взрослым человеком, порядка тридцати,- даже не очень молодым по
представлениям своего общества. Прошлое и отца, и его самого (как говорили
в те времена, "биография") сильно мешали бы парню, захоти он получить
образование или уехать из Сибири. Но никаких желаний такого рода у него не
было, и прожил он жизнь обычного рядового колхозника, по принципу: "дальше
Сибири не сошлют, ниже крестьянина не поставят".
А вот внуки злого врага Советской власти Соловьева росли уже в другую
эпоху и получили образование, войдя в состав уже совсем иного общественного
класса. В семье отлично известно, чьи они потомки, из семейной истории не
делали секрета ни от детей, ни от начальства, ни от общественности.
Для меня это было уроком, и каким! Можно, оказывается, раздуть
биографию мелкого палача по убеждениям и многократного убийцы, раздуть саму
его ничтожную личность, как надувают лягушек, вставив соломинку в задний
проход, представить его, убогого, чуть ли не национальным героем. Можно
галдеть про это ничтожество по радио и телевизору, называть его именем
улицы и "бороться за право носить его имя" кружкам и школам. Но пена
сойдет, потому что все это время Соловьевы живут себе на своей земле, в
деревнях, основанных еще их предками. Косят сено, вскапывают огороды,
продают и покупают телушек, рожают и выращивают детей, ложатся в ту же
землю, стократ политую их потом и кровью. Сходит пена, и остаются люди на
своей земле, продолжающие свою жизнь, свою историю, брезгливо сторонясь
приблудных "прогрессенмахеров".
...А люди в странной форме все еще попадаются в лесу. Последний раз я
слышал о них в 1994 году, когда двое "таких" пришли к бабке Александре на
огород, завели разговор о погоде и об урожае. Бабка напоила их молоком и
пожаловалась, что вскопать грядки ей уже трудно.
- Так мы сейчас! Мы-то здоровые, что бога гневить! - вскричали молодые
люди и несколько часов вскапывали бабкин огород. Вскопали, с удовольствием
поужинали, хлопнули по полстакана самогону и удалились в лес уже под вечер.
Кто они такие, я не знаю. Не знаю, откуда пришли эти люди, куда ушли и
чем занимаются. Еще меньше я знаю, продолжает ли заниматься этими людьми
ФСК или как там теперь называют эту контору.
Гл а в а 15
ФЕЛИКС КАМЕННЫЙ... ФЕЛИКС ЖЕЛЕЗНЫЙ...
- Попробуйте, Владимир Ильич, отличнейшая выпивка.
- Фу! И гадость же, гадость же, батенька!
- Почему же сразу "гадость"? Отличнейшее машинное масло...
Школьный анекдот 1960-х
Эта история - один из откликов на прежние выпуски нашей "Жути"... В
одном из них мне доводилось писать про странные звуки, слышанные мной в
красноярской школе © 10. Впрочем, приведу фрагмент собственного текста,
чтобы напомнить суть дела читателю:
"Трудно объяснить иногороднему, какую роль играла в жизни Красноярска
школа © 10. Ее директор, Яков Моисеевич Ша, говаривал порой, что все
великие люди города оканчивали именно ее. Это, конечно, преувеличение, и
даже сильное, но что школа играла роль совершенно исключительную - это
факт. Образование, которое давала эта школа, было по уровню выше на
порядок, чем в большинстве школ, и раза в два выше, чем в других
центральных.
Но вот что печально - что право делать дело покупалось обычной
советской ценой. Официальным шефом школы был крайком КПСС, а по всей школе
висели какие-то отвратительные плакаты с призывами служить в Советской
армии, вступать в комсомол, любить Советскую родину и так далее, и тому
подобное.
А в двух шагах от школы стоял бронзовый бюстик Дзержинского.
С Яковом Моисеевичем я находился в самых замечательных отношениях и
часто подменял его, когда Ша ездил в командировки - вел уроки истории в
"его" классах. Не помню, почему возникла такая необходимость, но как-то я
долго ждал его из Москвы - весь метельный февральский вечер. Из школы все
давно ушли, и во всем здании остались я и техничка, жившая тут же, при
школе. Это была одновременно техничка и сторож.
Эта техничка, надо сказать, давно была своего рода ведомственной
гордостью Якова Моисеевича - это была совершенно непьющая техничка, и за
это одно ей прощалось совершенно все. Например, эта техничка была не вполне
вменяемой и иногда вела с посетителями всяческие странные разговоры -
например, заводила длинную и совершенно невразумительную историю про
какого-то мужика, который прислал ей из деревни свиной бок. Тетенька,
впрочем, была совершенно не опасна - немного не все дома, и ничего больше.
В этот вечер она все бродила вокруг, все стирала несуществующую пыль,
все вела со мной светские беседы, но вот о чем беседы - убей бог,
совершенно не помню. Было еще не очень поздно, часов восемь вечера, но уже
совсем темно и, кроме того, метельно, ветрено. Ветер выл как-то уж очень
разборчиво - в смысле, очень уж легко можно было разобрать долгое
метельное: "У-уубью-ююю...". И долгий вой, и рев без слов, но с оттенком
такой злобы, такой ярости, что становилось просто жутко. А потом вдруг
неприятный трескучий голос явственно произнес где-то в середине коридора:
"Ну и чего тут приперся, пся крев?" Я был совсем один в "предбаннике"
директорского кабинета - техничка вышла. Мне стало как-то неуютно, а тут
еще в оконное стекло забарабанили пальцами, отбивая как бы лихой марш.
Поворачиваюсь - как и следовало ожидать, никого. Да и кто бы стал стучать в
окна второго этажа?
Стало неприятно, и я вышел в коридор. Опять пронзительный вой метели
начал складываться в слова - в непристойную ругань по-русски и почему-то
по-польски. Тут опять поднялась та техничка.
- Что, покою не дает? Не слушайте его, похабника!
- Кого не слушать?!
- Который воет! Подумаешь, это Зержинский! Слыхали бы, что он мне
сулит, когда я тут одна мету! На что сманивает, поганец!
И страхолюдная тетенька кокетливо потупилась, зарделась и натужно
захихикала в кулачок.
Скоро приехал Яков Моисеевич; больше никогда я не оставался в школе ©
10 по вечерам и ночам и ничего подобного не слышал.
Что я могу сказать по этому поводу?! Может быть, конечно, мне и
почудилось. Конечно же, техничка была с большим приветом, хотя и совершенно
не пила. Но вот за то, что слышал слова во время вьюги и стук в окошко, вот
за это я ручаюсь полностью.
Какие-то непонятные звуки в том же здании слышали еще два человека -
пионервожатая и еще одна техничка - вполне нормальная, но пьющая. Но с ними
у меня не было близких отношений, и что они слышали, я не знаю" [7].
По поводу этой истории у меня долгое время не было особой уверенности,
относить ли все странности за счет каменного изваяния Дзержинского: ну
слышал я какие-то слова, ну вроде бы кое-что слышали и другие... Но
вменяемые люди из этих "других" не говорили ничего определенного, а на
рассказы тетеньки с приветом полагаться трудно.
Но вот, оказывается, какая история связана с этим очень простеньким
памятничком: четырехугольный каменный постамент чуть выше человеческого
роста, примерно в два метра, и на нем - бронзовый бюстик в натуральную
величину. Бюст как бюст, обычная физиономия Дзержинского; судя по
фотографиям, даже более благообразная, чем была при жизни.
Казалось бы, явление это уж настолько заурядное, до скуки: подумаешь,
памятник Дзержинскому. Если вокруг него и могли быть какие-то события, то
или скучнейший советский официоз с вождением к памятнику пионеров с битьем
в барабаны и клятвами "стучать, стучать и еще раз стучать, как завещал нам
товарищ Дзержинский!".
Или что-нибудь такое же сюрреалистическое из эпохи "перестройки".
Скажем, в 1989 году деятели красноярского "Мемориала" и "Клуба содействия
перестройке" (организации поистине мистической, но совершенно в особом
смысле, который в этой книге обсуждать смысла не имеет) решили на очередную
годовщину Великого Октября возложить к памятнику Дзержинскому веночек из
колючей проволоки. А навстречу им плечистые ребята, которые
отрекомендовались "комсомольцами" (один, попроще, вякнул, что он
"комсомолец из органов") и изо всех сил мешали возложить веночек. Так рьяно
мешали, что сломали палец одному из деятелей "Клуба содействия
перестройке".
Но вот однажды возле этого памятничка произошло нечто куда более
любопытное, и началось это с того, что возле бюста Дзержинскому остановился
один деятель Красноярского крайкома КПСС... Мелкий деятель, не из первых
функционеров. Был он нетрезв, а стояла глухая ночь, и сей деятель аппарата
КПСС допустил некий хулиганский поступок... То есть, говоря попросту, решил
он помочиться на постамент этого бюстика. Не надо удивляться поступку
крайкомовца - во всевозможных официальных советских организациях работало
довольно много таких - не диссидентов, конечно, но людей далеко не идейных.
Правда, врагами советской идеологии они тоже вовсе не были и если смеялись
над официозом или творили мелкие совковые кощунства, то тайком, втихаря и
стараясь не иметь лишних свидетелей.
Впрочем, я присутствовал как-то при сцене, когда пьяные крайкомовцы и
горкомовцы поставили на стол с объедками портрет Брежнева и гнусаво пели
его речи на мотив православных псалмов. Пели, мазали губы портрету водкой и
салом, пока не попадали со смеху. А у меня все это вызывало ассоциации со
Всешутейшим и всепьянейшим собором Петра I, гнусной пародией на
православную иерархию и православное служение.
Вот и этот деятель собирался помочиться на памятник не из каких-то там
скрытых диссидентских соображений, а попросту в порядке холуйского
хулиганства: нагажу, мол, пока никто не видит! Тем более темно, и мела
метель, и была сильная поземка, а в воздухе ветер все время поддерживал
много мокрого снега. Дяденька начал писать на памятник... и потом
рассказывал, что пробежал целый квартал и только тогда сообразил, что за
ним никто и ничто не гонится, что вполне можно уже остановиться и просто
застегнуть ширинку.
Потому что памятник, этот бронзовый бюстик вдруг повернулся к
крайкомовцу и "как в мультфильме" - по его словам - оскалился на нарушителя
своего спокойствия. Самым натуральным образом ощерился, обнажил клыки, и,
отчаянно вскрикнув, человек кинулся бежать.
Подтвердить эту историю некому в том смысле, что никто не
присутствовал при сцене, никто не видел, как оскалился памятник. Но я в эту
историю верю, на что есть несколько причин.
Во-первых, первым рассказал мне ее не кто иной, как Александр
Александрович Бушков. Да-да, тот самый, знаменитый "король русского
боевика" и создатель нашей "Сибирской жути". Так сказать, отец-основатель
серии. Сам Александр Александрович, узнав о моем желании описать эту
историю, просил сообщить: верит он в нее не полностью... Я охотно
удовлетворяю эту просьбу и передаю читателю: у А.А. Бушкова не
стопроцентная вера этому рассказчику.
Но со своей стороны добавлю - за годы нашего общения не раз случалось,
что А.А. Бушков сообщал мне самые невероятные вещи, и мне верилось в них
слабо... А потом все это подтверждалось. У этого человека есть редкая
особенность, которая должна быть присуща, казалось бы, скорее следователю,
чем писателю: он умеет отделять истину от вранья. И так просто никаких
историй не передает.
Во-вторых, с памятниками некоторых лиц связаны весьма любопытные
истории. Я бы даже сказал, что у некоторых памятников очень плохая
репутация. В германоязычном мире памятникам вообще приписывается
способность довольно лихо разгуливать, особенно в безлунные ночи... В
Средние века немецкие воины, приходящие в Италию вместе со своими
императорами, весьма последовательно старались не оставаться на ночь
поблизости от античных статуй. Итальянцев же, которые этих статуй не
боялись, они считали или невероятно храбрыми людьми, или колдунами, которые
просто умеют управлять этими статуями.
В это можно верить или не верить, но в Германии рассказывают настолько
жуткие вещи о некоторых памятниках, что мне как-то и не хочется их
передавать. Русскому читателю наверняка известна история про железную руку
Эриха фон Берлихингена: мол, сковал такую руку себе рыцарь, и служила она
ему, как живая... А как помер, стала эта рука жить сама по себе, искать по
силам мясное пропитание. Впрочем, как хотите, а пересказывать я эту легенду
не буду. Хотите ее знать - ищите и читайте сами, на немецком все это очень
подробно описывается. Что до меня- вот уже налился тяжестью затылок, словно
песку насыпали под веки... Не с моей гипертонией описывать эти истории.
И не в "сумрачном германском гении" тут дело. Уверяю вас! Потому что
стоило в России появиться памятникам историческим персонам, и тут же с
некоторыми из них народ связал такие же точно истории - например, с тем же
Медным всадником. А.С. Пушкин, когда писал свою знаменитую поэму, работал
строго по мотивам петербургского фольклора... Да и по материалам
полицейских документов, между прочим! Потому что есть в Петербурге
документы (я видел их собственными глазами!), после которых и рука Эриха
фон Берлихингена, бегущая по стене замка,- это не самое ужасное. И думаю,
Александр Сергеевич эти документы тоже видел...
В-третьих, событие с пьяненьким красноярцем имело место быть не
когда-нибудь, а 11 октября. Что это за день? А это так называемый Ден
дзядов - День дедов, то есть день поминовения предков. Своего рода
хэллоуин, День всех святых - только не в протестантской, а в католической
традиции. Как нетрудно понять, в эти сутки по земле много кто может
шататься...
Кого-то может удивить - 11 октября вроде бы не зимнее еще время, а уже
метель... На это я только напомню, что действие разворачивается в южной, но
Сибири, а не в северной, но Италии. И даже не на Украине, где 11 октября
расхаживают еще в легких платьишках и в рубашках. У нас - не расхаживают.
В-четвертых, причиной верить рассказанному выступает сама метель. И в
России, и в Скандинавии, и в Германии... словом, во всей Северной Европе
известно, что именно в метельные, вьюжные ночи происходят события странные,
имеют место быть встречи, от которых участники встреч, может быть, еще и
охотно отказались бы. Подтверждений - весь скандинавский фольклор и
половина северного русского! Впрочем, и финский, и эстонский, и фольклор
всех северных народов и Азии, и Америки - о том же.
По мнению скандинавов, и Снежная королева (вовсе не придуманная
Андерсеном, а тоже взятая из фольклора!), и гигантский белый олень,
запряженный в сани, и тролли, и сам Король Севера (существо уж вовсе
кошмарное) бродят по земле не в любой из декабрьских или февральских
деньков, а в метельные дни, и особенно в метельные безлунные ночи. И в
такие же ночи, как думают в Холмогорах и Каргополье, носятся по земле сани,
запряженные душами грешников, а в санях мчатся над землей бесы.
Индейцы Северной Америки в такие же метельные сутки опасаются
безглазых, выпотрошенных оленей, которые несутся сквозь пургу, а на спинах
оленей сидят и управляют ими рыси с горящими красным огнем глазами.
Впрочем, в такие же ночи встретиться можно и со скелетами, которые подходят
к чумам, в которых есть маленькие дети, и просят их себе, потому что им
нечего есть, или выклянчивают кишок живых людей. Выходить из чумов в метель
индейцы не рекомендуют. А те, кто очищает чужие ловушки или не дает еды
старикам, больным и вдовам с маленькими детьми, рискуют увидеть летящего в
буре Маниту со своей свитой - огромными полярными волками. И эти волки
разорвут нехорошего человека на части.
В общем, метель - сложное время, сплошная провокация для нечисти - по
мнению всех народов, населяющих северное полушарие. И то, что действие
разворачивалось в метель, делает его куда более вероятным.
В-пятых, на доверчивый лад настраивает меня сама личность Железного
Феликса. То есть всякий вообще большевичок для меня автоматически если и не
бес, то уж точно пособник бесов, и ничего с этим не поделаешь. Об этом
великолепно написано у Солоухина, к которому и отсылаю читателя [8].
А Феликс... Встречались в польской, в чешской литературе глухие
упоминания, что в годы молодые очень интересовался Феликс Эдмундович
бабульками, жившими тогда (а очень может статься, и сейчас живущими) в
Литве... а говоря конкретнее, бабками-ведуньями из глухих уголков Жемайтии.
Об этих бабках шла (и идет) слава как чуть ли не о самых сильных колдуньях
всего евразийского материка... Не буду спорить, кто из колдунов кого
сильнее и главнее, но, во всяком случае, есть у меня довольно зловещие
рассказы тех, кто наблюдал своими глазами, как невинный уж превращался в
существо, куда опаснее анаконды и очковой кобры, вместе взятых, а сознание
человека входило в волка, и зверь начинал вести себя так, как если бы он
обладал волей и умом (а человек в это же время или сидел неподвижно, в
полном ступоре, или того лучше - начинал истово нюхать, втягивать в себя
воздух, а взгляд у него делался такой, что даже люди неробкого десятка
старались очутиться подальше).
Способность человека вселять свою душу (или хотя бы ее часть) в
животное - в медведя, волка - может стать основой для множества народных
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг