если подумать, ничего уже не меняло то, что где-то лежала рукопись
Архилоха, что новые отчаянные головы готовились перевернуть мир. Ворота
Аида скрипели над самым ухом, и оставить после себя оказалось нечего.
Все рассыпалось. Да и было ли?
19. СТРЕЛЫ ЭТОГО ДНЯ
С горы Гаргетта открывался великолепный вид на Афины - город
раскинулся, как красивая игрушка на столе великана. Отсюда, с высоты, не
рассмотреть было отбросов и грязи, прохудившихся заборов и облупленных
стен, уродства, злобы, нищеты и несправедливости. Можно было отдаться
мечтам и представить, что их не существует вовсе. Но огромные бронзовые
барельефы на крыше Дома Богинь Вихря назойливо лезли в глаза, как ком
грязи на белой простыне, их прекрасно было видно и отсюда.
Эант смотрел не на них, а на море, усеянное плавно скользящими над
голубой водой разноцветными парусами. Он все-таки раздобыл меч и то и дело
касался его рукой, но рассматривать не решался - боялся, что Назер
отберет.
- Красиво, правда? - спросил Назер, и кто-то кивнул. Вокруг стояли еще
человек десять, опиравшихся на копья и топоры. - Куда ты смотришь, Эант?
Ты вон туда посмотри - не берут его ни годы, ни бури...
На желтом песке чернел накренившийся на левый борт старый корабль,
отсюда, с горы, расстояние, отделявшее его от воды, казалось ничтожным, он
словно готов был сняться и поплыть, разворачивая испачканный кровью парус.
- Меня всегда интересовало, кто разнес ему борт, - сказал Назер. -
Мидакрит, вы это сами сделали, верно?
- А кто же еще? - хмуро сказал Мидакрит. - Нужно было сразу разломать
его на дрова.
- Ничего, успеем. Эант, отдай-ка меч Мидакриту, он ему привычнее.
Эант насупился, но Назер сам расстегнул перевязь:
- И нечего бычиться. Драться - дело нехитрое. Драться за умы - дело
посложнее. И именно это именно тебе предстоит, так что не торопись лезть в
свалку.
- Ага! - сказал кто-то. - Они готовы, Назер.
На окраине города, на фоне густой серебристо-зеленой листвы олив,
посаженных вдоль дороги в Элевзис еще во времена царя Эгея, вспыхнул
ослепительный солнечный зайчик. Погас, снова блеснул, и еще раз, и еще.
Назер отвинтил крышку цисты, осторожно вытащил стрелы. Наконечники
налились багровым сиянием, казалось, они шевелятся - и люди отодвинулись.
Назер положил стрелу на тетиву. На его руках вздулись мышцы, он до
предела натянул лук, помедлил, словно этот миг, проводивший борозду между
прошлым и настоящим, борозду, которую невозможно уничтожить и никогда не
забыть, имел свой вкус и запах, и его нужно было запомнить, вздохнув
полной грудью. У Эанта замерло сердце в слабом ужасе, тишина была
прозрачной и тяжелой.
То ли тетива выбросила стрелу в прохладный осенний воздух, то ли стрела
сама рванулась вперед. Может быть, ей самой смертельно надоел за эти годы
бронзовый сосуд, может быть, она на свой лад радовалась свежему воздуху и
простору. Пронзительный свист вязнул в ушах, как попавшая при купании
вода. Нестерпимо яркая алая искра, словно поджигающая в полете воздух,
оставляла за собой огненную нить - казалось, ее увидят и слепые. Эта нить
протянулась над дворцом и храмами, кварталами ремесленников и базарными
площадями, садами и улицами, коснулась бронзовых гарпий, и крыша Дома
Богинь Вихря провалилась внутрь, дымя и разваливаясь, взлетел столб
желтого пламени, смешанного с черными клубами дыма, здание рассыпалось,
как сложенный детворой из щепок домик. На улицах замелькали крохотные
фигурки - люди бежали туда, где буйствовал огонь.
Назер наложил на тетиву вторую стрелу, и еще одна огненная нить
протянулась над Афинами. Словно клок высушенного солнцем сена, вспыхнула
казарма "гарпий" возле гончарных рядов. Теперь там и сям появлялись новые
кучки людей, целеустремленно спешивших к заранее известной им цели, и
предметы, которые они несли в руках, временами отбрасывали яркие блики -
солнце играло на блестящих остриях мечей, топоров и копий.
- Давай! - азартно выкрикнул Эант. - Там еще казарма, у фонтана!
Назер, натянувший было лук, внезапно повернулся и выпустил стрелу
совсем в другую сторону, в направлении моря. Ослепительно сверкавшая нить
пролегла над песком, алая искра коснулась старого корабля. Померещилось
или правда было - над пустынным берегом пронесся стон бессильной злобы.
Столб дыма потянулся к небу.
- Вот так, - сказал Назер. - Клянусь огнем, в мире и так достаточно
падали.
Он вновь стал похож на очень красивого веселого сатира, белые зубы
сверкали из буйной бороды, глаза смеялись, и по-прежнему было ясно каждому
смотревшему на него, что земля велика и могуча, что ее хмельные соки кипят
животворящей силой, что ни угасания, ни смерти - нет.
- Малыш, я вижу на твоем лице выражение триумфатора, - сказал он. -
Рано, ты уж поверь. Всего лишь три столба пламени. Нам еще столько
предстоит сделать. Особенно тебе - твоим оружием будет слово. Пошли?
Он поправил меч и стал спускаться с горы, и за ним двинулись другие.
Эант заторопился следом. Впервые он не обиделся, когда его назвали
малышом.
1985
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг