остановился у окна. Как все неловко и глупо вышло! Он, как барин Нехлюдов
в "Воскресении", пытался овладеть горничной. Это же низко! В нем не было
злости на Глашу - только раздражение против своей необузданной плоти - вся
унизительность его положения обрушилась на него. Он не должен был так
поступать - не имел права. Если бы вчера ему сказали, что он будет
ломиться в дверь служанки отчима, он с оправданным презрением взглянул бы
на того человека. Что же происходит с ним? Неужели зверь, заточенный в
нем, столь силен и бесстыден, что заставляет забыть о высоком чувстве,
посетившем его недавно?
В доме и в саду царила тишина. В предрассветный час даже цикады
замолкли. "Глупо, глупо, глупо", - повторял Андрей, забираясь под легкое
покрывало и накрываясь с головой, чтобы скорее заснуть и забыть обо всем.
Ужасный день, постыдный день... Завтра с утра он уедет в Симферополь.
* * *
Утром Андрей проснулся поздно, в десятом часу.
Просыпаясь, он услышал сначала дневные веселые звуки: пение птиц,
далекие голоса, квохтанье кур, звон ведра... Открыл глаза, увидел белый
потолок, по которому пробежала замысловатая, похожая на Волгу трещина, и
вспомнил ее - вспомнил, как в прошлом году так же просыпался в этой
комнате и так же смотрел на эту трещину... Он потянулся, понимая, как
хороша жизнь, и тут же зажмурился, потому что утро таило в себе обман -
оно, такое светлое и невинное, сохранило память о вчерашнем. Скорее
уехать... Может, выскочить через окно и, не прощаясь, покинуть дом, только
бы не видеть укоризны в глазах Глаши, а то и презрительного выговора. А
что, если отчим тоже услышал его ночные мольбы... "Господи, за что ты так
наказываешь меня?"
Но если выскочить в окно - как доберешься до Симферополя без единой
копейки? Искать Беккера? У него ничего нет, да и не хочется видеть его.
Ахмет наверняка катает князей по горам...
- Андрю-юша! - сказала Глаша, заглядывая в окно. - Ты все на свете
проспишь. Я уж два раза самовар ставила.
Глаша стояла за окном, опершись ладонями о подоконник. Она была в
розовом платье с короткими рукавами и переднике, волосы собраны в
темно-золотой пук.
- Доброе утро. - Андрей понял, что ничего дурного ночью не случилось.
И в этом было возвращение счастья.
- Давай, давай, не залеживайся! - Глаша рассмеялась, показав ровные
белые зубы. - Одна нога здесь, другая там!
Андрей вскочил с кровати. Глаша откровенно и весело глядела, как он
натягивает брюки.
- Жарища сегодня будет, - сказал она. - Просто ужасно.
- Который час? - спросил Андрей. Ему хотелось как-то выразить
благодарность Глаше за то, что она так легко отпустила ему ночные грехи.
- Скоро десять, - сказала Глаша. - Я тебе на кухне накрыла. Не
обидишься?
- Да хоть в чулане!
Глаша ушла, и Андрей, умываясь, слышал, как она созывает кур:
- Цыпа, цыпа, цыпа... идите сюда; цыпа, цыпа, цыпа...
Андрей прошел на кухню - прохладную, светлую и чем-то иностранную,
может, от белых плиток, которыми были покрыты стены, серебряного блеска
кастрюль и золотого сияния тазов. Глаша застелила белой салфеткой край
кухонного стола.
- А отчим где? - спросил Андрей.
- Сергей Серафимович с утра уехали, - сказала Глаша. - В Массандру,
там какие-то профессора из Парижа собрались поспорить, чей виноград лучше.
Ты же знаешь, он у нас большой ботаник.
Это даже к лучшему. В сущности, они уже вчера попрощались.
- Ты молочка сначала выпей, - сказала Глаша. - Знаешь почему? Его нам
сверху, с Ай-Петри привозят. Там травы особенные, горные...
Глаша хлопотала, подставляла ему горный мед и черешню - это была
обыкновенная, крепкая, налитая силой и здоровьем Глаша, совсем не та
желанная, таинственная женщина, столь смутившая Андрея, когда он увидел ее
за пианино в полутемном, наполненном жгучим пряным ароматом кабинете
отчима.
- Просто чудо, - говорила она, - сегодня утром встаю - все куры,
понимаешь, все без исключения снеслись. Ты только посмотри.
Она взяла с широкой полки большую миску, до краев полную яиц.
- Может, возьмешь с собой, Марии Павловне, а?
- Ну куда я с яйцами через перевал? - рассмеялся Андрей. - Я яичницу
привезу.
Чай был душистый, темный, Глаша наливала его из заварного чайника с
голубыми розами и щербинкой на носике. Андрею чайник был знаком уже много
лет.
- Ты дальше что будешь делать? - спросила Глаша. - Сейчас домой или,
может, искупаешься? В море хорошо сейчас!
- А в самом деле! - сказал Андрей. - Искупаюсь сначала.
- Только к обеду возвращайся. Я окрошку сделаю, у нас ледник хороший.
Пообедаешь, поспишь, а как жара схлынет, поедешь. У нас теперь в
Симферополь автобус ходит. Знаешь?
- Нет, не слышал.
- Евстигнеевы, которые раньше линейки держали, автобус купили.
Немецкий. Дыму от него - ужас. К ночи дома будешь.
Все устраивалось как нельзя лучше.
- А ты небось купальный костюм не взял? Так в сундучке под твоей
кроватью должен быть, еще с того года. Если, конечно, налезет. Уж очень ты
широкий стал.
- А когда Сергей Серафимович вернется?
- Он к вечеру приедет. Думаю, к вечеру. Куда спешить?
Было жарко, мухи жужжали у марли, натянутой на окно. Глаша - ах! -
смахнула осу, что опустилась на скат груди. И Андрей тут же вспомнил ночь
- не умом, а телом вспомнил. И отвернулся.
Когда Андрей, с легкой сумкой, в которой лежал купальный костюм,
полотенце и томик Леонида Андреева, спустился вниз к пляжу, мысли его
совершенно покинули дом отчима, и возможность свидания с Лидочкой
завладела им. С каждым шагом к набережной все большее волнение овладевало
Андреем. Жара господствовала на нижних улицах и у моря, набережная как
вымерла, лишь левее мола, на городском пляже, слышны были голоса, которые
сливались с шумом моря, совершенно спокойного и как будто масляного, но
набегавшего на гальку неожиданно пушистыми пенными волнами.
Андрей постоял немного возле того киоска с сельтерской, где впервые
увидел Лидочку, словно она должна была вернуться туда, а потом долго
торчал на солнцепеке над пляжем, стараясь во множестве людей разглядеть
Лидочку, что, конечно же, было невозможно, тем более что в большинстве
люди старались, выбравшись из моря, сразу спрятаться под полосатые тенты
или зонты.
Почему же он так легкомысленно решил, что увидит Лидочку именно
здесь? Ведь не исключено, а даже вероятно, что Беккер мог пригласить ее на
Ай-Тодор или к водопаду Ак-Су, чтобы провести с ней время в прохладе гор и
леса, а не здесь... И поняв, что Лидочка сейчас находится где-то в
обществе Коли, Андрей расстроился. К тому же, вспомнив о Коле, он понял,
что ведет себя не как джентльмен, потому что даже в мыслях не должен был
желать встречи с Лидочкой, сердце которой принадлежит Беккеру.
Андрей спустился на пляж. Места под тентом ему не нашлось, потому он
расстелил полотенце прямо на гальке, разделся и улегся с книгой, которую
раскрыл, но читать не намеревался. Купальные трусы, что он отыскал в
сундуке, были тесны и старомодны - полосатые, они почти достигали колен,
тогда как многие модники ходили по пляжу в куда более коротких одноцветных
трусах.
Солнце палило безжалостно, и через несколько минут бесцельного
разглядывания купальщиков Андрей поднялся и пошел к воде. Войдя в море по
колени, он долго стоял, с удовольствием ощущая, как волны разбиваются о
его ноги и брызги холодят тело. В отличие от большинства обитателей
сухопутного Симферополя Андрей хорошо плавал. Сергей Серафимович
специально, еще в первом классе, научил его плавать, причем разными
стилями.
Преодолевая сопротивление воды, Андрей рванулся вперед и нырнул. И
стал частью моря, жителем его, для которого вода ничуть не опаснее
воздуха.
Андрей поплыл к сверкающей дали. Голоса и шум пляжа остались сзади,
вокруг было только море, солнце, небо и он сам.
Андрей перевернулся на спину и закрыл глаза. Солнце обжигало лицо, а
телу было прохладно.
И этот покой и простор изгнали из Андрея мелкие печальные мысли. Он
был песчинкой в море мироздания, оплодотворенной сознанием и ощущением
простора. Река времени, о которой говорил отчим, была бескрайней и чистой,
как Черное море, которое никогда не станет грязным и мелким.
Когда Андрей открыл глаза и огляделся, оказалось, что его отнесло
довольно далеко от берега. Он не спеша поплыл обратно, преодолевая течение
и даже зная заранее, в каком месте пляжа выберется на берег.
Наконец берег приблизился, но Андрею не хотелось вылезать на солнце,
и он, лениво поводя руками, замер в воде, разглядывая пляж, белые домики,
поднимавшиеся по зеленому откосу к темной щетине леса, из которого торчали
скалистые зубы Ай-Петри.
- Коля! - закричал женский голос совсем рядом. - Иди сюда!
Радость и разочарование столкнулись в сердце Андрея.
На берегу, у кромки воды, стоял Коля Беккер, в модных красивых
купальных трусах, сложенный, как греческий бог, уже успевший легонько, в
красноту, загореть, так что не выделялся, подобно Андрею, своей белизной
среди прочих купальщиков.
Андрей повернул голову и увидел, что в двух саженях от него по пояс в
воде стоят Маргарита и Лидочка. Маргарита машет руками, призывая Колю, а
Лидочка поправляет ленту, которой схвачены ее русые волосы. Обе были в
красивых купальных костюмах, только на Маргарите он был голубой без
узоров, а Лидочка была в зеленом костюме, рисунок на котором представлял
собой волнистые линии, словно был продолжением морских волн.
Первым увидел Андрея Коля.
- Смотри кто к нам пожаловал! - крикнул он, шагнув к воде. - Как ты
выследил нас, Посейдон?
В несколько гребков Андрей выплыл на мелкое место и встал.
- Я вас не выслеживал! - ответил он. - Я только что приплыл. Вон
оттуда!
Лидочка смотрела на него, рассеянно улыбаясь, как хозяйка гостю,
который пришел поздно, а все стулья за столом заняты.
Коля вошел в море, рассекая коленями воду, и остановился между
девушками и Андреем.
- А я думал, что ты сегодня утром уедешь.
- Я тоже так думал, - сказал Андрей с некоторым злорадством, ощущая
настороженность Беккера. - Но потом решил искупаться. Вы давно здесь?
- Недавно пришли, - сказала Маргарита. Она собрала пышные волосы под
специальную купальную шапочку, и оттого обнаружились широкие скулы, а нос
и глаза казались куда больше. Она выглядела совсем иначе, чем вчера, -
грубее и чувственней - и это к ней притягивало.
- Ахмета видел? - спросил Коля.
- Он вчера у нас был, - сказал Андрей. И не удержался: - Вместе с
Марией Федоровной и Юсуповыми.
- Какой Марией Федоровной? - спросила Маргарита.
- Вдовствующей императрицей.
Коля фыркнул, высказывая недовольство неудачной шуткой приятеля.
- Что же им у вас делать?
- Они знакомы с отчимом, - сказал Андрей. - Он пригласил для них
знаменитого медиума.
- Ой! - сказала Лидочка. - Вы вызывали духов?
- Господи, какая чепуха, - сказал Коля. - Мы живем в двадцатом веке,
и среди нас все еще бытуют ведьмы, медиумы и хироманты. Я почему-то
представлял твоего отчима интеллигентным человеком.
- Вы не правы, - сказала Лидочка. - В потустороннее существование
верят известные и уважаемые люди.
- Я не имею в виду религию, - сказал Коля. - И не отрицаю
существования высшей силы. Но суеверия - увольте!
- Не знаю, - сказала Лидочка, смутившись, словно стеснялась
собственной отсталости. - Но мне кажется, что в этом что-то есть.
- Поплыли! - предложил Андрей. - Чего здесь стоять?
Андрей отлично знал, что Коля не умеет плавать, хотя вряд ли позволит
себе в этом признаться.
- Конечно, поплыли, - поддержала его Лидочка.
- Ты же знаешь, что я плаваю, как топор, - раздраженно сказала
Маргарита.
- Я вас буду учить, - сказал Андрей, обрадовавшись тому, что Лидочка
согласна плыть. Он надеялся на это с самого начала, потому что знал, что в
отличие от прочих Лидочка - ялтинская.
- В самом деле, это неэтично, - сказал Коля. - Мы не можем оставить
Маргариту одну.
- Спасибо, - сказала Маргарита и благодарно взяла его за руку. - А вы
далеко не заплывайте!
Лидочка, изогнувшись назад, неожиданно выскочила из воды, и резко,
размашисто поднимая тонкие загорелые руки, поплыла на спине от берега.
Андрей догнал ее и поплыл рядом.
- Вы не устанете? - спросил он.
- Я могу весь день плыть, - сказала Лидочка. - Я же здесь выросла.
- Меня отчим учил плавать, - сказал Андрей.
- Я его видела, - сказала Лидочка. - Он такой высокий, худой, с
трубкой всегда ходит.
- Я не знал, что вы знакомы.
- Мы не знакомы, но зимой Ялта становится совсем пустая, и в ней
остаются только постоянные жители. И я всех знаю в лицо, особенно если это
необычный человек.
- Он ученый, ботаник, - сказал Андрей.
- Я слышала. А в самом деле у вас была императрица?
- Разве я похож на лжеца?
- А на кого похожи лжецы? - спросила Лидочка. В ней было лукавство
столь близкое к наивности, что Андрей не мог, да никогда и не сможет
провести между ними грань, да и сама Лидочка порой не отдавала себе отчета
в том, шутит ли она либо серьезна в своей деловитой наивности.
- Лжецы носят на себе печать. Посреди лба. Как клеймо.
- Спасибо, а то мне так трудно порой разобраться, кто хочет мне
добра, а кто хочет меня обмануть.
Они плыли не спеша, море было как бы продолжением их тел и этим их
объединяло.
- И вы тут всегда живете?
- Да, уже шестой год, - сказала Лидочка. - У мамы начался процесс в
легких, и врачи посоветовали изменить климат. Папа перевелся сюда из
Одессы.
- А как сейчас ваша мама?
- Спасибо, ей лучше.
- У меня мама тоже здесь жила, - сказал Андрей.
- А потом?
- Она умерла от чахотки, - сказал Андрей.
- Здесь? Давно?
- Давно, я был совсем маленький.
- Простите, я не знала.
- Это было давно.
- Как странно встретить человека, у которого такая же беда...
- Но ваша мама выздоровеет.
- Спасибо. Поплывем обратно?
- Давайте еще немного, - сказал Андрей. - Вон до той лодки.
Посмотрим, что поймал этот чудак.
- А наши не будут волноваться?
- Волноваться можно, когда что-то угрожает.
- Волнуются, когда кажется, что есть угроза.
- Это называется - пустые хлопоты.
Вблизи лодка оказалась куда больше, чем издали, - ее черный борт
навис над пловцами. Толстый человек с темным лицом, в широкополой
соломенной шляпе, крикнул:
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг