убедишься, что мои леса прекраснее любого дворца.
- Ох, и упряма ты, бессмертная, - сказал Майон. - Снова приглашаешь на
должность придворного аэда?
- Все люди кому-то служат. А быть аэдом богини - не самая незавидная
должность.
- Смотря что тебя заставляют делать, - сказал Майон. - Я не могу,
понимаешь? Геракл был великий герой, и я не могу представить его
безвольной куклой, слепо выполняющей волю прекрасной повелительницы.
- А у тебя есть возможность свободно заниматься, чем ты хочешь? Со мной
ты создашь хоть что-то. Без меня - ничего. Или ты надеешься на
заступничество моих божественных родственников? Да ты хоть знаешь, что
произошло на Олимпе?
- Значит, они...
- Да! - Артемида повернула к нему прекрасное и злое лицо и продолжала
размеренно и ровно, словно вбивала гвозди в сухую доску. - Ничего у них не
вышло. В который раз уж не хватило смелости. Зевс снова призвал из Аида
гекатонхейров, и отважные мятежники геройски отступили и смиренно
покаялись. Афина теперь пальцем о палец не ударит, Посейдон носа не
высунет из пучины, а остальные и внимания не стоят. Я-то их прекрасно
знаю, эту свору лизоблюдов, трусов и подхалимов.
Майон снова подумал о том, какое страшное оружие находится в его руках,
оружие, которого боятся и жаждут и люди, и боги.
Артемида взяла его лицо в ладони и прошептала:
- Майон, милый, ну пожалуйста, временами так одиноко...
И он, как в прошлый раз, едва не поддался ее красоте, синему пламени
глаз, печальным и сладким запахам осени и обыкновенной женской тоске,
унылой и пронзительной. Не требовалось большого ума, чтобы сообразить, как
она несчастна и одинока, понять, что звание богини ни в коем случае не
приносит с собой автоматически счастья и удачи. Но и дорога, на которую
она звала, была не по нему. Перед глазами стоял могучий, целеустремленный,
добрый герой в львиной шкуре, воин справедливости.
- Прости, но ничего не выйдет, - сказал он тихо, борясь с жалостью и
смертной тоской молодого тела, юной души. - Прости, Делия, нельзя иначе.
Она вскочила, словно взметнулось в ночи пламя далекого подожженного
города, синие глаза от гнева стали цвета грозовой тучи, в голосе звенела
чисто человеческая, женская обида и уязвленная гордость:
- Ну и пропадай! Пропадай!
Повернулась так круто, что золотые стрелы едва не рассыпались из
колчана, и исчезла за дверью. Следом метнулся пес, скребнув когтями по
полу. Визг, бухающий лай, топот дикой охоты наполнили дом, выплеснулись во
двор, на улицу и унеслись с быстротой ветра. Стало очень тихо. И грустно -
прощай, Делия, пленительная и безгранично одинокая хозяйка лесов, не
получившая вместе с бьющим без промаха золотым луком счастья и покоя.
Тут в комнату влетел Эант, взъерошенный и перепачканный. Не было
времени удивляться. Майон толкнул его в темный угол меж очагом и дверью,
выглянул в окно, успел заметить, что к дому сбегаются кучками и поодиночке
стражники. Перед лицом мелькнуло острие копья, и он отпрянул в комнату.
Тут же окно вновь закрыли доски, и застучал молоток. В коридоре гремели
шаги, дверь снова захлопнули и задвинули столом.
- Ты откуда взялся? - строгим шепотом спросил Майон.
- По крышам пробрался. Вокруг полно гоплитов, а про крыши они не
догадались. Учитель, это ведь Артемида была? Красивая какая!
- Она, - сказал Майон.
- Она хотела тебя освободить?
- Ага.
- А почему?
- Потому что за свободу нужно платить, - сказал Майон. - И цена не
всегда устраивает. Потом поймешь. Где Гилл?
Они сидели на корточках и разговаривали шепотом, не сводя глаз с двери.
- Убили. Забрали все бумаги.
- Значит, все было зря.
- Но рукопись Архилоха у меня, учитель. Ее принес один сыщик. Он
сказал, что уведет их за собой и чтобы я берег рукопись, потому что тебя,
наверное, тоже...
Он сморщился и скривил рот, глаза влажно блестели.
- Цыц! - сказал Майон. - Нашел время. Хныкать некогда, тебе придется
срочно становиться мужчиной, малыш, время требует.
Эант закивал, смаргивая слезы:
- Учитель, неужели ничего нельзя?..
Майон напряженно думал - как в нескольких словах объяснить мальчишке
всю дальнейшую дорогу и научить никогда не сворачивать с нее наперекор
усталости и лжи, соблазнам и смерти, предательству и разочарованию? Должны
были существовать такие слова.
- Рукопись у тебя, - сказал Майон. - Она тебе поможет. Всегда служи
истине, не бойся ни людей, ни богов, будь стоек. Мы не успели, но вам идти
дальше. Держись Назера, если он жив.
- А Гомер?
- С Гомером тебе не по пути. Потом поймешь.
Глаза у Эанта были на мокром месте, но смотрел мальчишка решительно и
дерзко, и у Майона стало спокойно на душе.
Он прислушался: в коридоре зашевелились. Раздались громкие голоса,
суета несомненно возвещала о прибытии кого-то облеченного властью.
- Быстро! - Майон подтолкнул мальчишку к очагу. - Уместишься? Я
когда-то умещался...
Он подсадил Эанта, и тот кошкой скользнул в дымоход, повозился,
устраиваясь. Взвилось невесомое облачко сажи.
- Все? - Майон заглянул в дымоход. - Теперь - ни звука.
Он подбежал к столу и уселся. Дверь распахнули, воцарилась почтительная
тишина, и в комнату вошел Нестор Многомудрый, царь Пилоса, дух Троянской
войны, последний осколок былых интриг и сражений, когда-то сотрясавших
Элладу и сопредельные страны.
- Ну разумеется, не могут без дурацкого рвения. - Нестор подошел к окну
и, не повышая голоса, приказал: - Убрать все, болваны. Обязательно нужно
творчески развить приказ начальства, видите ли...
За окном затрещало - доски торопливо отдирали, кажется, голыми руками.
- Итак, Майон, от тебя отступились не только люди, но и боги, - сказал
Нестор. - В тебе просто рыбья кровь, если ты не моргнув глазом отказался
от очаровательной Делии. Ну-ну, не нужно сверкать на меня глазами, я шучу.
Я прекрасно понимаю, что причиной всему - твои высокие душевные качества.
Они-то меня и привлекают, но одновременно осложняют дело и превращают тебя
в чрезвычайно опасного противника. Труса я бы запугал, жадного - купил. У
великолепного Гомера есть свои убеждения, где-то смыкающиеся с нашими,
оттого он служит нашему делу искренне и бескорыстно. Между нами уже нет и
не может быть никаких умолчаний и неясностей, так что я буду откровенен:
либо ты сменишь убеждения, либо... - Он с неожиданным юношеским
проворством придвинул табурет и сел напротив. - Ты, конечно, досыта
наслушался разговоров, что Нестор, мерзавец этакий, насаждает повсюду
тиранию и ложь. Но вряд ли ты задумывался над сущностью этих слов. Люди
легко совершают распространенную ошибку: бездумно произносят с осуждением
какое-то слово и считают, что все этим объяснили и вынесли приговор.
"Тирания" - и на троне громоздится щелкающий клыками людоед. "Ложь" - и
возникает что-то скользкое и омерзительное, как забравшаяся в постель
жаба. Но никто не берет на себя труд вглядеться пристальнее в то, что
кроется за словами. Для меня было бы предпочтительнее не разрушать и жечь,
а завоевывать сторонников.
- Я весь внимание.
- Не иронизируй.
- Я не иронизирую, - сказал Майон. - До сих пор я получал сведения из
вторых рук и шел по твоим следам. Теперь ты здесь, и мне действительно
хочется тебя понять.
- Это уже кое-что... - сказал Нестор. - В Египте есть любопытная
поговорка: "Все боится времени, но время боится пирамид". Начнем с того,
что пирамида незыблема и неизменна и не таит никаких неожиданностей.
Каждый знает свое место, как загнанный в стену гвоздь. Сверху вниз идут
приказы, и каждая ступенька полна покорности перед более высокой. Меж тем
демократия всегда непредсказуема, так как слишком многие получают
возможность влиять на государственные дела. Разве допустимо, чтобы на
телеге сидели десять погонщиков и мешали друг другу?
- Но это означает, - сказал Майон, - что демократия опасна лишь для
человека, сидящего на самой вершине. Для тебя, скажем.
- Правильно. Потому что люди изначально разделены на тех, кто
властвует, и на тех, кто подчиняется. А демократия предлагает нечто
неприемлемое: человека, рожденного для того, чтобы властвовать, вдруг
опутывают по рукам и ногам дурацкими установлениями, мешающими ему
проявить свои качества государственного деятеля. Что мы и наблюдали во
времена царствования Тезея. То, что он надел железную узду на царедворцев
и сановников, заслуживает восхищения и понимания - так и следует поступать
сильному правителю. Но зачем доводить до абсурда? До агоры, где любой
шорник или землекоп может держать речь перед скопищем таких же скотов, и к
их гаму вынуждены прислушиваться во дворце.
- Вон оно что, - сказал Майон. - Значит, снова деление людей на
погонщиков и скотов?
- Между прочим, это заимствовано у матери-природы, - сказал Нестор. -
Ничего даже отдаленно напоминающего демократию ты у животных не найдешь.
Как и писаных законов, с помощью которых слабый может защититься от
сильного. Везде одно и тоже - силой утверждающий свою волю вожак и
покорная стая. А мы - не более чем часть природы, следовательно, должны
жить по ее обычаям.
- Часть природы, но не ее слепок. Слишком многое отличает нас от
животных.
- А жаль, - сказал Нестор. - Этот проклятый человеческий мозг,
наделенный способностью протестовать, сомневаться, создавать растлевающие
умы миражи...
- Между прочим, кое в чем ты сам себе противоречишь. Та же волчья стая
не знает лжи. Ложь выдумали люди - но это, к счастью, не единственное,
отличающее нас от животных.
- А что такое ложь? - спросил Нестор. - Существует ли она? Это еще одна
интересная тема - о взаимоотношениях правды и лжи. Мы не видим ничего
противоестественного в том, что игрушечник продает синих глиняных львов и
зеленых лошадок, хотя прекрасно знаем, что не существует синих львов и
зеленых лошадок. А сказки не есть ли искажение истины? Разве знание
существует в виде какого-то явления, строго подчиняющегося законам
природы, как дождь или радуга? Почему бы не предположить, что знание
пластично, аморфно и с ним можно обращаться, как с сырой глиной? Это
касается и Троянской войны, и всего, что так усердно разоблачал мозгоблуд
Архилох. Существовала некая Действительность, но мы превратили ее в некое
Знание, вполне приемлемое для умов, превратили точно так же, как
превращаем зерно в хлеб, а лен - в полотно. Вот и все. Стоит лишь
допустить, что существует закон превращения действительности в знание - и
все встанет на свои места, страсти утихнут.
Майон собрался с мыслями - он должен не забывать и о жадно слушавшем
мальчишке в дымоходе. В необогащенный жизненным опытом ум могла попасть
капля отравы, таившейся в этом ласково журчащем голосе.
- Хорошо, - сказал он. - Я готов пойти на уступку и приравнять
изобретенные тобой и тебе подобными законы к законам природы. Но ведь
законы природы делятся на полезные человеку и вредные. Дождь помогает
земледельцу, ветер вращает мельничные колеса и движет корабли, но
землетрясения лишь губят дома и людей, а эпидемии опустошают города. Точно
так же ваши законы оставляют повсюду горе и кровь. И если мы не в
состоянии победить землетрясение, то придуманные законы победить возможно.
Жаль, что Эант не видел в эту минуту лица Нестора - мальчишке это
помогло бы покрепче уяснить некоторые истины. Нестор стал страшен: ничуть
не приукрашенный портрет черной и безжалостной души.
- Оказывается, ты даже опаснее, чем я думал, - сказал Нестор тихо и
недобро. Но как-никак он был Многомудрым и легко овладел собой, прогнал с
лица бешенство, как смахивают пыль с зеркала. - Ты говоришь, ветер и
дождь? Но ведь их польза и вред относительны. Благодатный для земледельца
дождь приносит неудобства тому, кто разложил на солнце выбеленные холсты.
И так далее.
- Вот как? - сказал Майон. - Но жители Трои были не относительны. Они
были люди из плоти и крови, жившие в красивом, богатом городе. Теперь там
только развалины и запустение. А разве Геракл был относителен? Или
безжалостно перебитые кентавры? Ты играешь в слова, как детишки в шарики.
Или есть еще один закон - государственная необходимость? Менестей, я
думаю, тоже спит и видит, как бы зарезать тебя во имя государственной
необходимости, как он ее понимает.
- Это относится скорее к Менестею, - сказал Нестор тихо. - А с ним мы
решительно расходимся. Его хватает лишь на то, чтобы жечь библиотеки и
преследовать таких, как ты. А мы вовремя поняли, что искусство и науки не
следует тупо уничтожать - их следует лишь держать под строжайшим
присмотром. В Трое мы не опоздали. Там переняли у хеттов умение шлифовать
линзы и мастерить эти штуки для рассматривания неба. Но когда человек
начинает разглядывать горы на Луне и следить за движением звезд, у него
рождаются опасные для богов мысли.
- Ты и о репутации богов заботишься?
- Как же иначе? И богов, и людей породила когда-то Мать-Гея. А ты
знаешь, кто распустил по свету легенду о том, что людей создал Прометей? В
самом деле, нет? - Он приложил руку к груди и поклонился. - Скудный
Нестор. Задумка не столь уж плоха - довести дело до абсурда и приписать
Прометею как можно больше чудес, превратить бунтаря в степенного
олимпийца. Потом можно пойти дальше. Когда-нибудь окончательно забудут,
что жил Уран, первый царь богов, что жил Крон, что богов и людей родила
Гея, что Зевс смог воцариться лишь после яростной десятилетней войны с
титанами, которую едва не проиграл. Будут считать, что всегда был только
Зевс.
- Но это означает, что у людей будут отбирать все больше знаний и воли,
- сказал Майон.
- Так легче править людьми.
- Так ты сам загоняешь себя в ловушку и готовишь будущее поражение, -
сказал Майон. - Государство сильно, пока у него есть идеи, за которые
стоит драться. Та же Спарта напоминает гигантскую казарму, где все
управляется лишь страхом перед наказаниями.
- Следовательно, нужно создавать идеи, которые поддерживали бы Спарту.
- Понятно, - сказал Майон. - Создать насквозь фальшивые "ценности
духа"? Но это невозможно, фальшивка в конце концов всегда будет
распознана. Нельзя же обманывать народ до бесконечности. И еще. Ты
несколько раз повторил "мы". А кто это? У тебя же никого нет, только слуги
и наемники. А духовных сподвижников почти нет и скоро совсем не будет. Мне
кажется, ты страстно мечтаешь об единомышленниках, но не выходит ничего.
Нестор встал, задумчиво пошевелил бледными губами, словно стараясь
припомнить что-то исключительно важное, что позволило бы ему одержать в
споре решительную победу.
- Мне очень жаль, - сказал он наконец.
Он вышел, притворив за собой дверь, и Майон в два прыжка оказался у
очага. Спросил тихо:
- Все слышал?
- Да, - раздался шепот.
- Не забудешь?
- Нет.
Майон отскочил а повернулся к двери. Ее распахнул стражник и равнодушно
бросил:
- Выходи, что ли?
Все - от царского дворца до колченогой скамейки во дворе - останется на
своих местах, но солнечный осенний мир погаснет для него, как выгоревший
светильник. Останутся все лица, слова, запахи и звуки, только его не
будет. Невозможно было в это поверить, в сознание не вмещалось, хотя
сознание способно вместить в себя всю Вселенную, в нем совершенно нет
места для такой вещи, как смерть.
"А древние почтенные города Эллады еще горделиво именуют наши юные
Афины провинцией, - подумал он. - И тем не менее провинция эта кое-чему
научила и кое-что доказала - не зря затратил на нас столько сил сам
Многомудрый Нестор..."
Стражник ударом кулака вытолкнул его на улицу и с треском захлопнул
калитку. Майон удивленно оглянулся, но тут же все понял. Справа во всю
ширину улочки стояли четверо, и слева такие же, хмурые, тусклоглазые, и
возле дома напротив. Остро посверкивали спартанские метательные ножи, и
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг