золоченого обруча. Он перевел взгляд в другой угол - из мрака, казавшегося
шероховатым на ощупь, выступила Ариадна, прекрасная, как пламя, с длинным
кинжалом из черной бронзы в руке. Тот самый кинжал, понял он и шагнул
вперед, но его остановил исполненный все той же вялой скуки голос халдея:
- Забыл тебя предупредить: на этой встрече нет места изъявлениям
бесполезного сожаления.
Тогда он остановился. Из мрака появился Рино с острова Крит,
толкователь снов, и трудно было поверить, что он мертв, - он и по жизни
всегда скользил беззвучной кошачьей походочкой. А в самом дальнем, самом
темном углу стоял еще кто-то неразличимый, едва угадывавшаяся во мраке
фигура. И тишина. Тезей почувствовал на плече руку халдея, твердую и
сильную, и вспомнил, что он должен начать, - тени не могут заговорить
первыми.
- Я хотел вас видеть, - сказал он, ни на кого не глядя.
- К чему такая спешка, братец? - откликнулся Рино насмешливо, как
встарь. - Все равно скоро увиделись бы.
- А как... там? - спросил Тезей всех сразу.
- По-всякому, - сказал Рино. - По-разному, дружок. Но ты нас не для
таких расспросов вызвал, я полагаю? Как у тебя дела, все царствуешь?
- Царствую, - сказал Тезей и подумал, что не врет в сущности, хотя
границей царства стала дворцовая стена. Никак нельзя было рассказать им,
что творится за стеной, - иначе, он знал совершенно точно, он терял
последнее у него оставшееся, пусть невыразимое в словах и образах, но тем
не менее самое ценное. Потому что спор, начавшийся три десятка лет назад,
не кончился...
- Я хотел вас видеть, - повторил он. - Мы все наглухо связаны тем, что
произошло тридцать лет назад. Мы все вместе однажды строили здание из
подлости и лжи - это, помнится, твое выражение, Рино, верно? Мы оказались
хорошими зодчими, мы один за другим переходили в небытие, а наше здание
высилось в прежнем блеске, и оно неминуемо переживет всех нас, в этом ты
оказался прав, Рино... Но вот что вы скажите мне, зодчие: можно ли
обвинить в смерти Минотавра кого-то одного?
- Все-таки хочешь переложить на кого-то свою вину? - спросил Горгий
холодно. В его тоне не было презрения - просто бесстрастность солдата.
- Вовсе нет, - сказал Тезей. - Я всего лишь хочу определить долю вины
каждого. На каждом из нас лежит доля вины, никто не посмеет этого
отрицать. Я убил Минотавра мечом.
- Я убил его тем, что определил ему судьбу, - сказал Минос. - И тем,
что сказал тебе тогда "да".
- Я убил его тем, что верил людям, - сказал Горгий.
- Ну а я свел вас всех и заставил работать на этом самом строительстве,
- сказал Рино.
Одна Ариадна молчала, смотрела синими глазами, и кинжал из черной
бронзы с рукоятью в виде распластавшейся в прыжке пантеры был чересчур
массивен и тяжел для узкой девичьей ладони. Тезей ничего у нее не спросил,
но глупо было бы думать, что смолчит Рино.
- Ну а ты, красавица? - спросил Рино. - Тебе не кажется, что и тебе
следовало бы к нам присоединиться? Ты же ничего не хотела знать, кроме
своих чувств и того, что считала своими истинами. Ты...
- Хватит! - Тезей метнулся к нему, но руки прошли насквозь, и пальцы
схватили пустоту.
- Брось ты, - сказал Рино. - Тридцать лет назад нужно было думать,
спохватился...
Тезей отошел и остановился так, чтобы видеть всех.
- И еще один у меня вопрос, последний, - сказал он. - Кто-нибудь
жалеет, что не поступил тогда иначе?
- Нет, - сразу, не раздумывая, сказал Минос. - Меня заставила
государственная необходимость. Человек может стать царем, но царь не может
остаться человеком.
- Нет, - сказал Рино. - Куда мне деться от моего характера?
- Нет, - сказал Горгий. - Я должен был жить с верой в то, что доброты
на земле больше, чем зла. Убили меня, но не эту веру.
- Нет, - сказал Ариадна. - Я же любила.
- Но в таком случае так ли уж виноват я? - спросил Тезей свое прошлое.
- Вот как? - Рино скользнул к нему, смотрел дерзко и насмешливо. - А
ты, Эгеид, так-таки никогда не задумывался - может быть, следовало
поступить иначе?
Тезей застыл. Не было больше осажденного дворца, не было снов из
прошлого, в лицо дунул свежий и соленый морской ветер, над головой туго
хлопнул белый парус, навстречу плыли желтые скалистые берега Крита, и все
живы, и ничего еще не случилось...
ТРИДЦАТЬ ЛЕТ НАЗАД
СТАВРИС, БЫВШИЙ КАМЕНЩИК
- Ну что ты мне вкручиваешь, парень? Что ты там строил? Храм Диониса,
скажите пожалуйста, страсти-то какие, от почтения к тебе, молокососу,
умереть можно... Нет, я не спорю - храм вы неплохой отгрохали, большой и
красивый, согласен.
Только ты с нами себя не равняй. Потому что мы - мы и есть, лучше не
скажешь. Вот мы однажды строили, двадцать лет назад... Лабиринт я строил
этими руками, понял? Камни клал и стены выводил. И нет другого такого
здания во всем мире, даже у атлантов в Посейдонии нет. Пирамиды, говоришь?
Тоже мне достижение - натесал кучу камня и громозди до небес. Нет, не то,
не то... Не вытягивает, клянусь священным дельфином, священным быком и
священным петухом! Тройной нашей клятвой клянусь!
Вот Лабиринт, братцы вы мои, собутыльнички тупые! Лабиринт, шантрапа вы
кносская! Год по этим ходам бродить можно, поседеешь, а дороги не отыщешь.
Знал свое дело великий мастер Дедал, его здоровье! Что? А, ну конечно, те,
кому следует, дорогу всегда найдут, а уж как это делается, мне думать не
полагалось и не полагается. Мы этого не знаем, потому и живы, потому и
платят нам до сих пор заботами царя Миноса, его здоровье! Десять лет, как
я работу бросил, - к чему, коли денежки и так плывут? Зачем мне работать,
если я тот, кто Лабиринт строил? Уяснили, шантрапа? Прониклись?
Что? А наплевать мне на Минотавра, Аид его забери, и слушать о нем не
хочу. Его дело, кого он там жрет. Кого нужно, того и чавкает, Миносу
виднее. Мне не за то платят, чтобы я думал, для чего и кому строил.
Лабиринт я строил, понятно, молокососы? И все. Проживи вы еще по сто лет,
не построить вам такого!
ДАВИС, РЯДОВОЙ СТРАЖИ ЛАБИРИНТА
- Раз-два-три-четыре, раз-два-три-четыре... Так и идет - секиру на
плечо, четыре шага туда, четыре обратно. Солдатское дело, оно известное -
стой, где поставили, сторожи, что поручено, пропускай тех, про кого
велено, а всех прочих хватай и представляй, куда положено. Об остальном
начальство думает, у него бляхи золотые, а наше дело десятое. Правда,
судари мои, вы уж нас не равняйте со всякой серой пехтурой! Клянусь
священным петухом, мы хоть и простые солдаты, морда булыжником, да
охраняем-то мы что? Мы - особая стража, охраняем Лабиринт и подчиняемся
только нашему Горгию, а он - только царю нашему, высокому Миносу, внуку
бога Солнца. Так-то вот. А на остальных начальников чихал я со стены, будь
он хоть тысячник. Сто раз нам было говорено, что мы вроде как совсем
особые - больно уж важное дело нам поручено, и чтоб мы прониклись и
осознали. Говорил это сам Горгий, а уж за него мы в огонь и в воду, потому
как помним его по разным прошлым войнам. Исключительной храбрости человек,
нашего брата всегда понимал и в обиду не давал.
Вовнутрь я ни разу не ходил. На то другие есть - наши же ребята, из
стражи. Они туда еду чудищу, Минотавру то есть, носят, а мое дело - стоять
у главного входа и смотреть, чтобы никто чужой поблизости не отирался, а
подозрительных хватать, и занимается такими сам Горгий.
Так что служба нетрудная: ходи себе да ходи, а надоест - сядь. У входа
скамейка есть, и сидеть не возбраняется, лишь бы смотрел зорко. Вот так
времечко и бежит - походишь да постоишь, посидишь да подумаешь. У солдата,
известно, мыслей особых не водится - что на ужин дадут, да не будет ли
вино кислое, как на прошлой неделе ключник утворил (ну, да мы его головой
в тот кувшин макнули и держали, пока половину не выхлебал), да как оно
будет, когда сменишься и к девкам пойдешь. Нам-то с девками всегда везет,
любая привечает, узнают ведь по одежде, где мы служим, и каждая добивается
- расскажи да расскажи про Минотавра. А как расскажешь? Если бы что и
знал, за длинный язык голову снимут. Да и не знаю я ничего, если честно -
откуда? Ребята, бывает, наврут девкам с три короба по пьяному делу. А я
молчу. Это даже сильнее действует, когда молчишь многозначительно так.
Болтают про Минотавра все, что на ум взбредет. Оно и понятно, коли
никто ничего толком не знает, только и остается, что болтать. А правда...
Вы что же думаете - мы тут совсем ничего не знаем? Рев я, к примеру, по
десять раз в день слышу - жуть, который год слышу, а привыкнуть до сих пор
не могу. И то, что никто из тех, кто драться с ним ходил, не вернулся, -
святая правда, доподлинная истина. Сорок три их было, мы считали. Идут они
туда по-разному. Кто прет грудь колесом, будто не то что людей, богов и
тех не боится, - молодежь больше. Кто идет сторожко, как охотник на зверя,
сразу чувствуется, что бывалый, - те посолиднее, мужики, битые и хваткие.
А иной идет, будто сам себя за шиворот тащит, сразу видно, что ему,
бедолаге, до смерти хочется драпануть отсюда, да уж отступать поздно,
стыдно трусом домой вернуться. Да что там, по-всякому они туда входили, да
только ни одного мы больше не видели. Сорок три их было...
А вот про дань эту самую живую - совсем наоборот дело обстоит. Ну да,
присылают нам другие страны регулярно по семь девушек и семь юношей
Минотавру на съедение. Только никто из них в Лабиринт так и не попал -
всех их при дворе оставляют, это точно известно, да разглашать запрещено.
Слугами делают. Или там на скотный двор, кого куда. Я сам с одной
девчонкой из Коринфа второй год знаком, женюсь, наверное, уж больно
ладная, да и надоело по девкам шататься, правду говоря. Мужчине в мои годы
дом нужен, семья, хозяйство.
Говорят про Минотавра всякое, и потому, как знаешь, что этим сплетням
никакой веры нет - уж если мы не в курсе, откуда эти городские болтуны
знают? - поневоле же сам начнешь задумываться. Оно солдату вроде бы и ни к
чему, да ведь скучно на посту. С одной стороны, Минотавр, конечно, чудище
и людоед, - и рев все слышим, и те сорок три в Лабиринте сгинули. А с
другой стороны - эта самая живая дань, про которую говорят, что она для
него, получается, и не для него вовсе. Ну, тут какое-то хитрое
государственное дело, не по нашему уму...
А вчера я снова злодея изловил. Стою себе, вдруг подходит скользкий
такой человечишка, одет неприметно, глазками блудливыми по сторонам
юркает. И давай мне шепотом: я, мол, знаю, что в деньгах у тебя нехватка
вечная, у тебя, служба, в них нуждишка, так я тебе дам столько, что внукам
останется, а ты меня за это так пустяково отблагодаришь, что говорить
совестно. Когда ваши Минотавру еду понесут, когда они засовы отпирать
станут и отвернутся, ты же свой - подкинь в корзину вот это яблочко, его
совсем незаметно будет. И показывает мне, гнусь, яблоко - такое, что и у
статуи слюнки потекут. Ну, как в таких случаях поступать, давно приказ
есть, этот тип у нас и не двадцатый даже. Свищу в два пальца ребят, наши
его сгребают и волокут в подвал, а там уже все приготовлено, чтобы он
говорил не запинаясь.
Только ничего там от него не добились - кто послал, не признался.
Закопали его там, где и всех прочих. Но все равно, пусть он и слова не
сказал, мы ж как-никак дворцовые, знаем, кто его послал. Высокая наша
царица Пасифая. Тс-с! Насчет этого и родной матери не проговорись, а то и
тебя самого... там, где всех закапывают.
Вот тут я нашего высокого царя Миноса решительно не понимаю, клянусь
священным дельфином. Прижила его собственная жена, высокая наша царица
Пасифая, урода, то бишь Минотавра, от быка. Бык у нас, конечно, вместе с
петухом и дельфином животное священное, может, там и бог какой-нибудь был
под видом быка, случалось же такое, однако все ж как-то оно не того...
Царица все же, не какая-нибудь прачка. Самое лучшее было бы тут же
придушить это чудовище, потолковали бы об этом год-другой, а там и забыли.
Или вообще бы не узнали - если все с умом обернуть. А что Минос сделал?
Отгрохал этот самый Лабиринт - уймищу ведь денег вбухал! - посадил туда
Минотавра и растрезвонил по всему свету, какое у него диво имеется. Ну а
откуда это диво произошло, народ постепенно узнал за двадцать-то лет. Это
ж позор на весь белый свет, последнему водоносу со стыда сгореть можно, не
то что царю...
А он терпит... Минотавра приказано оберегать пуще собственной жизни. Но
вот тогда на кой эти, что драться с ним приезжали? Мы бережем, а им идти
убивать можно? Снова государственное что-то, не для нашего ума. Ну, ладно,
наше дело десятое, начнешь думать - башка лопнет. Может, сегодня на ужин
телятину дадут! Обещали вроде...
РИНО С ОСТРОВА КРИТ, ТОЛКОВАТЕЛЬ СНОВ
День начался паршиво. Сначала ввалился пьянехонький купец и стал
добиваться, чтобы я объяснил: что значит, если во сне ему привиделась
танцующая на ветке голубая рыба? Пить нужно меньше, иначе наяву голубых
рыб видеть начнет... Идиотский сон требует идиотского же толкования, и я
сказал ему таинственным голосом: "Когтистая лапа занесена над блюдом, но
ястреб взмахнул крылом". Он ничего не понял и оттого заплатил больше, чем
я обычно назначаю.
Потом пришел понурый соседушка Гикесий, выложил на стол монеты и стал
рассказывать свой утренний сон. Оказывается, корова с увесистым поленом
гонялась за ним по всему дому, и он проснулся в самый трагический момент,
оказавшись зажатым в угол, и теперь хочет знать, не является ли сон
пророческим, не прознала ли дражайшая супруга о той мельничихе, которой он
всю эту ночь помогал чинить жернова?
Я вынужден был огорчить его, сказав, что, к моему большому сожалению,
сон его является насквозь пророческим, и любезная Нира ждет не дождется,
когда он переступит порог, и рядом с ней пребывает, ожидая своего часа,
суковатая палка. Видят боги, я ничего не мог поделать. Он недооценил свою
половину - та еще позавчера наняла ловкого человека, набившего руку на
слежке за неверными мужьями и женами, и тот за умеренную плату превратился
во вторую тень Гикесия, выведав все подробности. Я это узнал на заре -
когда-то этот тип прирабатывал на моих самых несложных поручениях и по
старой памяти заглядывал с новостями. Так и работаем - в нашем деле никак
нельзя полагаться на одних богов, тот, кто не уяснил этого золотого
правила, кончит в самой грязной канаве.
После Гикесия, ушедшего с плачем и стенаниями, наступило долгое
затишье. Я знал, что это означает. Вернее, кто в этом виноват - косой
лидиец, обосновавшийся на нашей улице через пять домов от моего. На
потолке у него болтается мерзкое чучело крокодила - ненавижу этих тварей,
в углу многозначительно скалится череп, пряно пахнут пучки заморских трав,
блестят хрустальные шары, а в углу звенит цепью выученная двум-трем
нехитрым штукам облезлая обезьяна, ужасно похожая на своего хозяина.
Словом, полное снаряжение шарлатана, неотразимо завлекательное для
простодушных дураков, не понимающих, в чем разница между пышным блеском
замаскированного ничтожества и аскетической сухостью истинного ума и
таланта. И дураки не понимали - достаточно было взглянуть на очередь,
растянувшуюся к дому этого мошенника на три квартала...
Будь это хотя бы два месяца назад... Священный бык, священный петух и
священный дельфин, не люблю упоминать вас, считаю это глупым суеверием, но
что поделать, если поневоле срывается с языка... Поневоле приходится с
болью и тоской вспоминать, что Каре Быстрый Нож схвачен и умер, скалясь в
лицо всей этой своре, столпившейся вокруг со своим раскаленным железом;
что его люди (шайка, по-моему, слишком пошлое слово) частью казнены,
частью покинули в панике Крит. Каро ничего не сказал, ни слова, он был
настоящим мужчиной и не предавал друзей, но все мои теплые мысли о нем не
воскресят его и его людей. Не знаю, смогу ли я когда-нибудь отыскать еще
одного такого друга, великолепно умевшего презирать предрассудки и
абстрактные понятия, выдуманные нищими мудрецами и якобы ведущие к
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг