раба к сонму предшествовавших. Майон осознал, что труды по созданию
напыщенного батально-любовного полотна были бы оплачены аккуратно и щедро,
с привычной скукой изощренных ласк.
- Ты помнишь Париса? - спросил он неожиданно для себя.
Ее брови дрогнули, впервые Майон заметил в ней нечто не наигранное -
она задумалась, не сразу вспомнила.
- Парис... Парис... Тот юнец, что дерзко похитил меня, и тем вызвал
великую войну? Странно, я только сейчас подумала, что не помню лица, цвета
глаз. Но разве дело в каком-то Парисе?
- А Тезей? - перебил Майон.
Брови снова взлетели, но уже привычно-капризно.
- Тезей... Ну да, ваш царь. Разве я с ним когда-нибудь встречалась?
"Вот так, - подумал Майон. - Эти серые спартанские глаза как отражение
хмурого неба..." Сколько же она искалечила судеб - равнодушно, походя,
невзначай, и тех людей, сквозь жизнь которых мимолетно прошла случайной
непогодой, и тех, кого отправила в Аид эта война, где расчетливую подлость
и примитивную корысть маскировали заботами о спасении чести красивой
куклы.
Он поклонился и пошел к выходу, чувствуя спиной недоумевающий взгляд,
за которым неминуемо должна была последовать злость, хотя, разумеется,
Елена вряд ли поняла бы причины его внезапного ухода.
Не замечая встречных, он вышел из дворца и бесцельно побрел по улице,
окончательно прощаясь еще с одной сказкой, умершей на пути из юности в
зрелость. Он понимал, что иначе нельзя, что сказки делятся на исчезнувшие
однажды бесповоротно и спутников до смертного часа. Но все равно было
горько.
Он ощутил руку на своем плече.
- Мне сказали, что ты разыскивал меня.
- Здравствуй, Прометей, - сказал Майон.
11. НЕКОГДА ЖИЛ ГЕРАКЛ...
- Я бьюсь с тобой второй час, - сказал Гилл. - Будешь ты говорить или
нет? Пора бы...
Анакреон молчал. Потрескивали факелы на стенах, бросая шевелящиеся тени
на лица, на стол, на девственно чистый лист бумаги, - на этот раз Гилл
решил обойтись без Пандарея и записывать сам, но записывать-то как раз
было нечего.
- Ну?
- Мне нечего сказать, - пожал плечами Анакреон. - И я не понимаю, чего
ты от меня хочешь. Не понимаю, почему меня схватили посреди ночи,
перевернули все в доме. Ты уверен, что царь Тезей одобрит такие выходки?
- Я уверен в том, что ты - последняя сволочь. Как к тебе попала
рукопись Архилоха?
- Да я ее впервые вижу, - сказал Анакреон.
Он сидел красивый, подтянутый, ни следа волнения или страха, руки
сложены на коленях, не шелохнутся. Он сохранял полнейшую бесстрастность,
лишь глаза смеялись - впрочем, не слишком явно. Он был как панцирь, от
которого бессильно отскакивали любые стрелы. И Гилл никак не мог понять,
на что этот мерзавец надеется, - рано или поздно улики отыщутся. Неужели -
поздно? Неужели они начнут уже этой ночью?
- Короче говоря, ты невинен, как новорожденный теленок, - сказал Гилл.
- На тебя возвели какой-то коварный поклеп, верно?
- Иначе я никак не могу объяснить происходящее.
- Ну да, - сказал Гилл. Он присел на краешек стола и смотрел
собеседнику в глаза. - А не кажется ли тебе, что ты просто-напросто
переиграл? Что ты недооцениваешь мой скромный умишко? Самый невозмутимый
человек на свете выйдет из себя, когда его посреди ночи стащат с
супружеского ложа, приволокут в подвал, обвинят в государственной измене -
особенно если это человек верный, честный и ни в чем не виноватый. Ты
должен был плюнуть мне в глаза, вспылить хотя бы для вида, разыгрывать
оскорбленного. А ты невозмутимо принял все как должное. Ты переиграл,
милый. Был уверен, что все концы спрятаны надежно и оттого не продумал,
как вести себя при аресте. Любой вор, когда его с поличным хватают на
рынке, в сто раз гениальнее играет оскорбленную невинность. Ну?
Он дорого бы дал, чтобы увидеть в этих насмешливых глазах если не
испуг, то растерянность хотя бы. Бесполезно.
- Ну, хорошо, - сказал Анакреон. - Я в самом деле тебя недооценил.
- Сознаешься?
- В чем? Давай прикинем. Ты не в силах доказать, что рукопись Архилоха
передали мне убийцы. Более того, у тебя нет людей, которые способны
свидетельствовать, что именно эта пачка бумаги - рукопись Архилоха. Ну а
если так, из чего следует, что именно ее взяли у убитых и передали мне?
- То, что это именно взятая у убитых рукопись, подтвердит Даон.
- Ну и что? - спросил Анакреон. - Кто видел, как ее передавали мне?
Вносили в мой дом? Кто докажет, что я ее вообще видел? Что я послал убитым
записку с твоей печатью? Хвала Тезею, у нас существуют писаные законы. Кто
рискнет пытать меня или судить на основании столь шатких обвинений? И ты
не рискнешь.
Он бил без промаха - не было прямых доказательств, не было свидетелей,
Гилл не мог идти против афинских законов и собственных принципов, на этих
законах основанных.
- Ты прав, - сказал он глухо. - Я не могу идти против законов и своей
совести, стоящей на страже этих законов. Но ты должен понять - только боги
не оставляют никаких следов, не делают ошибок. А ты не бог. Рано или
поздно мы найдем улики или свидетелей.
По лицу Анакреона скользнула снисходительная улыбка.
- Нет у вас завтрашнего дня, Дориец, - сказал он. - Нет, понимаешь? И
не потому, что вы опоздали. Вы просто пытаетесь встать на пути горного
обвала. Сметет.
- Яснее можешь?
- Не стоит, - безмятежно сказал Анакреон. - Успех предрешен. Со своей
игрой в демократию Тезей надоел не только нам, но и Зевсу. Боги желают
видеть на земле лишь отражение заведенных на Олимпе порядков - безо всяких
выкрутасов вроде писаных законов.
Он улыбнулся с нескрываемым превосходством, но Гилла это совершенно не
задевало.
Гилл крикнул стражу.
- Посиди под замком и подумай, - сказал он Анакреону.
Сел за стол и придвинул к себе рукопись Архилоха. Отрешился от мира за
дверью, насколько это было возможно. Он читал захватывающее и несомненно
подлинное повествование о давних временах, когда были молоды Геракл, Тезей
и их сподвижники, целеустремленно уничтожавшие чудовищ, вразумлявшие
воинственных царьков где уговором, где мечом, гасившие в зародыше войны. И
параллельно - рассказанная с безжалостной прямотой очевидца, не
намеренного приукрашивать и лгать, история многомудрого Нестора и его
сторонников, исступленно готовивших грабительский поход на Трою. Яд и
кинжал, клевета и подлог, фальшивые предсказания Дельфийского, Дадонского
и других оракулов, якобы гарантировавшие милость богов и победу
осаждавшим; подкупленные прорицатели вроде бежавшего из Трои и предавшего
свой народ Калханта. И многое другое.
Как оказалось, у горы Эримант Геракл встретился с вождями кентавров и
другими соратниками, чтобы обсудить план последнего удара по Нестору и его
сподвижникам (те уже вели бешеными темпами подготовку к Троянской войне,
уже были намечены марионетки, которым предстояло привести все в действие).
Архилох с Тезеем отсутствовали, что их и спасло от Эримантской резни.
Узнав, что цвет их военачальников истреблен вместе с большинством
кентавров, что Геракл убит, а стрелы похищены, что делу нанесен почти
непоправимый урон и все нужно начинать сначала, они едва не опустили руки.
Но духом окончательно не пали. Тезей отправился в Афины. Куда собирался
Архилох - неизвестно, он написал лишь, что оставляет рукопись у надежного
человека, прежде чем пуститься в опасное путешествие. "Совсем не
исключено, - подумал Гилл, - что он направился в Фивы, город, всецело
поддерживавший Геракла".
Теперь Гилл мог восстановить дальнейшие события. Под притянутым за уши,
насквозь лживым предлогом спартанское войско обрушивается на Фивы и
разрушает город (может быть, Архилох в Фивах и погиб). Афины бездействуют
- Тезей остался один-одинешенек, город и жители еще не оправились после
недавнего нападения спартанцев, произведенного якобы в отместку за
похищение Тезеем Елены. (То, что Тезей вернул Елену в целости и
сохранности, на Спарту никакого впечатления не произвело. Гилл уже не
сомневался, что и первое похищение Елены было срежиссировано Нестором и
Агамемноном, - чтобы разгромом Афин подорвать силы Тезея и оторвать его от
Геракла).
А тут еще загадочная смерть братьев Елены Кастора и Полидевка. Эти
бесшабашные и разгульные молодцы, несмотря на все свое легкомыслие и
ветреность, сестру все-таки любили - свидетельства тому имелись, - и вряд
ли им могло понравиться, что девушкой из знатного рода играют, как куклой:
то подсовывают Тезею, то, разыграв спектакль, известный как "состязание
женихов", отдают Менелаю, то бросают в объятия Париса. Сыграла свою роль и
фамильная спесь, и обида на папашу Тиндарея, позволяющего проделывать
такое с собственной дочерью, которая к тому же была как-никак внучкой
Зевса. Без сомнения, братья многое знали об истинной подоплеке дела и
наверняка не одиножды выражали недовольство. Потому вскорости братья
гибнут в нелепой, непонятно кем организованной стычке.
Дальше совсем просто. Созданного Гераклом союза больше не существует.
Геракл мертв, как и почти все его видные сподвижники, перебиты кентавры,
разрушены Фивы, слабы Афины, уцелевшие разобщены и бессильны. И уже нет ни
времени, ни желания задумываться над случившимся у горы Эримант. Другие
события заслоняют все - коварно похищена Елена, оскорбленный муж Менелай и
оскорбленный отец Тиндарей мечут громы и молнии, просят помощи у друзей,
боги благословляют на справедливое мщение, ахейская армада отплывает из
Арголидского залива, и на ближайшее десятилетие все помыслы и усилия
Эллады поглощены Троянской войной.
Гилл отложил рукопись. В душе не было ничего, кроме безграничного
сожаления и горечи. Факелы догорели, в сером рассветном небе за окном
медленно растворялись звезды и уже проглядывала синева. Глядя на
пожелтевшие листы, он снова и снова пытался понять, где был бы он и что
делал, если бы довелось жить в то бурлящее время.
Ответ не давался в руки.
12. ПРОМЕТЕЙ СЕГОДНЯ
- Значит, ты так и живешь здесь? - спросил Майон. - Ремесленник из
квартала кузнецов...
- А что прикажешь делать? - сказал Прометей. - Требовать возведения
храмов в мою честь, подбирать себе жрецов, которые вскорости начнут
обирать простаков и вольно толковать "мою" волю? Если ты хорошо знаком с
моей прежней жизнью, то должен знать, что я и раньше к этому не стремился,
а уж теперь - тем более. Между прочим, все, что есть в этом доме, я сделал
сам. Не так уж плохо, верно?
- И все же ты мог бы как-то влиять на события.
- Как? Конечно, нашлось бы немало людей, которые с готовностью
последовали бы за богом. И таких, которые творили бы что угодно,
прикрываясь званием моих последователей. И таких, которые независимо от
меня объявили бы себя моими последователями. А я принужден был бы
постоянно надзирать, поминутно карать одних и поучать других. Из меня, в
таком случае, вышел бы тиран и мелочный опекун похлеще Зевса.
- Но ведь есть и достойные твоей поддержки?
- Конечно, - сказал Прометей. - Только достойные сами достигнут своей
цели и, поразмыслив, поймут, что я им вовсе не нужен. Я им когда-то дал
огонь и научил кое-каким ремеслам - потому что ими тогда владел только я.
И хватит. И достаточно.
Он сидел напротив Майона за искусно сработанным столом, высокий и
сильный, с лицом, навсегда опаленным жаром кузнечного горна, и ничем не
отличался от обыкновенного человека - гордая осанка не редкость среди
людей, знающих цену своему мастерству. Разве только страшные бугристые
шрамы на широких ладонях - но у людей встречаются и страшнее. И выкованное
из его цепи железное кольцо с кусочком той самой скалы - но мало ли какие
кольца носят люди?
- Накрепко запомни одно, - сказал Прометей. - Мир очень юн. С тех пор
как после потопа из горстки уцелевших возродилось человечество, сменилось
всего девять поколений. Добро и зло, подлость и благородство - все это еще
не сформировалось окончательно и не застыло, как расплавленный металл в
литейной форме. Нужно окончательно победить зло, а если сделать это не
удастся сегодня или завтра, ибо зло штука цепкая, то нужно научиться
бороться с ним и не опускать рук, пока оно не исчезнет. Главное - не
опускать рук и не склонять головы, верить, что зло не вечно. Впрочем, если
бы ты думал иначе, ты не увяз бы с головой во всем этом деле и не пришел
бы ко мне...
- Нас плохо учили бороться со злом, - сказал Майон. - Вернее, совсем не
учили. Это нас не оправдывает, но все же сыграло свою роль.
- А вы деритесь, - сказал Прометей. - И учите тех, кто моложе, чтобы
они не оказались в вашем положении, - вы ведь теперь понимаете, в чем
ошибки предшественников.
По комнате, лязгая и громыхая, прошел переваливающейся утиной походкой
железный человек и подбросил дров в очаг.
- Сам сделал, - сказал Прометей. - Конечно, далеко ему до Гефестовых
золотых слуг, но подмастерье в кузнице из него получился. - Он рассмеялся
и хлопнул Майона по колену: - А что, Майон, отдать вам этого болвана,
пусть шагает впереди с дубиной и молотит направо-налево, а? Нет, нельзя -
болван с тем же успехом может служить вашему противнику, если перепутает,
в какую сторону идти, у него и места-то для мозгов в голове нет...
- Как ты думаешь, удастся то, что на Олимпе затеяли против Зевса?
- Не знаю, - сказал Прометей серьезно. - Зевса давно пора сбросить, но
весь вопрос в том, как преодолеть страх перед ним. Он заставил забыть, что
когда-то был слаб и жалок, что без помощи других небожителей никогда не
завладел бы Олимпом, что молнии ему некогда подарили циклопы, а не сам он
их создал, как вас учат.
- Прости, если я тебя задену, - сказал Майон, - но ведь, когда Зевс
сверг своего отца Крона и против Зевса из-за этого поднялись титаны, ты
дрался на стороне Зевса. И сыграл большую роль в его победе.
Наступило долгое молчание, беспокойное и саднящее, только железный
человек, побрякивая, хлопотал у очага.
- Ну что ж, - сказал Прометей. - За всю мою жизнь додуматься до этого
вопроса и задать его смогли только Геракл, Тезей, Архилох и ты... Все
равно, Майон. Мы, как и люди, взрослели, мужали, изменялись в лучшую или
худшую сторону. Все были гораздо моложе. И он был другим. Это теперь Зевс
поверил, что бессмертие и вечность - одно и то же, и его трон вечен. Есть
еще какие-нибудь вопросы, которые тебя мучают?
- Конечно, - сказал Майон. - Я узнал все подробности жизни Геракла и
Троянской войны. Но у меня не укладывается в голове - понимаешь, просто не
укладывается - несоответствие между тем, как все было на самом деле, и
тем, как это все представляют. Мне не хочется верить, что люди были
способны так поступать. И ничего не может мой ум с сердцем поделать.
- Понятно, - сказал Прометей. - Конечно, тебе бы поговорить откровенно
с кем-нибудь из умельцев перекрашивать черное в белое. Но никого из них не
осталось, кроме Нестора, а откровенничать он ни с кем не станет. Одиссей
неизвестно где, может быть, его и в живых нет. От Елены толку не
добьешься. Но возможность есть - в том случае, если ты отправишься в Аид,
уж там-то сможешь побеседовать с кем угодно... Не побоишься?
- Нет, - сказал Майон, борясь с липким ознобом страха. - В конце
концов, люди там бывали и возвращались оттуда...
- Молодец, - сказал Прометей. - Провожатого дам. - Он кивнул в сторону
железного человека. - Болван, но дорогу указать и к месту проводить
способен. И вот что еще, Майон: некоторые сказки мне приписывают создание
людей. Ложь. Ни я, ни Зевс, никто вас не создавал. Я только дал вам огонь
да научил самому необходимому. И ни в чем не раскаиваюсь. Крепко запомнил?
13. ЦАРСТВО СЕРОГО СЧАСТЬЯ
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг