арамейский и латынь...
- Господи, как тривиально-то...
- Если честно, журналистика всегда была заповедником стереотипов. А
тебе идет этот фартучек. Если ты еще и кофе угостишь...
Он тараторил что-то глупое - был возбужден, чуточку взволнован, как
всегда в поиске, когда шел по горячему следу, зыбкое обретало контуры, а
белые пятна становились аккуратными парками с каруселями и мороженым.
Савин безудержно любил такие минуты - он и жил-то, наверное, ради них...
Он замолчал - стул согнул ножку и чувствительно пнул его в лодыжку, -
Так-то лучше, - сказала Диана. - Вот тебе кофе. Любопытно, что произошло?
Ты прямо-таки ненормально весел.
- Ты можешь молчать сколько тебе угодно, - сказал Савин. - Одного ты
недооцениваешь - на дворе двадцать первый век. Помимо всех прочих
достоинств его отличают жажда познания и целеустремленность. Здесь
происходят слишком серьезные вещи, чтобы мы могли пройти мимо. Уже
запущена огромная машина, понимаешь? Она никого не раздавит, не для того
она предназначена. Она всего лишь не оставляет камня на камне от тайн,
белых пятен и темных мест.
- Не оставляет камня на камне... - тихо повторила Диана.
- Не придирайся к словам, пожалуйста.
- Чего ты хочешь - своими глазами увидеть настоящее чудо?
- Неплохо бы, - насторожился Савин.
- Но при условии...
- Тогда не нужно, - быстро перебил он. - Никаких обещаний я давать не
стану. И потому, что не хочу, и потому, что поздно.
- Ты не дослушал. Мы можем сегодня ночью побывать в городе, который
может показаться сказкой, но тем не менее существует реально. Условие -
никаких кинокамер. Ну?
- Согласен, - подумав, сказал Савин.
- Вот и прекрасно. Сегодня с наступлением темноты, у спуска, где
каменный столб.
Савин стойко выдержал ее взгляд. На этом месте он помогал разгружать
баркас. А рядом подняли труп Мак-Тига...
- Хорошо, - сказал он. - Я знаю то место. Никаких кинокамер не будет.
Он аккуратно притворил за собой дверь, прошел по дорожке, чувствуя
спиной пытливый взгляд Дианы. Он знал, что никому ничего не скажет...
Пуделя уже не было. Мимо прошел, конспиративно не узнавая Савина,
напарник Лесли, внедренный сюда под видом туриста агент - коротышка со
скучным и ничем не примечательным лицом мелкого клерка, лет сорока пяти.
Он скрылся за углом, и городок снова стал самым безлюдным на свете.
Поднимался ветер, из-за далеких зубчатых гор наплывала серая хмарь. Савин
любил такую погоду, дождливый день всегда казался ему интереснее глупого
солнцепека.
Он снова уселся в потертое кресло. Вспыхнул экран, на котором был
яркий пражский день.
- Так вот, амиго, - сказал Рауль. - Объявлять всеобщую мобилизацию и
свистать всех наверх не пришлось, не такие уж трудные твои загадки.
Помнишь Кетсби? Ты просто обязан его помнить.
- Прекрасно помню, - сказал Савин. - Правая рука Гралева. Ты хочешь
сказать, что он здесь?
- Он в Монгеруэлле.
Патер, вспомнил Савин. Физик, который решил вдруг обратиться к
богу... Неужели Кетсби?
- А вторая моя просьба?
- Вот это интереснее. Такой монеты попросту никогда не существовало.
Где ты ее взял?
- Господи, изготовил ради розыгрыша... - усмехнулся Савин. - Только
лишь.
Он прекрасно знал, что Рауль ни капельки ему не верит, - начальники
отдела информации Глобовидения всегда отличались здоровым скептицизмом, и
никакие розыгрыши, равно как и легенды любой степени правдоподобности, на
них попросту не действовали.
- Что-нибудь еще? - спросил Рауль.
- Нет, спасибо, - сказал Савин. - Всего хорошего, старина. Я привезу
тебе оригинальный сувенир в исконно гайлэндерском духе. Честное слово...
Насвистывая "Вересковый мед", он валкой матросской походкой пересек
зал, мимоходом отметив, что с очаровательной почтмейстершей вовсю
любезничает виденный вчера в "Лепреконе" морячок, явно успевший зарядиться
с утра.
Савин ничего еще не знал определенно, но чертовски хотелось пройти на
руках по немощеной улочке.
...Мистер Брайди, учитель географии на пенсии, чудак местного
значения, находился на заслуженном отдыхе три года, а картотеку свою (так
он ее именовал) собирал без малого семнадцать лет. Картотека представляла
собой изрядное количество пухлых папок и хранилась на шести полках.
Савин сидел перед настоящим пылающим камином, который был здесь не
экзотикой, а необходимой принадлежностью дома, перебирал содержимое
третьей по счету папки. Не будучи ученым, мистер Брайди не стремился
обобщать и делать выводы - он лишь собирал, классифицировал и сортировал в
надежде, что появится человек, которому материалы пригодятся для
теоретической работы. Учитывая, что мистер Брайди ни к кому не обращался с
рассказом о своей картотеке, трудно было понять, каким образом и откуда
появится благодарный теоретик. Однако Савину экс-географ ничуть не
удивился, словно его визит был чем-то само собой разумеющимся. И вел он
себя спокойно, без ненужной суеты, рассказывал, доставая одну папку за
другой, без экзальтации и мельтешения по комнате. Савину это понравилось.
Правда, картотека не так уж его и обрадовала. В ней содержались материалы
самых разных степеней достоверности, от случаев, над которыми, безусловно,
следовало серьезно задуматься, до "уток" сродни старинным матросским
побасенкам о морском епископе. И многое, очень многое невозможно было
проверить. Например, вырезки из газет полувековой давности - и герои
событий, и описавшие события репортеры, и издатели давно находились в
местах, куда при жизни попасть невозможно...
Лист номер семьсот девятнадцать. В одном из лиссабонских портовых
кабачков вдрызг пьяный матросик, единственный спасенный из экипажа
проглоченного Бискаем сухогруза, клялся и божился, что за пять минут до
катастрофы встречным курсом почти впритирку пронесся парусник старинного
облика. Паруса были изодраны в клочья, на топах рей пылали зеленые огни, а
на шканцах гримасничали скелеты. Источник - одна из лиссабонских газет,
ныне не существующая, а в те времена - отнюдь не самая уважаемая.
Лист номер семьсот девяносто девять. Яхтсмен, в одиночку совершавший
кругосветное путешествие, однажды ночью увидел по левому борту странный
парусник, словно бы стеклянный, светившийся изнутри. Парусное вооружение
его нельзя было отнести к какому-либо из ныне существующих либо некогда
существовавших видов (точный рисунок прилагается). Источник - журнал
одного из международных яхт-клубов.
Лист номер восемьсот шестнадцать. Неизвестный, задержанный
кейптаунской полицией за бродяжничество и беспаспортность, утверждал, что
провел три с лишним месяца на борту "Летучего Голландца". В детали
вдавался скупо. При этапировании бежал и канул в безвестность. Источник -
дурбанская газета средней руки.
Лист номер девятьсот сорок два. Один из участников Большой регаты
позапрошлого года. Находился на яхте со своей девушкой. Оба уверяют, что
ночью в тумане сблизились со смутно видимым, но несомненно парусным
огромным кораблем, показавшимся "каким-то стран-ным". Последовал короткий
разговор, в ходе которого стороны задали друг другу вопросы о курсах
кораблей и фамилиях вахтенных. Через месяц успевшие к тому времени
пожениться яхтсмены отыскали все же фамилию своего собеседника - случайно,
в судовой роли фрегата "Эндевор", одного из кораблей Джеймса Кука. Готовы
присягнуть, что до регаты фамилии этой в связи с плаваниями Кука не
слышали и вообще мало этими плаваниями интересовались. Источник -
упоминавшийся уже журнал.
В таком примерно духе. Следующие папки Савин просматривал уже не так
скрупулезно. Задумай он и в самом деле снять фильм о чужаках, Брайди было
бы отведено минут десять, не более, а то и менее. Интересным,
увлекательным, но не поддающимся проверке материалам - грош цена...
И то же самое скажет любой здравомыслящий человек, к которому
обратятся со своими рассказами Савин или Лесли. Наша ахиллесова пята,
подумал Савин, наш зигфридов лист. Настанет когда-нибудь время, когда люди
будут безоговорочно верить просто словам, не подкрепленным какими бы то ни
было доказательствами. Такое время обязательно придет, но эта Эра Доверия
пока что не наступила...
- Можно вопрос? - спросил Савин. - А сам-то вы верите во все это? Или
по крайней мере в те материалы, которые больше других похожи на правду?
- Вы полагаете, что я могу и не верить?
- Человек не всегда верит в то, что защищает... - сказал Савин.
Мистер Брайди сцепил на коленях сухонькие пальчики. Больше всего он
напоминал жюльверновского профессора того идиллического времени, когда
наука, не превратившись еще в пугало для слабонервных двадцатого века,
оставалась в глазах многих безобидной забавой или панацеей от всех бед.
Субтильный, с великолепной седой шевелюрой, подчеркнуто мягкий и вежливый
мистер Брайди. Парадоксы географии, подумал Савин. Континенты, страны и
горные хребты открывали мордастые мужики вроде Магеллана, жилистые стоики
вроде Кайе, а увлекательно рассказывали об открытиях грассирующие старички
дирижерского облика. Хотя главный парадокс географии в другом - пожалуй,
это единственная наука, становлению которой способствовало такое
количество антиобщественных элементов: конкистадоры, иезуиты, корсары,
работорговцы, беглые каторжники, золотоискатели, все эти
полукупцы-полупираты и просто бродяги...
- Вы не ответили, - мягко напомнил Савин.
- Действительно, случается порой, мистер Савин, люди защищают то, во
что не верят... Мне трудно ответить. Одним свидетельствам я верю, другим -
нет. Собирать все это, - он плавным жестом указал на полки, - меня
заставила не вера в чудеса, а любовь к Океану. Земля давным-давно исхожена
вдоль и поперек, изучена, разграфлена, разложена по полочкам. С Океаном мы
не можем себе позволить такого панибратства, он до сих пор во многом
остается загадочным. Земля, даже самая прекрасная, статична, Океан же -
тысячелик. Пантеон земных сказочных чудовищ, призраков, заколдованных мест
неизмеримо беднее свода морских легенд... Ничего хотя бы отдаленно
напоминающего Летучего Голландца вы не найдете на земле. Разве что
Прометей - по духу. Прометей и Летучий Голландец, каждый на свой лад,
бросили вызов жестокой непреклонности божьей воли, тирании вседержителя...
(Савин отработанно направляюще кивал.) Вы обратили внимание на одну
любопытную деталь? Во всех наиболее достоверных рассказах присутствует
туман. (Савин вздрогнул.) Парусники выступают из него на считанные
мгновения и снова скрываются в нем - дети тумана... С загадками и тайнами
на твердой земле почти покончено, остались мелкие, третьестепенные
осколки, требующие уточнений частности. Настоящие тайны нужно искать в
Океане, может быть, их столько, что хватит следующему поколению...
- Хорошо, - сказал Савин. - Это интересно, заманчиво. Но есть ли у
вас конкретные тезисы? Свое объяснение "наиболее достоверным случаям"? Что
такое, по-вашему, Летучий Голландец - реальный корабль, необъяснимым
образом пронзающий века, как иголка - парусину? Проекция из иного
измерения? Из прошлого? Журналистика требует не меньшей, чем в науке,
отточенности формулировок.
- Мне казалось, что она требует еще и поиска, - мягко прервал его
Брайди. - Некоторой общности с работой детектива, сыщика, если можно так
выразиться.
- Можно и так выразиться, - сказал Савин. - И как раз этим я
занимаюсь... Скажите, а материалы по Шотландии в вашей картотеке найдутся?
- Пожалуйста. - Брайди протянул синюю папку.
Савин методично просмотрел листы. Ничего там не было о графстве,
городке, где он сейчас находился, сопредельных участках побережья.
- А в ваших краях ничего подобного не случалось? - Савин впился
внешне безразличным взглядом в лицо собеседника, которое оставалось, увы,
безмятежным.
- У нас? - В голосе экс-географа звучало нешуточное и неподдельное
удивление. - Впервые слышу. А разве...
- Нет, ничего подобного, - поспешно сказал Савин. - Ни о чем-либо
похожем я не слышал. Просто я подумал... Представляете, как это прозвучало
бы? Загадочные события происходят и там, где живет создатель уникальной
картотеки. Законы жанра, что поделаешь...
Похоже, Брайди ему поверил.
- Кто-нибудь интересовался до меня вашей работой? - спросил Савин с
давно и великолепно отработанной небрежностью.
- Да. Вас, признаться, опередили. Неделю назад ко мне обращался
Мортон из монгеруэллской "Инвернесс стар". Очень экспансивный молодой
человек. - Брайди улыбнулся. - И я бы сказал, довольно хваткий. Он обещал
позвонить, когда появится статья, но пока не звонил. Интересы
Глобовидения, я думаю, это не затрагивает?
- Ни в коей мере. - Савин взглянул на часы и заторопился. - Прошу
прощения, я заказал разговор с Лондоном, подходит время... Я приду к вам
еще, если позволите.
Через тридцать минут он въехал в Монгеруэлл. Еще через два Часа вышел
из вычислительного центра, принимавшего и частные заказы. Сел в машину,
бросил на сиденье рядом пачку ненужных уже бумаг, положил руки на руль,
подбородок на руки и смотрел на тихую улочку.
Что-то произошло за последние сутки. Очень мало осталось от прежнего
охотника за тайнами, смотревшего на жизнь уверенно и чуть насмешливо.
Впервые за долгие годы Савина покинула стойкая уверенность в себе, и он не
знал, что будет через час, что он станет делать завтра. Трудно было бы
назвать причину и определить, что же стало поворотным пунктом: девушка на
коне посреди ночной равнины, смутный силуэт полураскрытого туманом
парусника или отчаянное недоумение в глазах молодого сержанта уголовной
полиции? Может быть, все вместе, вся эта история...
Проходивший мимо полисмен задержался, привлеченный странной позой
водителя, присмотрелся к машине. Савин заверил его жестом, что все в
порядке. Посмотрел на бумаги, полученные в вычислительном центре, -
столько вариантов, и никакой зацепки.
Снова прошествовал полисмен - в обратном направлении. Савин рассеянно
посмотрел ему вслед. Смутная, неоформившаяся мысль. Аналогии - не менее
смутные. И еще один вариант, неожиданно блеснувшая догадка - дикая,
странная, но заслуживающая право на существование - во всяком случае, до
тех пор, пока ее не опровергнут.
..."Гарольд" вывернул на ведущую к автостраде улицу, и Савин бегло
взглянул в зеркальце, чтобы еще раз посмотреть на упорно сопровождавший
его в деликатном отдалении неброский серый "белчер".
"Белчер" не отвязался и на автостраде, то пропадал ненадолго за
поворотом дороги, то снова возникал в овальном зеркальце. Савин потерял
его из виду лишь милях в трех от городка...
На этот раз он тщательно запер машину, что, откровенно говоря, было
не более чем глупой игрой в "сыщика и вора" - в машине не было ничего, что
стоило бы защищать от посторонних глаз. При нем вообще ничего такого не
было, разве что полученный от Лесли кольт, - его Савин носил при себе
исключительно из чувства ответственности за выданную под расписку
серьезную казенную вещь.
Он отпер дверь, по инерции сделал шаг в комнату - мозг еще не успел
осознать то, что увидели глаза.
- Так. Ну, так... - сказал он вслух и просвистел что-то бессмысленное.
Зрелище было, надо сказать, весьма непривлекательное. На кровати
валялась груда осколков металла, пластика, стекла - остатки первоклассной
аппаратуры от лучших фирм (видимо, на кровати все и разбили, чтобы шумом
не привлечь внимания). Принадлежащую отелю обстановку не тронули, но весь
багаж Савина постигла та же участь, что и аппаратуру, - разорвано,
разломано, разбросано по полу. Монеты исчезли со стола. На стене распят
большой черный кот, над ним чем-то бурым, очевидно, кошачьей же кровью,
размашисто выведено: "Не уберешься отсюда - прибьем точно так же".
Савин присел на краешек кровати, закурил, поглядывая на оскаленную
кошачью пасть и остекленевшие желтые глаза. Итак, тут было кому наступить
на мозоль, и он ухитрился это сделать - так ощутимо, что таинственный
противник сделал ответный ход.
Почему-то Савин был твердо уверен, что наглые визитеры не шутят и при
необходимости пойдут на крайние меры. Может быть, на такие мысли
наталкивало место действия - в пестром и шумном курортном городе у теплого
моря несерьезно выглядели бы и несчастный кот, и выведенные кровью угрозы.
Но не здесь, в краю серых дождей и угрюмых скал. Здесь все вы-глядело
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг