и дома для начальства, и бараки рабочих - все развалилось напрочь, что
называется - вдребезги. Пустое место, заросшее осинником и березняком,
протоптанные скотом тропинки - наконец-то правый берег стали как-то
использовать в хозяйстве, выпасают совхозных бычков. И среди всего этого,-
крепкие, трапециевидные в разрезе лотки, примерно по грудь человеку. Дерево
лотков поет под рукоятью ножа, вызывая неприятную ассоциацию с деревом
крестов на кладбище.
Чуть ниже по реке - груды отработанной породы, громадные холмы высотой
в несколько человеческих ростов. А выше по реке - входы в старые
разработки: вертикальные колодцы, черные провалы земли. Вроде бы никаких
следов пребывания здесь человека, но почему-то и среди белого дня
находиться в этом месте неуютно. Классические симптомы - ощущение взгляда в
спину, чувство присутствия здесь кого-то... Не очень понятно, кого именно,
зверя или человека. Но присутствия кого-то, кто ходит вокруг или же
затаился и смотрит, смотрит... То ли просто смотрит, потому что ему
интересно, то ли выжидает своего часа... знать бы, какого.
Характерно, что было все это задолго до того, как я услыхал рассказы о
нравах прииска. Стоя на территории прииска в 1983 году, я и понятия не имел
что где-то здесь похоронен заживо человек. Не знал я и о странных
процессиях в лунные ночи. Но было неуютно, и кончилось тем, что в жерла
шахт мы с товарищем не полезли. Сначала-то, когда мы планировали эту
поездку в Юксеево, у нас была такая идея - спуститься вниз и походить по
дорогам старых добытчиков золота, ощутить в полной мере атмосферу старого
прииска. Но тут как-то ослабела, а постепенно, к вечеру, и вовсе исчезла
наша решимость, и в шахты мы так и не полезли. Зря? Очень может быть, что и
зря, но я как-то не жалею задним числом. Походы в пещеры вообще оставляли у
меня двойственные ощущения. С одной стороны, очень интересно. С другой -
нечего делать человеку в чуждом ему "нижнем мире", где обитают совсем
особые существа.
Вот и тут у нас возникла какая-то подспудная, не выраженная в словах
уверенность, что совершенно нечего делать нам в этих заброшенных штольнях.
Спустя год мой товарищ, тоже Андрей (фамилию не буду называть), был на
прииске снова, с другим партнером, своим старым другом из Новосибирска,
Валерой (к Валере Боссу этот Валера, конечно же, не имеет совершенно
никакого отношения). Они совсем уже собрались полезть в штольню, даже
приняли немного для храбрости и начали раскручивать веревки. Но стоило им
подойти к зияющему жерлу шахты, как вдруг Валера поднял палец:
- Что это?!
И оба явственно услышали мелодичный звон и глухой стук, как будто
несколько кайл колотили в стенку штрека. Звук был тем более невероятным,
что если бы и правда в штольнях сейчас кто-то работал, то никак не мог
доноситься до поверхности такой сильный и чистый звук. С минуту слышалось
все это, потом сменилось каким-то то ли шорохом, то ли бормотанием.
Парни стояли у жерла, еще меньше уверенные, что им надо лезть туда, в
глубину. Новые звуки! Полное впечатление, что кто-то шел по главному
штреку, выходил к ведущему наверх вертикальному колодцу шахты. Шел, пыхтел
- нес что-то увесистое. Грохот - на каменный пол сбросили загремевшие по
нему куски камня, словно породу в мешке.
У ребят как-то сразу нашлись очень важные и срочные дела - необходимо
стало осмотреть еще раз снаряжение, проверить оружие, а там уже наступил
вечер, и стало поздно лезть в шахту. Уйти сразу же было бы для парней
совсем неправильно; получалось, что взрослые, сильные мужики, научные
работники, таежники испугались каких-то непонятных звуков в жерле
рукотворной пещеры!
Они уже и не очень хотели ночевать на прииске, но сразу уйти,
воспользоваться последним светом, чтобы добраться до берега, было бы
"потерей лица", и Валера с Андреем стали организовывать лагерь.
Нет, в эту ночь не произошло никаких страшных и жутких событий! Никто
не поднялся из шахты, не восстал из безымянной могилы, не шуршал
таинственно в кустах; никакая сущность не прицепилась к друзьям и не
помешала им сидеть до рассвета, пить чай и вести неторопливые беседы. Но
ведь и спать ребята почему-то не стали, так и сидели до утра, и ушли с
прииска с первым светом. Потому что ночью место вызывало, естественно, еще
большее напряжение, чем днем.
А совсем под утро, когда начал сереть восток, вроде бы что-то даже
слышалось друзьям: то ли пение, то ли бряцание лошадиной сбруи, то ли
тележное пение колес, шум согласного движения.
Это вообще удивительное свойство всякой земли: если уйти в сторону от
деревни, сесть под дерево, под стог сена или просто на лугу, если долго
сидеть и слушать, то рано или поздно вы услышите какие-то звуки. Это может
быть чье-то дыхание, невнятная речь, звуки движения по дороге, крики
животных, какие-то еще звуки, происхождение которых бывает непросто
определить. Но по ночам земля как будто отдает накопленную в ней память, и
другое дело, что в большинстве мест в этой памяти нет ничего ни плохого, ни
опасного. Вот здесь, на прииске, память земли была очень уж явной и к тому
же какой-то зловещей.
Насколько мне известно, мои друзья больше не бывали на прииске, и
рассказывать об этом уже нечего.
Кое-что я слышал все от того же Колчака - странноватого мужика, вечно
живущего в мире одному ему видимых сущностей, в мире своих мыслей и
переживаний. Трудно сказать, что получилось бы из Колчака, каким бы был
человеком, родись он в другой среде, получи он воспитание и образование
хотя бы на уровне городской мещанской среды. Но Васька, которого уже и жена
называла не именем, а по кличке - Колчаком, родился и вырос в запойной
деревне, и суждено ему уже до конца жить не совсем той жизнью, какой ему,
наверное, хотелось бы.
И поэтому ему не всегда верится: в его рассказы про паром, на который
заходят лошади с телегами, люди с мешками и паром трогается, идет через
реку, а сквозь него видна река и острова на ней. Такие истории иногда
рассказывает Колчак, и не только под влиянием выпитого. Но как знать -
действительно видит он что-то, пока остальная деревня мирно спит, или
просто бродит в нем какое-то ощущение другой жизни? Смутное переживание
чего-то, что лежит вне прозы обычной деревенской жизни, и это ощущение
выплескивается у Колчака в сочиненные им истории?
Скажу по совести - этого я не могу сказать наверняка.
Глава 14
МЕСТА "ИМПЕРАТОРА ТАЙГИ"
Помяни, Господи, русских людей, аще приняли погибель от руки врагов
Твоих.
Молитва Русской православной церкви за рубежом
Странные люди в лесу
В 1960-е годы некоторые люди, совершенно независимо друг от друга,
рассказывали о странных встречах в лесу. Судя по всему, такие встречи
происходили и раньше, но тогда о них не говорили, а тут языки постепенно
развязывались.
Встречи эти происходили на западе и на юге Красноярского края, в очень
красивых живописных местах - в лесостепи, на берегах невероятно красивых
озер и речушек, в горной тайге. Всегда эти встречи происходили днем, при
ясном свете солнца, и совершенно не обязательно встречались с кем-то
неизвестным по одному - многим встречам было по два и по три свидетеля.
Бывало, что и к рыбакам, и к охотникам, и просто к отдыхающим на озерах в
красивой, интересной местности подходили не знакомые никому люди.
На этих людях была странная несовременная форма: эдакие белые кителя,
охваченные ремнями наперекрест, фуражки с двуглавым орлом, портупеи.
Современными были разве что полевые сумки. Эти люди появлялись
вооруженными, они несли винтовки, а в кобурах торчали револьверы
несовременного образца.
Эти люди подходили к отдыхающим, заводили с ними разговоры, порой даже
пытались помогать. Скажем, один такой как-то помог вытянуть сеть с рыбой
двум парням, а потом с ними вместе вытаскивал из сети рыбу. Это были
совершенно материальные личности; им можно было пожать руку, и рука отнюдь
не проходила сквозь их тела. Порой они ели и пили, в том числе пили водку с
моими информаторами. Один из таких даже пытался ухаживать за девушкой из
туристического отряда, но не понравился ей и ушел неизвестно куда.
Вообще у этих людей была только одна неприятная особенность - они
приходили неведомо откуда и уходили неведомо куда. Ну, и странная форма,
странное оружие. Напомню: времена были идиллические, тихие, и большинство
жителей Советского Союза не только не думало ни о каким таком ином мире, но
принципиально не верили в него - так полагалось. Еще меньше думали
советские про то, что в Гражданскую войну 1918-22 годов могли воевать не
только красные, и совсем не думали о том, как должны были выглядеть эти
люди. То есть не то чтобы советские не понимали - были и такие люди в
Сибири... но просто никто об этом как-то не задумывался.
И некоторые принимали встретившихся им людей за актеров, участвующих в
съемках кинофильма, другие - за участников какого-то костюмированного
действия - скажем, похода по местам боевой славы. Находились и такие, кто
считал этих людей солдатами какого-то тайного, засекреченного
подразделения, скрытого в недрах горной тайги.
Но вот компетентные органы полагали совсем иное... Я знаю это
совершенно точно, потому что в одной из археологических экспедиций,
приезжавших каждое лето из Питера, как-то очень хорошо прижился интересный
мужик, следователь по особо важным делам краевой прокуратуры. Первый раз
приезжал он в экспедицию после того, как археологи совершенно случайно чуть
не наткнулись на Белую Юрту...
Сейчас молодежь даже уже не помнит легенд про Белую Юрту, а еще в
1980-е годы этих легенд ходило очень много. О происхождении Белой Юрты
рассказывали разное - и что возникла она на месте лагеря особого
назначения, заброшенного после смерти Сталина,- мол, некоторые зеки,
которым идти было некуда, остались в лагере и стали приспосабливать его для
своей уже свободной жизни. По другим данным, возникла, разрослась Белая
Юрта на месте избушки лесника из беглого лагерного контингента. По третьей
версии первые беглецы прибились к кочевникам, которые каждое лето ставили
священную белую юрту в определенном месте (откуда и пошло название). Мол,
первые беглецы, избегавшие встречи с любым представителем закона,
встретились с тувинскими шаманами и стали сотрудничать с ними, а говоря
попросту, прислуживать им - рубить дрова, охотиться, таскать воду, а за это
им позволили тут жить. Это потом уже русские лагерные беглецы срубили
настоящие избы, чтобы можно было жить в Белой Юрте и зимой.
Какая версия правдивее - не имею никакого представления. Но, во всяком
случае. Белая Юрта, если верить слухам,- это такая горно-таежная республика
уголовников - эдакий сибирский вариант Запорожской Сечи. Принимают туда,
собственно говоря, всех - если человек пришел туда сам, значит, было кому
ему рассказать, куда идти. Случайный человек в Белую Юрту не придет, а если
вдруг и придет, мгновенно станет ясно, насколько он там случайный. Но если
уж попадает туда человек, то или он всю оставшуюся жизнь проживет в Белой
Юрте и никогда не выйдет даже за околицу, или выйдет только в составе
отряда, идущего на серьезное "дело". То есть и тут имеется, конечно,
контингент, который ходит в большой мир и возвращается, но в этот
контингент входят или очень "авторитетные" люди, или те, кто находится в
большом доверии у этих "авторитетных".
Так что даже из знающих о существовании Белой Юрты узнают дорогу в нее
и поселяются в ней или бежавшие из лагерей, или те, на ком висели разные
расстрельные статьи. Те, кому жизнь в ненаселенной тайге казалась
безопаснее и лучше, чем жизнь в большом городе, где на каждом углу
продаются булки, но и милиционеры тоже стоят на каждом углу и очень мешают
жить этому кругу лиц. Тем более мешают, если твоя физиономия уже висит на
перекрестках с духоподъемной подписью: мол, разыскивается милицией за
совершение особо опасного преступления, просьба сообщить, если знаете
местонахождение, если видели, но имейте в виду, что опасен...
Ну так вот, мы-то, тихие археологи, далекие от всех этих ужасов,
узнали про Белую Юрту случайно. Была старая идея - сделать археологическую
разведку в горных районах Хакасии. Забегая вперед скажу, что такую разведку
потом провели, и с великолепным результатом. Но тогда, первый раз, машина
шла в неизведанное - и собственного опыта не было у курганных археологов, и
занять не у кого - никто до них в этих местах не работал. В таких случаях
нужны проводники, и далеко не случайно археологи стали беседовать с
охотниками и рыбаками. Но совершенно случайно вопросы о дороге задавались
именно тому из охотников, который что-то знал о Белой Юрте, да к тому же
обладал каким-то извращенным чувством юмора. И археологи имели на картах
пометки, что вот примерно там-то лежит такое место, Белая Юрта, и в него
хорошо бы попасть, потому что там всем приезжим очень рады.
Целый день машина рвала резину и надрывала двигатель на кошмарных
горных дорогах; день уже клонился к вечеру, когда на дороге, прямо посреди
заросшего травой полотна, увидели костер, а возле него двух жутких
оборванцев. Начальник велел остановиться, вышел и, подойдя к оборванцам,
вежливо спросил, далеко ли до Белой Юрты и правильно ли ни в нее едут.
- Тебе надо в Белую Юрту? - нехорошо прищурился оборванец.- Тут до
тебя один вот тоже спрашивал...
И оборванец кивнул на булькающий котелок.
- Мы вот тебе сейчас покажем, как туда проехать,- так же свирепо
просипел второй.
Коля К. внезапно обнаружил, что один оборванец в сапогах, обходит его
и вот-вот окажется между ним и машиной и что в руке у оборванца финка.
Одновременно он обнаружил, что прямо в живот ему уставился ствол
крупнокалиберного ружья. Скажем совершенно откровенно: до сих пор никто
толком не знает, почему этот, с ружьем, не выстрелил сразу, пока Коля К.
совершенно не был к этому готов. Начни они действовать сразу, и для них
вполне реально было бы захватить машину, перебить и разогнать археологов -
ведь их хоть и было пятеро, но археологи совершенно не были готовы к такому
повороту событий.
Но оборванцы промедлили и почему-то дали Коле К. убежать, прыгнуть в
машину. Шофер, много чем рискуя, развернулся на дикой скорости, стал делать
километров сорок в час на дороге, больше похожей на просеку посреди
нехоженой тайги. И только тогда загремели выстрелы; в брезентовом кузове
образовалась огромная дыра. От деревянного борта полетели щепки, и одна из
этих щепок ранила в бедро парня-студента. Но обошлось этой не очень
страшной жертвой - рана заросла через неделю, а больше пальбы по машине не
было, и единственно что плохо - сорвалась, не начавшись, разведка, для
которой долго экономили продукты и подгадывали время.
"Наш опер"
Вот после этой истории и слезного заявления, написанного в ближайшем
отделении милиции, в лагере и появился человек, которого в экспедиции
вскоре будут называть фамильярно - "наш опер" и отношением которого к
экспедиции будут гордиться. Он снял со всех официальные показания,
посочувствовал раненому, покрутил пальцем у виска Коле К. ("до бороды
дожили, а не знаете, к кому можно, к кому нельзя соваться..."), а с
охотником, склонным к шизофреническим шуткам, побеседовал так, что тот
пришел извиняться и плакал, причем плакал натуральными слезами.
Кроме того, "нашему оперу" очень понравилась экспедиция, образ жизни
археологов и особенно ведение неторопливых бесед за чаем в вечернее и
ночное время. То есть "наш опер" вовсе не бездельничал; за какой-то месяц
он сделал несколько рейдов по горам, застрелил одного и привел с гор в
наручниках трех довольно неприятных субъектов, причем с одним из них пришел
в лагерь экспедиции, с арестованным общаться запретил и держал его
связанным и скованным в глубоком шурфе. Но и сам устал смертельно и как
только выставил охрану из доверенных археологов, завалился спать и проспал
довольно долго. А потом достал из шурфа подопечного и увел его, так и не
объяснив, что за птицу раздобыл и где такие еще есть.
Занимался он и еще какими-то довольно загадочными делами, а чувство
юмора у "нашего опера" порой приближалось к чувству юмора того легендарного
охотника. Хорошо помню, как подъехал он на грузовичке к раскопам в самом
конце работы.
- Данилыч* [* Отчество, конечно же, изменено.], подбросишь, до лагеря?
Шофер грузовичка замахал руками, что-то забормотал с искаженной
физиономией, но "наш опер" тут же закивал:
- Какие вопросы! Поехали...
Хорошо, что первыми в кузов прыгнули Коля К., начальник экспедиции, и
ваш покорный слуга. Страшно подумать, что было бы, запрыгни первыми
впечатлительные девочки, потому что в кузове лежал тронутый разложением
труп с размозженным черепом, с горлом, перерезанным от уха до уха, и
распоротым животом (внутренности "наш опер" аккуратно собрал в ведро, а
само ведро так же аккуратно закрепил в кузове между старых покрышек).
С трясущимися губами брали мы "нашего опера" за грудки:
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг