Автор(ы) произведения: Кир БУЛЫЧЕВ
Переводчик произведения:
Название произведения: Штурм Дюльбера (1917 год).
Жанр произведения: Роман.
Цикл (серия); номер в цикле: Река Хронос: 2.
Ист. получения произведения:
Автор(ы) файла: Ершов В.Г.
Редактор(ы) файла: Ершов В.Г.
Название файла: Reka_Hronos._Shturm_Dyul'bera_(1917g.).txt
Тип (кодировка) файла: txt (CP-1251)
Дата (номер) редакции файла: 25/05/2000
Источник получения файла:
__________________________________________________________________________
Из коллекции Вадима Ершова: http://lib.ru/~vgershov/
__________________________________________________________________________
СОДЕРЖАНИЕ:
Глава 1. ДЕКАБРЬ 1916 г.
Глава 2. МАРТ 1917 г.
Глава 3. МАРТ 1917 г.
Глава 4. МАРТ-АПРЕЛЬ 1917 г.
__________________________________________________________________________
Текст подготовил Ершов В. Г. Дата последней редакции: 25/05/2000 Кир БУЛЫЧЕВ
РЕКА ХРОНОС
Роман
Книга II
ШТУРМ ДЮЛЬБЕРА (1917 год)
Глава 1
ДЕКАБРЬ 1916 г.
Я чувствовал, как неведомая сила охватывает меня и разливается
теплотой по всему телу. Вместе с тем я весь был точно в оцепенении:
тело мое онемело. Я пытался говорить, но язык мне не повиновался, и я
медленно погружался в сон, как будто под влиянием сильного
наркотического средства. Лишь одни глаза светились надо мной каким-то
фосфорическим светом, увеличиваясь в один яркий круг.
До моего слуха доносился голос старца, но слов я различить не
мог, а слышал лишь неясное его бормотание.
В таком положении я лежал неподвижно, не имея возможности ни
кричать, ни двигаться. Только мысль моя еще была свободна, и я
сознавал, что постепенно подчиняюсь власти загадочного и страшного
человека.
Но вскоре я почувствовал, что во мне, помимо моей воли, сама
собой пробуждается моя собственная внутренняя сила, которая
противодействует гипнозу. Она нарастала во мне, закрывая все мое
существо невидимой броней. В сознании моем смутно всплывала мысль о
том, что между мной и Распутиным происходит напряженная борьба и в
этой борьбе я могу оказать ему сопротивление, потому что моя душевная
сила, сталкиваясь с силой Распутина, не дает ему возможности всецело
овладеть мной.
Так Феликс Феликсович Юсупов-младший писал в своем дневнике в конце
ноября 1916 года.
В обычные дни князь не вел дневника, ленился, хотя полагал это
полезным для внутренней дисциплины. Записи появлялись в моменты душевных
волнений, к примеру, накануне свадьбы с Ириной. Тогда казалось, что
Александр Михайлович, имевший, кажется, иные планы для своей старшей
дочери - как-никак племянница императора! - наотрез откажет Юсупову. Но
заступницей выступила Ксения Александровна, мама Ирины.
- Сандрик, - сказала она, не смущаясь присутствием Феликса, - ты
забыл, как ночи не спал, уверенный в том, что батюшка тебе мою руку
никогда не отдаст?
Феликс с детства был влюблен в тетю Ксению, и, возможно, не последней
причиной его увлечения красивой, но холодной Ириной была безнадежная
юношеская любовь к грубоватой, полной жизненной силы Ксении Александровне,
которую обожавший ее отец называл "барышней-крестьянкой".
Наверное, в такой ситуации легче бы разобраться Фрейду, но Фрейда
Феликс так и не прочел. Году в двенадцатом, когда он учился в Оксфорде,
кто-то из тьюторов предложил ему прочесть труд австрийского гения. Но труд
был напечатан в Берлине готическим шрифтом, прочесть его было выше сил
русского князя.
Теперь уже все позади. Третий год Ирина - его друг и жена. Она стала
ему ближе любого из мужчин. Может, оттого, что у Феликса не было друзей.
Феликс был откровенным англоманом, хотя в столице ходили сплетни о том,
что курса в Оксфорде он окончить не смог и потому по возвращении из
Лондона вернулся в Пажеский корпус. К тому же Феликс не скрывал, а даже
бравировал печоринским презрением к петербургскому высшему свету,
ненавистью к продажным чиновникам и выжившим из ума генералам, которые
тащат Россию к военному поражению.
Одиночество Феликса определялось и тем, что он, воспитанный в
атмосфере превосходства его семьи по отношению к этим выскочкам Романовым,
оставался монархистом, для которого близость к правящему дому составляла
смысл жизни. Может, таким его воспитала мама, которая долгие годы состояла
в близких фрейлинах Марии Федоровны, полагая себя как бы членом
романовского семейства.
Феликс сумел отбросить мамино "как бы".
Он - сам член семейства. Он - муж великой княжны, его дети будут
племянниками и племянницами императора и, при определенных
обстоятельствах, даже смогут претендовать на корону. Как бы ни были знатны
Юсуповы, ни один из них не поднимался так высоко.
И в то же время Феликс оставался подобен Потемкину или Зубову. Он
стал одним из Романовых через постель. И для высшего света никогда не
станет настоящим Романовым. Значит, он должен стать более Романовым, чем
все Романовы вместе взятые.
А как это можно сделать?
Приблизиться к Николаю и возглавить армию?
Чепуха! Николай был холоден к Феликсу и почти игнорировал его.
Другие великие князья? Более всего было равнодушных. Что он есть, что
он пропал - проходимец!
Может, так и не думали о члене одного из древнейших родов (правда, из
татарских мурз), но Феликсу все время чудился шепот за спиной.
Может, он уехал бы снова в свою любимую Англию, хоть и там вряд ли
ему будет открыта настоящая дорога к славе.
Ирина тоже была рабыней тщеславия, она тоже была спесива, а ее брак
оказался мезальянсом. Увлекшись блестящим мужчиной, она выиграла его, она
утерла нос всем остальным великим княжнам, которые исчезали навечно в
каких-то Гессенах и Вюртембергах, но радость достижения рассосалась, а
Феликсу не было пути - со всех сторон на него глазели враждебные
физиономии, все двери были закрыты...
Феликс понимал, что для него существует лишь один выход - он должен
стать Спасителем Отечества, новым князем Пожарским, благо война открывала
некие новые области применения сил. Нет, не на фронте, тот путь был бы
тупиком. Решать все надо в нервном центре страны - в Петербурге.
Как в доме Александра Михайловича, где молодые проводили большую
часть времени, так и в светских салонах военные и политические проблемы
обсуждались весьма горячо. Осень 1916 года не принесла успехов на фронте.
Наступление провалилось, Австро-Венгрию не удалось вышибить из войны, и
если австрияков немного потеснили, то немцы на севере продолжали успешно
наступать, они уже оккупировали важнейшие западные губернии - всю Польшу,
Прибалтику, уже грозили Малороссии и Белоруссии, а вскоре приблизятся и к
Петербургу. На Западном фронте надежды, которые вспыхнули было со
вступлением в войну Североамериканских Соединенных Штатов, к концу года
угасли - американский корпус не смог внести в войну перелома. А все
разговоры о том, что немцы остались без горючего, едят крыс и мечтают
свергнуть кайзера, оставались не более как разговорами. Может, и ели - Бог
их разберет, но и получали от того патриотическое наслаждение.
Русскому уму нужна ясность. Ясность заключается в имени врага. Как
только врага обнаружат и уничтожат, наступит райская жизнь, и по кисельным
берегам будут бродить молочные коровы, проваливаясь в кисель по самые
рога.
Во время войны наиболее популярным становится крик: "Предали!" Он
дает возможность бежать в тыл, не боясь обвинений в трусости. Предать
могли только те, кто в этом предательстве заинтересован. Конечно,
соблазнительно пустить в дело евреев, но известно, что немцы их не жалуют,
да и среди генералов евреев, как назло, почти не нашлось. Зато в России,
где правящее семейство за последние двести лет стало немецким по крови, а
подпирали трон лица немецкой национальности, из которых династия и черпала
кадры губернаторов, генералов и полицмейстеров, не надо было показывать
пальцем - куда ни ткни, упрешься в немца.
До войны в том не было беды. От немца исходил порядок и
продовольствие. Во время войны положение изменилось.
Сложность заключалась в том, что лица с немецкими фамилиями в шпионы
не шли, потому что как настоящие немцы они были более русскими, чем
русские, и, уж конечно, настоящими российскими патриотами. Продавали
Россию, если находилось кому заплатить, вполне русские типы, умевшие
притом кричать "Предали!" и "Держи вора!".
Сам государь император был вполне приемлем, с бородкой, тихий, похож
сразу и на мужика, и на английского короля. Потому что с последним был в
родстве через немецких предков. Зато его жену Александру Федоровну русский
мещанин не принял - уж очень она была гордая и холодная, даже улыбаться не
умела. Над государем в постели измывалась - впрочем, так ему и надо, -
рожала только дочек, а потом разродилась наследником, еле живым. В этом
можно было усмотреть злой умысел.
Наследника, как в итальянском фарсе, лечили всевозможные врачи и
шарлатаны, государыня большую часть времени проводила в монастырях и
соборах - такой богомольной царицы из русских бы не отыскать. И пока
государь подавлял революционеров, проигрывал войну каким-то малоизвестным
япошкам, а потом и вовсе ввязался в войну с собственным кузеном Викки,
русский народ искал виноватых.
И тут как нельзя лучше помог Распутин. Вполне русский человек,
сибиряк, конокрад. Такого шарлатана русская история и не припомнит. Это
был гипнотизер, сексуальный гигант - воплощение всего, в чем столь
нуждался малокровный двор, дрожавший над малокровным наследником.
Чем дольше тянулась война, чем хуже были дела на фронте и дома, тем
явственней виделся образ врага и виновника наших бед. В разных слоях
общественности его именовали по-разному, не сознавая, что речь идет об
одном и том же козле отпущения.
Социалисты имели в виду прогнивший режим и немецкую династию в целом.
Мещанство ненавидело царицу и всяких там при ней Штрюмеров и
Ранненкампфов. Царицу даже никто не звал русским православным именем, на
которое она по крещению имела право, - Александрой Федоровной.
Ее именовали Алисой.
Знать и политики правого толка не смели поднять лапу на государыню,
как бы она ни была противна их духу. Зато утверждали, что Алиса, сама того
не ведая, попала в моральный плен к подлому развратнику Распутину, а
подлый развратник давно уже находится на содержании немецкой разведки. Сам
император - жертва этого гнусного заговора, и если бы удалось найти
способ, чтобы избавиться от самозванца, тогда все пойдет как надо -
заиграют трубы, пойдут в бой сытые полки, испуганно спрячется
социалистическая крамола, мы вступим в Берлин, захватим проливы, возьмем
Царьград и, может, даже прибьем к его воротам щиты, что делали наши предки
в тех случаях, когда их не хотели пустить в город, зная, что они нечисты
на руку.
Шли месяц за месяцем, год за годом, и сколько бы людей, близких и
далеких, ни открывали глаза императору и императрице на то, что они
находятся в плену у самозванца, те и в ус не дули. Нравился им Распутин,
верили они в его целительные силы и вовсе не верили родственникам и
политикам, даже маме князя Юсупова не поверили, пришлось Зинаиде
Николаевне возвращаться ни с чем.
Распутин, как и положено российскому временщику, беззастенчиво брал
взятки, пил по-черному, спал с цыганками и графинями, существовал в
окружении истеричных дам и продажных мужчин, умело влиял на назначения в
верхах России, но, разумеется, ничего изменить не мог - от того, занимал
ли пост Хвостов, Трепов или Штрюмер, сумма не менялась. С Распутиным или
без него империя катилась в пропасть, а имперская знать сидела по гостиным
и стенала - как избавиться от Распутина? как спасти Отечество?
Эти стенания продолжались бы до самой революции, которая была близка,
если бы не комплекс неполноценности князя Феликса Юсупова, который изменил
течение российской истории. Но, как оказалось, это изменение не сделало
князя Феликса российским Бонапартом.
Слово "убить" не произносилось в салонах, хотя витало в воздухе.
Некогда предки собиравшихся там князей резали друг друга и более удачливых
временщиков, не гнушались порой и императорами. Но к концу 1916 года они
выродились и уже не смели рискнуть - не смели поднять руку на особу хоть и
порочную и низкого происхождения, но приближенную к императору. Поднимешь,
а что потом? Что сделает с тобой государь?
Когда Юсупов понял, что именно он должен избавить Россию от
Распутина, он поделился этой, пока еще туманной мыслью с прекрасной
Ириной.
Ирина отнеслась к рассуждениям мужа трезво и даже деловито.
- Феликс, - сказала она. - Может быть, в этом и есть твой шанс. Если
ты спасешь Россию, спасешь империю раньше, чем это сделает Дмитрий
Павлович или кто-нибудь другой из великих князей, который наймет пару
убийц, тебе не будет равного в России.
- Ты предлагаешь нанять убийцу? - с деланным возмущением, а в самом
деле с некоторым облегчением спросил Феликс.
- Ни в коем случае, - ответила Ирина. - Подвиг такого рода нельзя
путать с уголовщиной. Если ты хочешь убить Распутина, то именно твой
кинжал должен вонзиться в грудь временщику.
Феликс замолчал.
Вся эта сцена его смутила. Он полагал, что Ирина бросится
отговаривать его, умолять... она же толкает его... может, к тюрьме? к
казни?
- Не бойся, - сказала Ирина, - никто не посмеет поднять руку на
героя. Вся Россия будет носить тебя на руках.
Феликс пожал плечами. Ему не было дела до того, как себя поведет
Россия, если его в то время зарубят шашками жандармы.
Разговор на том закончился и возобновился вновь, когда Ирина
собралась на юг, в имение своего папа, чтобы избавиться от петербургского
кашля.
Они обсуждали ее отъезд, и вдруг Феликс вспомнил один из ялтинских
вечеров трехлетней давности.
- Ты не помнишь такого... Сергея Серафимовича? - спросил он.
- Берестова? Мы были у них. Такой седой, благородный джентльмен. Его
потом загадочно убили, - ответила Ирина.
- Я помню, что в тот вечер был спиритический сеанс. И мы говорили о
Распутине. О том, что его надо убить, чтобы спасти страну. А может, это
мне только кажется?
- Тогда Распутин не был столь опасен, - сказала Ира.
Она поежилась, глядя перед собой. Вспомнила:
- Какой был страшный человек тот медиум у Берестова. Помнишь?
- Общение с тайными силами не проходит даром, - попытался улыбнуться
Феликс.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг