Рассказ вертолетчика
Тогда, в середине 1970-х, вертолетчик выполнял довольно обычное
задание: забрасывал продовольствие в охотничий поселок. Горючего в
брежневские времена не жалели, стоило оно копейки, и отклониться от курса
километров на пятьдесят, чтобы поохотиться или искупаться в привычном
месте, было чем-то совершенно обычным. А вертолетчики присмотрели себе на
одной из малых речек хорошие естественные "ванны" - за тысячи лет водопад
выбил в скальном грунте ямы диаметром метра по два и глубиной сантиметров
восемьдесят. Водопад много раз менял свое положение и много раз отступал
вверх по реке - вода постепенно "съедала" скалу. Известно, что Ниагарский
водопад отступает по метру в год. Этот безвестный водопад в Саянах,
конечно, куда меньше Ниагарского, но он отгрызал у скалы не меньше - очень
уж быстрая была река, очень велика сила воды.
Вертолетчик летел один, и решил отклониться от курса, посадить машину
на ровную площадку возле этой реки. И стоило того! Часть ям оказывалась
почти вне русла, в таких ямах вода застаивалась и успевала нагреваться
градусов до двадцати. Получался потрясающий контраст ледяной стремительной
воды в реке, теплой воды в ямах, а вид открывался необыкновенный - на
тайгу, на горы, на ярко-синее сверкающее небо.
Небезопасное приключение - безлюдье на сотни километров, неизвестно,
кто может оказаться в тайге и что может прийти ему в голову. Так что,
забираясь в яму, вертолетчик положил карабин в нескольких шагах от реки -
на всякий случай. Но стоило, стоило сделать крюк, чтобы погрузиться в эту
ванну еще раз, наполнить взор чудесной красотой почти ненаселенного края.
Действительно, ну сколько людей видели этот изломанный зелено-синий хребет,
эти кедры и ели, эти горы, увалами уходящие к хребту? Несколько сотен, а
очень может быть, что и десятков. Может быть, красоты Средиземного моря или
Южного берега Крыма и ярче, как знать, но их-то видели десятки миллионов, а
вот то, что видел вертолетчик...
А после двух часов, проведенных на ямах, вертолетчик должен был лететь
над совершенно незнакомыми местами. Не только ему лично незнакомыми, а
вообще непройденными никем и никогда. И не летал здесь никто, потому что
авиатрассы проходят в стороне, а вот именно от ям и именно в этот горный
поселок не летал ни один вертолетчик, и наш вертолетчик был первым.
Через сорок минут полета вертолетчик заметил вдруг внизу какую-то
очень уж прямую тропу. Прямую и высокую - в том смысле, что существа,
пользовавшиеся тропой, были высокие, и над тропой не смыкались ветки
деревьев. Тропа натоптанная - снизившись, вертолетчик ясно разглядел
обнажившуюся землю, выбитую жухлую траву. По карте никак не могло быть
такой тропы в этих безлюдных местах. Несколько минут лета вдоль тропы, и
вертолетчик обнаружил прямо по курсу довольно большую поляну. Ручеек
пересекал поляну, и возле этого ручейка лепилось несколько изб. Самых
настоящих изб, сложенных из потемневших от времени бревен. Вокруг изб
что-то росло - явный огород, и вроде бы вертолетчик даже видел жерди,
которыми неведомые люди ограждали посеянное от вторжения зверей. Но позже
он не был уверен, что это были именно жерди. Может быть, просто колья, а на
кольях что-то висело.
Вертолетчик сделал круг, другой... Да, это, несомненно, был поселок!
Поселок, не обозначенный ни на одной карте района! И ни одного человека,
нет даже дымка из трубы... Может, это брошенный поселок?
Вертолетчик стал снижаться - вроде бы на краю поляны виднелась удобная
площадка. Ага, от изб кто-то бежит к вертолету, скоро он узнает ответы на
все вопросы!
Вот колеса коснулись земли, вертолет как будто встал устойчиво, и
только какое-то неясное предчувствие заставило вертолетчика не выключать
пока двигателя. Очень уж тут все было непонятно, неопределенно. Да и
обрывки кое-каких слухов вертолетчику доводилось слышать, и рисковать
совершенно не хотелось.
К вертолету неслись люди огромного роста, и выражение их лиц очень не
понравилось вертолетчику. С такими лицами можно идти убивать, и трудно идти
куда-то для любого другого занятия. А в руках у людей было зажато что-то
блестящее, вытянутое, больше всего напоминавшее мечи или длиннющие ножи.
Что, собственно, мог сделать парень в этих условиях? Конечно же, повоевать,
обратив карабин против людей с мечами в руках. Но, во-первых, кто его
знает, что у них еще есть, кроме мечей, а во-вторых, не такая уж это
великая радость - палить в людей, которых видишь впервые и которые даже
если нападают на тебя, то неизвестно почему и с какой целью. Может, они
просто что-то поняли неправильно? Разумный человек не ищет драки, а изо
всех сил уклоняется от нее.
Дождаться, пока огромные люди подбегут к вертолету? Но кто знает, что
они будут делать и как себя поведут. Даже если у них только мечи и ножи,
они могут погнуть лопасти винта, хотя бы самые кончики (что им стоит, таким
огромным!), и как тогда он будет взлетать?!
В общем, парень все-таки поднялся в воздух, не дожидаясь, пока до него
добегут, и завис метрах в тридцати. Да, под ним прыгали, орали, махали
странными медового цвета клинками люди огромного роста, выше двух метров.
Они были одеты в какие-то плотные куртки и штаны, но вертолетчик не мог бы
потом сказать, была это ткань или выделанная кожа. Точно так же они были
обуты, но вот во что обуты - этого он тоже не мог подробно объяснить,
просто не вглядывался. Лица у людей были длинные, светлые, вполне
европеоидные, и волосы спускались ниже плеч. На лбу у многих волосы
перехвачены ремешком, чтобы не мешали смотреть. Что поразило вертолетчика,
так это выражение бешеной злобы, искажавшее каждое лицо. Такого бешенства,
такой ненависти он как-то и не представлял себе... А тем более не понимал,
чем он-то вызвал такой приступ ненависти? Парню стало по-настоящему страшно
- не оставалось никаких сомнений, какая судьба ожидала бы его, попадись он
этим великанам.
Вертолетчик еще раз прошелся над деревушкой --. бревенчатые избы без
труб, топятся, наверное, по-черному, стоят не отделенные друг от друга, без
ограды. Толпа светловолосых великанов все бежала за вертолетом, повторяя
все его маневры,- круг над огородами (там и правда что-то росло, но
вертолетчик не разглядел, что именно), движение по прямой через поляну и в
лес... Долго ли они бежали за ним, вертолетчик тоже не мог бы сказать.
Все происшедшее оставляло какое-то странное чувство нереальности.
Было? Не было? Он видел кусок чего-то непонятного, необъяснимого и сам не
понимал - чего. Впрочем, рассказать о виденном он рассказал, и его рассказ
приняли легче, чем вертолетчик опасался.
Среди вертолетчиков, летающих над Тоджинской котловиной, давно ходит
слух, что есть в глухой тайге неведомые поселки, никак не связанные с
цивилизацией. Приключения, похожие на приключения вертолетчика, испытывают,
конечно, не все, но все-таки довольно многие. Так что психом его не сочли и
не считали, что он все выдумал, набивая себе цену. Еще несколько человек
выходили на такие же поселки, никак не связанные с остальной цивилизацией.
Всех, кто зависал над ними, ждал такой же нелюбезный прием, и если даже
вертолетчики садились, то из машин не выходили.
Объясняют эти деревушки по-разному: кто говорит, что это беглые
фанатики-старообрядцы. Искали они Беловодье - обетованную страну, где
молочные реки текут в кисельных берегах, да и поселились подальше от
остального человечества. Беловодья, правда не нашли, но зато нашли
безлюдную страну, где могли жить по законам своей веры, не подвергаясь
притеснениям, и могли вырастить своих детей в своих представлениях. Так,
мол, и живут старообрядцы сами в себе и сами для себя. Ни сами к людям не
выходят, ни к себе никого не ждут и всех приходящих на всякий случай
убивают: а вдруг человек потом сбежит и раскроет, где стоит такой поселок?
Поговаривают и о крестьянах, бежавших целыми деревнями от
коллективизации в начале 1930-х годов. Мол, живут они по своим законам,
общиной, и тоже всех посторонних к себе не очень ждут. Из уст в уста
передается история, как в начале 1960-х годов два геолога совершенно
случайно попали в такой поселок. Ну, и предложили им на выбор: или смерть,
или навсегда остаться в поселке. Те, естественно, выбирают остаться, а им:
нет, вы еще подумайте... Потому что мы вас сначала женим, а уже как дети
пойдут, из деревни начнем выпускать. А сбежите - убьем ваших детей...
Годится?
Если верить передаваемой из уст в уста легенде, один из геологов
все-таки сбежал - через несколько лет, оставив в поселке заложниками жену и
детей. Убили их или нет, неизвестно, потому что когда в поселок ворвались
представители власть предержащих, деревня-то оказалась брошенной. Беглецы
сбежали еще раз, растворились в таежной беспредельности, и бежавший геолог
никогда не узнал о судьбе своей таежной семьи.
В какой степени это легенда, в какой истина - не знаю. Скорее всего,
какие-то случаи были, но откуда мне знать, насколько точно их передают? Но
и все истории про старообрядцев, про бежавших крестьян не объясняют
кое-чего... Ну, допустим, избы по-черному, ну, нет деревенской улицы,-
ладно, беглецы одичали в горах. Но каким образом они ухитрились за два-три
поколения подрасти сантиметров на тридцать и почему оружие у них бронзовое
- вот этого легенда не объясняет.
У этих деталей есть другое, уже совсем безумное объяснение, куда более
безумное, чем беглые русские люди. Дело в том, что в XX веке до Рождества
Христова в Минусинскую котловину пришли рослые светловолосые люди,
плавившие бронзу и делавшие бронзовые мечи. По одним сведениям, рослые
люди, динлины китайских летописей, исчезают из Южной Сибири в III-IV веках
по Рождеству Христову - тогда из глубин Центральной Азии хлынули
монголоидные гяньгуни и ассимилировали рослых светловолосых великанов. По
другим же сведениям, до XIII века европеоиды преобладали в Хакасии. Уже
после нашествия монголов, когда победители сознательно меняли население,
переселяя покоренных в Северный Китай, а Минусинскую котловину населяя
своими тюркоязычными подданными,- тогда только исчезло прежнее, рослое и
светловолосое население. Исчезли те динлины, о которых китайцы писали как о
неприятных по внешности людях: слишком больших, грубого сложения, с
отвратительно светлыми глазами и светлыми волосами, такими, что противно и
страшно смотреть...
Ну так вот, светловолосые гиганты Тоджинской котловины очень уж
напоминают динлинов... И даже бронзовое оружие! Есть, конечно, опасность,
что образованные вертолетчики объясняют виденное так, как им интересно и
удобно. В конце концов, многое ли можно рассмотреть с воздуха, пусть с
небольшой высоты? Может быть, какие-то черты динлинов просто приписываются
как раз беглым русским?
Но все это - только никем не доказанные, вполне спекулятивные
предположения. Мой же знакомый вертолетчик клянется, что про динлинов
услышал много позже того, как светловолосые великаны с жестокими, злобными
лицами махали в его сторону бронзовыми мечами и ножами.
А разгадки не знает никто.
Гл а в а 21
НЕВЕДОМАЯ ДЕРЕВНЯ
Но я видел Ногайскую бухту и тракты!
Залетел я туда не с бухты-барахты!
В. Высоцкий
Эту историю рассказал мне старый геолог, Богдан Секацкий, работавший в
Красноярском крае бог знает сколько времени, с начала тридцатых годов.
Живая легенда, опытный и мудрый человек, он вызывал уважение всех, кто
приближался к нему. Имя я, конечно, изменил, тем более, что Секацкий уже
несколько лет пребывает в другом мире. Всякий, кто знаком с миром
красноярской геологии, конечно, легко поймет, кого я имел в виду, но
называть этого умного, ироничного и приятного человека настоящим именем не
хочется.
А история эта произошла с Секацким где-то перед самой войной, в эпоху
Великой экспедиции, когда перед геологами ставились задачи простые и ясные:
любой ценой открывать месторождения. Как работать, где, за счет чего -
неважно. Сколько людей погибнет и потеряет здоровье - тоже неважно, а важно
только находить и разрабатывать.
В те годы нарушение техники безопасности оставалось делом совершенно
обычным, и нет совершенно ничего странного, что молодого, 28-летнего
Секацкого отправляли в маршруты одного. В том числе в довольно тяжелые
маршруты, по малоизвестным местам. В то лето он работал по правым притокам
Бирюсы. Той самой, о которой песня:
Там где речка, речка Бирюса...
Бирюса течет, впадая в речку Тасееву, а та впадает в Ангару. И Бирюса,
и Тасеева рассекают темнохвойную тайгу, текут по местам, где хриплая
сибирская кукушка не нагадает вам слишком много лет, где округлые холмы
покрыты пихтой, кедром и ельником. В этих местах даже летом температура
может упасть до нуля, и заморозки в июле месяце бывают не каждое лето, но
бывают. В те времена лоси и медведи тут бродили, не уступая человеку
дорогу, и Богдан Васильевич рассказывал, как видел своими глазами: медведь
копал землю под выворотнем, ловил бурундука, выворачивая из земли небольшие
золотые самородки.
- Так, с ноготь большого пальца,- уточнил тогда Секацкий.
- И вы их все сдали?!
- Конечно, сдал. Мы тогда не думали, что можно что-то взять себе, мы
мощь государства крепили...
И Богдан Васильевич, пережиток прошлого и живой свидетель, усмехнулся
довольно-таки неприятной улыбкой.
Историю эту он рассказал мне года за два до своей смерти. Рассказывал,
надолго замолкал, жевал губами и раздумывал, склоняя голову к плечу. На
вопрос, рассказывал ли он ее еще кому-то, не ответил, и я не уверен, что ее
никто больше не слышал. Передаю ее так, как запомнил.
В этот год Секацкий должен был проделать маршрут примерно в 900
километров. Один, пешком, по ненаселенным местам. То есть раза два на его
пути вставали деревни, и тогда он мог оставить в них собранные коллекции, а
дневники запечатывал сургучной печатью у местного особиста или у
представителя власти (председателя колхоза, например) и возлагал на этого
представителя власти обязанность отослать коллекции и дневник в
геологоуправление. А сам, отдохнув день или два, брал в деревне муки,
крупы, сала и опять нырял в таежные дебри, пробирался то людскими, то
звериными тропинками. Бывали недели, когда Секацкий беседовал с
бурундуками, чтобы не забыть людскую речь.
- Разве за неделю забудешь?
- Совсем не забудешь, конечно... Но потом бывало трудно языком
ворочать, И знаешь, что надо сказать, а никак не получается, отвык. Так что
лучше говорить: с бурундуками, с кедровками, с зайцами. С бурундуками лучше
всего - они слушают.
- А зайцы?
- Зайцы? Они насторожатся, ушами пошевелят, и бежать...
К концу сезона Богдан Васильевич должен был пересечь водораздел двух
рек, Бирюсы и Усолки, проделать звериный путь горной тайгой, примерно
километров сто шестьдесят.
После семисот верст такого пути, двух месяцев в ненаселенной тайге это
расстояние казалось уже небольшим. Тем более, Секацкий последние десять
дней, по его понятиям, отдыхал, наняв колхозника с лодкой. Обалдевший от
счастья мужик за пятьдесят копеек в день возил его на лодке вдоль обрывов,
а пока промокший Секацкий сортировал и снабжал этикетками свои сборы -
разжигал костер, готовил еду и вообще очень заботился о Секацком, даже
порывался называть его "барин" (что Секацкий, из семьи, сочувствовавшей
народовольцам, самым свирепым образом пресек). За десять дней мужик
заработал пять рублей; при стоимости пшеницы в три копейки килограмм он уже
на это мог кормить семью ползимы и пребывал просто в упоении от своей
редкой удачи.
А Секацкий прекрасно отдохнул и с большим удовольствием углубился в
таежные дебри. За три месяца работ на местности он привык к тайге,
приспособился. Засыпая на голой земле, Секацкий был уверен, что если
появится зверь или, не дай Сталин, лихой человек, он всегда успеет
проснуться. Утром просыпался он мгновенно, с первым светом, и сразу же
бодрым, энергичным. Не было никаких переходов между сном и бодрствованием,
никаких валяний в постели, размышлений.
Просыпался, вставал, бежал рубить дрова, если не нарубил с вечера, а
если нарубил, то разжигал костер. Утра в Сибири обычно сырые, холодные, а в
августе еще и туманные. Только к полудню туман опускается, тайга немного
просыхает, и идти становится легко. Если бы стоял июнь, Секацкий выходил бы
в маршрут не раньше полудня - ведь никто не мешает ему идти весь вечер,
если есть такая необходимость и если еще светло. А в июне и в десять часов
вечера светло.
Август, и выходить приходилось еще в тумане, да еще и двигаться вверх,
к сырости и холоду, к еще более мрачным местам. Пять дней шел он все вверх
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг