С изначальных времен повелось, что застенки размещают у самой земли, а
то и под землей, словно стараясь укрыть от солнечного света и жертв, и
палачей. В основе, думаю, лежит доставшееся нам от зверей подсознательное
стремление надежно укрыть добычу. Мне пришло в голову, что об этом
свойстве людей, безусловно, следует упомянуть в моем труде, представить
как еще одно проявление животной сущности человека. Лишний аргумент не
помешает.
Меня вели вверх, перестали толкать, и не слышно было, чтобы пьянчуг
тащили следом. Конвоиры свернули налево, потом направо, снова налево, мы
шагали по чему-то мягкому, вернее всего по коврам, звуки наших шагов
отнюдь не напоминали гулкий топот ног по голому тюремному полу. Я ощутил
стойкий запах дорогих благовоний и, наверное, впервые в жизни прошептал:
"Хвала священному петуху, символу бога солнца, хвала священному быку,
хвала священному дельфину..." Хватит. Кажется, обошлось...
С меня содрали мешок. Я стоял в богато убранной комнате. Небрежно
отстранив стоявшего у двери солдата, в комнату вошел скромно одетый
человек. Увидев его, я окончательно забыл о темных подземных застенках.
Правда, душевного спокойствия у меня не прибавилось, скорее наоборот. Я
давно его знал и благоразумно заботился, чтобы наши пути не пересекались,
а интересы не сталкивались, - для меня схватка с ним была бы гибелью.
Клеон его звали - вольноотпущенник, верный пес Пасифаи, главный
поверенный ее тайных дел. Личность, обладавшая могуществом, стократ
превосходившим мое даже во времена моего расцвета. Я не мог понадобиться
ему ради пустяка...
- Стерегите этого человека, - сказал Клеон, не глядя в мою сторону. -
Когда вернусь, скажу, что с ним делать дальше.
И скрылся в другой двери.
БИНОТРИС, ЧИСЛИТСЯ ПОДМЕТАЛЬЩИКОМ ДОРОЖЕК В ДВОРЦОВОМ САДУ
Ну а этот кубок - во здравие священного петуха! За быка я уже пил
вроде. Эх, жизнь ты наша, эх, капризы богов, что вы с человеком-то
выделываете! Плохо только, что в одиночку пить приходится, собутыльника
иметь не разрешают, но, с другой стороны, имея такие деньги, имея такое
вино... На кой ляд собутыльники, если разобраться? Ну их.
Нет, ну это ж надо! Тетка моя путается с одним царским соглядатаем, а у
того брат служил в дворцовой страже, а у того племянница была любимой
флейтисткой царя нашего, высокого Миноса. Вот и покатилось от человека к
человеку, когда двадцать лет назад захотелось мне получить беспечальную
доходную работенку.
Нашли такую, порадели за родственничка, ничего не скажешь. Пить вот
приходится в одиночку, потому что, если словечко сболтнешь, - крышка. Ну
да за такие деньги, с таким вином... Здравие великого Миноса!
Отменным все-таки мастером был Дедал. Голосники эти придумал, трубы
хитрые, что-то там еще, все в стены поупрятано, я и не интересуюсь.
Наворотил умелец - мне самому иногда страшно делается. Кашляну я в эту
трубу - рев на весь дворец, а уж если я благим матом заору... Вот вам и
рык Минотавра, держите меня, хохотать больно! Двадцать лет блажу
чудовищем, а все эти олухи от страха поносом маются...
И всего-то десять раз в сутки - по казенным водяным часам. Я в эти
часы, каюсь, давно вместо воды вино заливать приноровился - тоже мокрое,
так же капает, время не хуже воды отмеряет, и веселей с ним как-то...
Вот и вся моя работа. Сто стран обойди, легче не найдешь. Только бы -
язык за зубами.
Пора, что ли, по моим винным часам? Пора. Последнюю - во здравие
Минотавра! Ну, я вам сейчас рявкну - боги уши зажмут. Собутыльника бы мне
еще...
ПАСИФАЯ, ЦАРИЦА КРИТА
Сначала доложили о Горгии, и пришлось его принять. Меня мутит от него,
но ничего не поделаешь. Странно даже, что он мне не нравится, - высокий,
сильный, загорелый, с красивой проседью, и этот короткий шрам на щеке его
не портит. Разве что немного мрачноват, но мрачность я к числу мужских
недостатков не отношу. Вполне в моем вкусе.
Но между нами стоит Минотавр. Двадцать лет я пытаюсь его уничтожить, и
двадцать лет Горгии мне в этом препятствует. Наша взаимная ненависть такая
давняя и немеркнущая, что стала привычкой, по-моему...
О, конечно, он всего лишь пришел сообщить мне, что на могучем и богатом
Крите все обстоит благополучно: ремесленники работают, пахари пашут, жрецы
возносят молитвы богам, враги нападать не собираются. Обычный визит
вежливости, один из приближенных царя пришел засвидетельствовать почтение
царице, как того требуют неписаные дворцовые законы. И я с долей кокетства
- я все же не только царица, но и женщина - поддерживаю пустую болтовню.
Убила бы своими руками... Он не упомянул ни о вчерашнем отравителе,
покушавшемся на жизнь Минотавра, ни о лучнике, выпустившем стрелу в него
самого, - к чему? Мы прекрасно понимаем друг друга, он знает, что я знаю,
а я знаю, что он знает... Мы с ним привыкли за двадцать лет выражать
язвительные реплики посредством вежливых улыбок.
Правда, не он один во всем виноват. Он не более чем орудие. Уж если
убивать, я начала бы с Миноса. Наверное, я единственная на свете женщина,
которой муж так страшно отомстил за случайную измену - чудовищем в
Лабиринте, вечным позором господствующей над дворцом каменной громады. И
ведь каждый на Крите, да и за его пределами все знает... Что из того, что
ни один критянин не смеет произнести это вслух - разорвут лошадьми, а за
пределами Крита о Минотавре и его родителях судачат в открытую, - я все
равно не слышу... Что мне до того, казалось бы? Но как бы там ни было, а
самый страшный мой сон - тысячеголосый шепот в уши: "А мы знаем...
Знаем..." И вдобавок сознание того, что ты - мать одного из самых
отвратительных чудовищ, каких только знал мир... Как это могло случиться,
о священный петух? К чему эта отвратительная выдумка о быке, ведь не было
никакого быка, тогда, двадцать один год назад, был Тагари, молодой и
красивый начальник конной сотни, и люди Миноса его убили, хотя Минос
никогда, ни до этого случая, ни после, не трогал моих любовников. Как это
могло случиться, о священный дельфин? Временами подступает острое желание
самой взглянуть на Минотавра, посмотреть на страшилище, из-за которого я
страдаю двадцать лет. Ненавижу... Неужели нет силы, способной заставить
рухнуть серые стены Лабиринта, погребя под собой мой вечный позор?
Вошла Ариадна, и я едва успела сделать беззаботное лицо. Моя
единственная любовь и отрада, все остальное и все остальные - случай,
каприз, мой мимолетный вздор...
- Почему ты бледна? - спросила я, целуя ее. - Плохо спала?
- Я гуляла по южной галерее, - сказал она со вздохом. - На той, откуда
виден Лабиринт. Потом убежала - этот рев... Еще я слышала разговор, и мне
страшно...
- Что может испугать царевну в ее собственном дворце?
- Правда ли, что он мой брат?
Мне не хватило воздуха, комната завертелась в бешеном танце, но вместо
ярких ковров вокруг меня кружились серые стены Лабиринта. Лишь боги да
верные люди знают, сколько я приложила усилий, чтобы уберечь ее от слухов
и сплетен, и вот...
- Кто тебе это сказал, глупышка? - спросила я с веселым смехом и
веселым лицом.
- Им ничего не будет?
- Кто же наказывает за глупую болтовню?
- Стражники у южных ворот говорили между собой. Они не видели меня.
- Глупости, успокойся, - сказала я, обняла ее и прижала к себе, чтобы
она не видела моего лица. - Люди любят распускать самые нелепые слухи о
власть имущих - это от зависти. По их мнению, вся грязь и жестокость мира
собраны во дворцах. Ну, неужели ты способна поверить, что твоя мать...
- Прости, - шепнула она. - Я наговорила глупостей.
- Я не сержусь. - Я действительно не могла сердиться на нее даже в эту
минуту. - Лучше скажи - что с тобой происходит? Нянюшки жалуются - ты
стала рассеянной и странной, то грустишь без причины, то неизвестно от
чего смеешься.
- Мне просто скучно. Говорят, когда-то во дворце было гораздо веселее.
Я легонько отстранила ее и заглянула в глаза. Пожалуй, она уже выросла,
а я и не заметила. Забыла, что сама в семнадцать лет не считала себя
девчонкой и уже успела узнать в одной уединенной комнатке, что бывает,
если мужчине позволить абсолютно все.
Если посмотреть на нее мужскими глазами - она красива, готова стать
женщиной и чувствует это. Но я не хотела бы, чтобы началось у нее, как у
меня, - маленькая комнатка и самоуверенный смазливый офицер. Естественное
желание матери - чтобы дочь не повторила ее ошибок, пусть даже мать и не
собирается в своих ошибках каяться. Но где я ей найду подходящего жениха,
если из-за проклятого Минотавра молодые люди из знатных критских семей
давно не появляются во дворце? О чужестранцах и говорить нечего...
- Не грусти, - сказала я. - Скоро во дворце вновь станет весело, будет
много юношей, ты полюбишь самого лучшего и красивого, и мы сыграем такую
свадьбу, что позавидует весь мир... А сейчас иди к своим девушкам, у меня
важные дела. И прикажи Клеону явиться ко мне, он ждет за дверью.
Еще одна сторона дела, подумала я, глядя ей вслед. Я должна уничтожить
Минотавра и ради счастья Ариадны, а найдет она счастье лишь тогда, когда
дворец вновь станет веселым, когда Лабиринт перестанет отпугивать людей. Я
борюсь за счастье Ариадны. Ради нее я должна выиграть затянувшуюся на
двадцать лет войну.
- Убрать стражу южных ворот в подземелье, - сказала я, прежде чем Клеон
успел открыть рот. - И передушить всех немедленно. Что с нашим делом?
- Яд был отличный, - сказал он хмуро. - Мог бы свалить и быка, но...
- Человека с яблоком схватили, а твой стрелок промахнулся, - закончила
я за него. - Горгий был так любезен, что лично сообщил мне об этом... Ты
отправил деньги в Фест и Амнис?
- Нет. И не собираюсь.
Я остолбенела от изумления. Впервые он признавался, что палец о палец
не ударил для исполнения моего приказа.
- И не собираешься?
Он посмотрел мне в глаза открыто и дерзко:
- И не собираюсь. Это бессмысленно, царица. Даже если мы подкупим
гарнизоны не двух, а десяти городов, им не занять дворец и не взять
Лабиринта. Хотя бы потому, что в этих гарнизонах полным-полно обленившихся
бездельников, почти разучившихся держать меч, а дворцовые войска Кносса,
охрана Миноса и стража Горгия - лучшие солдаты Крита. Пароли, тайны
укреплений, секретные планы на случай каких-либо неожиданностей - этого не
могу узнать ни я, ни даже ты. Ты можешь победить, лишь если тебе помогут
Минос или Горгий.
- Но они же никогда...
- Я сказал все, что хотел сказать.
- Клеон... - И я с ужасом услышала в своем голосе беспомощность. -
Неужели даже ты ничего не можешь сделать?
- Да. - В его голосе была та же беспомощность, а еще - грусть и
безнадежная усталость. - Увы, царица, я ничего не могу. Не знаю, что
придумать. Со мной такое впервые, а уж ты-то меня знаешь.
- Ты верный слуга, - сказала я. - Я была довольна тобой до сих пор, но
ты ведь сам понимаешь, насколько важно для меня, чтобы сгинуло это чудище.
Я порой грозила тебе плахой - исключительно из вспыльчивости, по злости. А
сейчас говорю совершенно спокойно - если ты не найдешь выхода, мои палачи
превзойдут самих себя... Что ты молчишь? Страшно?
- Страшно, - сказал он. - Очень.
И я видела, что это действительно так. Больше других смерти и пыток
страшатся сами палачи.
- Тогда сделай что-нибудь, - сказала я.
- Сделал, - сказал он. - Я нашел тебе человека.
- Кто это?
- Толкователь снов. В его распоряжении была шайка из двадцати человек.
Устраняли чьих-то соперников в торговых делах и в любви, поджигали,
убивали. Словом, за соответствующую плату могли как нельзя лучше
истолковать сон клиента согласно его желаниям. Я приказал полиции
перевешать всю шайку - кроме, понятно, самого гадальщика - его нужно было
лишь оставить без прежних источников дохода, разрушить надежды на будущее.
- И ты считаешь, что какой-то мелкий прохвост может сделать так, что
под его дуду запляшет сам Минос?
- Можешь сейчас же отправить меня в подземелье до завершения дела, -
торжественно сказал Клеон. - Это отнюдь не мелкий прохвост - просто у него
не было возможности взяться за крупные дела. Я могущественнее его, но я
его боюсь, и хвала священному петуху, что он об этом не знает. Но я-то, я
знаю его лучше, чем он сам, - к иным людям следует предусмотрительно
приглядываться заранее... Наше счастье и его беда, что он родился в семье
гончара, а не поблизости от трона. Это страшный человек. Я не смог найти
решения, но он найдет.
Я знала, что Клеон, кроме смерти и пыток, не боялся никого и ничего.
Сомневаюсь, боялся ли он богов. Вряд ли. И если он в таких выражениях
говорил о человеке, человек того стоил. Но прожить после выполнения всего
ему порученного такой человек должен не долее минуты - подбирая для себя
слуг и исполнителей, знай меру. Пусть они будут коварнее хозяина, пусть
будут умнее, но ни в коем случае они не должны быть способными напугать
такого человека, как Клеон. Услуги - и смерть.
- Здесь все, что мне известно о его делах, - сказал Клеон. - Прочти
сначала.
- Хорошо, - сказала я. - Как ты считаешь, на время разговора с ним
следует поставить за портьеру телохранителя?
- Совсем ни к чему, - сказал Клеон. - Такие люди никогда не убивают
сами. Случается, что за всю свою подчас очень долгую жизнь они так и не
обучаются владеть оружием. И в руках его не подержат - оно им ни к чему.
Их оружие - ум.
ХАРГОС, ЧИСЛИТСЯ ОТКРЫВАТЕЛЕМ ЗАСОВОВ ГЛАВНОГО ВХОДА ЛАБИРИНТА
- Подвинься, Мина, я встану. Что-то еще вина захотелось. Ну да, пью
слишком много. Так ведь нельзя иначе. Если пить не буду, с ума сойду и как
начну рубить всех подряд... Даже Горгия, понимаешь? Даже его. Даже не
смотря на то, что я ему, как отцу, верю. Больше - отец у меня препустой
был человек, брехун первостатейный... Одно хорошо - хвала священному
петуху, два года никто уже не суется в Лабиринт драться с Минотавром. Но
ведь эти восемнадцать лет из памяти не выбросишь? Куда там, и пытаться
нечего.
Сорок три человека. Ну и что? На войне я втрое больше убил. Но то ведь
война - там ты с мечом, а не с кинжалом, и на тебя идут с мечом, и смотрим
мы друг другу в глаза, и целимся в грудь, все честно. А здесь? Поганое это
дело - превратить солдата в палача. Правда, было мне тогда поменьше
двадцати, глуп был, но какая разница? Тогда я ничего не понимал, и сейчас
ничего не понимаю - просто верил и верю Горгию, а Горгий клянется
священным быком, священным петухом и священным дельфином, что это
государственная необходимость. Ну, предположим, плевал я в глубине души на
эту самую государственную необходимость, штука эта для меня малопонятная и
расплывчатая, мне бы только Горгию верить, потому что никому и ничему
больше не верю, такой уж удался. Только б Горгию... Знаешь, Мина,
временами страх берет, на таких мыслях себя ловишь - а если и Горгий
чего-то не понимает? Нет, не может такого быть - тогда уж все, ничего не
останется.
Сорок три человека. На моей совести все. Всех я один положил, всех на
том самом месте - в коридорчике, у поворота. Очень удобное место. Вступил
он в Лабиринт, настроившись на бой с Минотавром, ждет, когда шаги чудища
загремят, и отодвигается у него за спиной совершенно бесшумно плита. А из
щели - я. Кошкой. С кинжалом. Только первые двое успели крикнуть,
побарахтаться. Наловчился я вскоре. Остальные, клянусь священным петухом,
понять ничего не успевали. Сорок три... Хорошо все же, что понять они
ничего не успевали - и им вроде бы не так обидно, и мне вроде бы полегче
на душе. А Минотавр - он где-то там, в глубине, в самом центре, я его и не
видел никогда, и пропади он пропадом, мне бы только в Горгии не
разувериться... Интересно, те, что еду носят, видели его когда-нибудь?
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг