немало недостатков, но глупость к ним не относится. И я не терплю
пошлости!
- Сколько вам лет? - не выдержав, спросил Андрей.
- Не важно. Может быть, мы с вами ровесники, но женщина всегда старше
мужчины.
Маргарита смотрела в море. Стало совсем темно, и огоньки на море -
верно, на рыбачьих лодках, а может, отражения звезд - были редки и неярки.
Звук ресторанного оркестра долетал лишь ровным буханьем барабана.
- Лидочка - чудесное существо, - сказала вдруг Маргарита. - Добрая и
в то же время эгоистическая, бескорыстная и избалованная, легкомысленная и
расчетливая - она кажется себе такой, какой ее представляют влюбленные
мужчины. Ей суждено страдать.
- Вы рассуждаете, словно ревнуете, - сказал Андрей.
- Скорее жалею. Ваш друг - настоящий мужчина. Завоеватель. Гунн. Если
моя крепость ему не сдалась, он кинулся к другой, слабенькой.
- Коля - обыкновенный человек... Нет, я не хотел сказать -
обыкновенный. Он очень способный. Он окончил гимназию с медалью.
- Еще бы, - сказала Маргарита не без злорадства, - с такими
родственниками можно было бы учиться и в Александровском лицее.
- С какими родственниками?
- Вы же его друг - вам лучше знать, что его дядя барон фон Беккер
один из самых богатых промышленников в Риге.
- Дядя? В Риге?
Андрей осекся. Еще мгновение, и он предаст друга. Конечно же, Коля,
который так стесняется своей бедности, придумал для них красивую историю о
богатом дяде и даже эту приставку - фон! Нет, он не будет раскрывать глаза
Маргарите, но Ахмету он завтра же расскажет... фон Беккер! Надо же!
- Он лгал? - спросила проницательная Маргарита.
- Может быть, и есть дядя, - сказал Андрей, стараясь говорить
естественно. - Я не знаю.
- Вы покрываете его.
- А какая разница? - сказал Андрей. - Неужели вы судите о человеке по
его родственникам?
- Как вы наивны! - ответила Маргарита. - Я презираю титулы! Я жду
восстания, которое сметет эту жалкую мишуру!
- Тогда я вам скажу, что у меня нет никакого богатого дяди в Риге. И
вообще у меня никого нет, кроме моей тети, которая трудится на ниве
филантропии, за что получает небольшое жалованье. И мне не на кого
надеяться...
"Зачем я это говорю, - подумал Андрей. - Ведь это тоже ложь!" Сегодня
днем он вместе с отчимом ползал по его кабинету и рассматривал коробочки с
драгоценностями.
- Жаль, что вы бедный, - прервала филиппику Андрея Маргарита. - Иначе
бы мы с вами каждый вечер пили шампанское на набережной. - Она
аффектированно рассмеялась.
- Пойдемте, - сказал Андрей. - Я провожу вас. Уже поздно, и ваши
родные будут беспокоиться.
- Простите, если я вас обидела. Это все мой вредный язык. Некрасивой
девушке приходится быть умной.
Они шли на расстоянии шага друг от друга, Андрей стал насвистывать.
Тетя всегда говорила, что свист - признак дурного воспитания. И Андрею
хотелось, чтобы Маргарита убедилась в том, что он плохо воспитан. Как все
пошло получилось! Весь мир построен на лжи и лицемерии, и за
рождественской открыткой скрывается мушка, которая норовит попасть в сети
богатенького паука...
Извозчики стояли у входа в "Ореанду". С моря потянуло подвальной
сыростью, поднимался ветер и гнал перед собой волны - они бились в
набережную, с каждой минутой все сильнее. Звезды заволокло мглой.
Маргарита остановилась, повернулась к Андрею. Глаза ее в полумраке
были огромны и бездонны.
- Спасибо за чудесный вечер, - церемонно сказала она. Протянула ему
руку, высоко, для поцелуя.
Андрей поцеловал руку.
- Я вас довезу, - сказал он.
- Прощайте, у меня есть полтинник, - сказала Маргарита.
Она легко вскочила в пролетку. Извозчик крикнул лошади по-татарски, и
та легко взяла с места.
Андрей смотрел вслед Маргарите. Она не обернулась.
Настроение было испорчено окончательно. Андрей пошел было к морю,
чтобы посмотреть на прибой, но тут увидел под светом далекого фонаря, что
из парка идут, под руку, Беккер и Лида. Они были еще далеко и не могли его
увидеть, тем более что были погружены в разговор. Но Андрея охватил страх,
что они его заметят. Он подбежал к свободному извозчику, вскочил в
пролетку и сказал адрес.
* * *
Последний рубль Андрей разменял, расплатившись с извозчиком. Извозчик
ворчал, увидев, что ему придется пятиться под горку: площадка перед домом
Сергея Серафимовича была занята. Там стояло три экипажа и длинное черное
авто, которое Андрей видел на набережной.
"Ого, какие гости у дяди! - подумал он. - Жаль, что Коля Беккер не
знал, а то бы бросил свою рождественную Лидочку и примчался сюда". Может
быть, Андрей был в тот момент несправедлив к другу, но обида и
разочарование все еще владели им.
Не только дом был освещен - вдоль аллеи, что вела от ворот, горели
гирляндой лампочки. Веранда второго этажа была пуста - значит, гости
внизу, где в склоне вырублена широкая терраса, с которой открывается вид
на бухту.
- Андрей, - послышалось из темноты. - Андрюша, друг мой!
- Ахмет? Ты что здесь делаешь?
Ахмет стоял возле забора, глядя внутрь сквозь живую изгородь.
В темноте белым сверкнули его зубы.
- Я подглядываю, ваше превосходительство, - сказал он. - И заслуживаю
самой суровой кары.
- В самом деле скажи!
- Ты что, забыл, кто я? Я извозчик, татарский извозчик, которого, как
ты знаешь, наняли высокие господа, потому что их собственный, красивый,
выписанный из Парижа экипаж приказал долго жить по причине неаккуратности
привезенного из Петербурга пьяницы кучера, каковой лежит в больнице со
сломанной ногой.
Ахмет отрапортовал скороговоркой. Он, как всегда, кого-то изображал,
но на этот раз Андрей не догадался кого.
- Черт побери, я же забыл, - сказал Андрей. - Они еще долго будут
там?
- Куда им спешить?
- Тогда пошли ко мне.
- Ничего, мы здесь постоим, а вдруг господа рассердятся.
- Иногда я готов тебя убить, Керимов.
- Хорошо, пойдем, напоишь меня чаем на кухне.
- Скажи извозчикам, что ты у меня. Если нужно, тебя позовут.
Они вошли в калитку. Электрические лампочки придавали саду
карнавальный вид. Со стороны террасы доносились голоса.
В прихожей горел электрический свет. Андрей отворил дверь к себе в
комнату и тут же услышал голос Глаши:
- Андрюша, ты куда? Ты к гостям иди.
- Я друга встретил, - сказал Андрей. - Нам с ним поговорить надо.
Глаша держала в руках поднос с маленькими тарталетками.
- Если ты голодный, - сказал Андрей Ахмету, - угощайся.
Он взял с подноса несколько тарталеток, нарушив этим всю композицию.
Ахмет не осмелился последовать его примеру.
- Кушайте, - сказала Глаша, - не стесняйтесь. Вы же, наверное, весь
день за рулем?
Глаша приняла Ахмета за шофера.
- Ахмет, мой приятель по гимназии, - сказал Андрей строго, как бы
извлекая этими словами друга из пучины, в которой пребывает прислуга.
Глаша тем временем поставила поднос на столик и привела в порядок
горку тарталеток. Андрей протянул тарталетку Ахмету.
- Мы не одеты, - сказал он. - А там знатные гости.
- Что ты, там все попросту! Ты же знаешь, Сергей Серафимович не
выносит церемоний.
Но Андрей отрицательно покачал головой, буквально втолкнул Ахмета в
свою комнату и показал ему на плетеное кресло.
- Знаешь, что я придумал. Пойду на кухню, согрею чаю, а ты снимай
сапоги и ложись поспи.
- Это дело, - согласился Ахмет. - Как хорошо встретить скромного
друга в высших сферах российского общества.
Вошел Сергей Серафимович.
- Глафира сказала, что ты пришел с другом, - сказал он.
- Да, Сергей Серафимович, - сказал Андрей. - Мой друг, Ахмет Керимов,
мы с ним вместе учились в гимназии.
- Очень приятно. - Сергей Серафимович протянул Ахмету руку, и тому
пришлось переложить в левую только что снятый сапог. - Разумеется, если вы
устали, я не могу заставлять вас сидеть с гостями.
- Не знаю. - Андрей обернулся к Ахмету.
Тот сказал:
- Я одет не как положено...
- Я наблюдателен, - сказал Сергей Серафимович. - Но советую, для
вашего же удобства, - снимите эти кожаные латы, и ваши работодатели не
смогут раскрыть ваше инкогнито.
Андрей ничего не сказал, потому что перехватил загоревшийся взгляд
Ахмета и увидел, как рука его друга уже тянется к пуговицам кожаного
пиджака.
- Мы скоро придем, - сказал Андрей.
* * *
На террасе, очерченной каменным парапетом, над которым виднелись
острые вершинки растущих на крутом склоне кипарисов, Глаша обносила
гостей, сидевших в соломенных креслах либо стоявших у парапета, подносом с
тарталетками. Терраса была освещена такими же фонариками, как аллея в
саду. И ощущение карнавала снова овладело Андреем.
- Прошу любить и жаловать, - сказал Сергей Серафимович, увидев Андрея
и Ахмета. - Мой пасынок и его гимназический друг.
Гости встретили пришедших негромкими разрозненными возгласами
приветствия, впрочем, особого внимания молодые люди не удостоились.
Высокий, довольно молодой мужчина с мелкими незначительными чертами
красивого лица продолжил свою речь:
- Порядок может быть дурным или хорошим, - говорил он, грассируя. -
Но это в любом случае порядок. Александр Михайлович, - кивок в сторону
высокого мужчины в белом морском кителе, - говорил здесь о
несправедливости нашего строя. Да, я согласен - он несправедлив. Он во
многом порочен и требует исправления. Но исправления, господа, а не
гибели. Потому что в нашем обществе нет иной силы, кроме самодержавия,
которая смогла бы удержать наш народ от бунта. Помните, как сказал Пушкин:
"Избави нас, Боже, от русского бунта - кровавого и страшного".
- Вы неточно цитируете, князь, - сказал Александр Михайлович.
- Важна суть. Общество наше, лишь недавно освобожденное от рабства и
не избывшее его в душах, сразу же бросится искать нового царя, но царя
крестьянского, страшнее Пугачева. Он же начнет косить направо и налево,
пока не истребит не только слои господствующие, но и миллионы невинных.
- Мне кажется, что среди думских деятелей, - сказала пожилая дама с
очень знакомым, виденным где-то ранее лицом, - есть немало интеллигентных
людей, подающих большие надежды. В большинстве своем они хорошего
происхождения.
- Только не говорите мне о Пуришкевиче, - улыбнулся Александр
Михайлович.
- Зачем же, - обиделась пожилая дама. - Я имею в виду господ
Набокова, Некрасова, Львова. Интеллигентных людей.
Она говорила с немецким акцентом. Сидевшая рядом с ней другая дама,
того же преклонного образа и той же немецкой отмытости, встречала каждую
фразу соседки энергичным утвердительным кивком.
- В них самая страшная угроза, - сказал высокий господин с военной
выправкой, который сидел в кресле прямо, не касаясь спинки. - Им кажется,
что они ведут народ к свободе, а в самом деле они разжигают в нем самые
страшные инстинкты. И если бы мне была дана возможность карать и миловать
по справедливости, в первую очередь я бы покарал ваших интеллигентных
протеже. Львов твердит о передаче земли труженикам. А на самом деле они
тут же начнут жечь имения и убивать помещичьих детей.
Андрей узнал говорившего по фотографии в "Ниве": это был великий
князь Николай Николаевич.
- Глаша, - сказал Сергей Серафимович, - подай гостям чаю.
- Да, уже поздно, - сказала пожилая дама. - Пора собираться домой.
- Погодите, тетя, - сказала девушка в розовом платье, - вечер такой
чудесный, а у Сергея Серафимовича лучший вид в Ялте.
Девушка стояла у парапета, и Андрей тоже подошел к парапету, словно
подчиняясь ее призыву.
- Вы студент? - спросила девушка.
- Я поступаю в Московский университет, - сказал Андрей.
- У Сергея Серафимовича так приятно. Совсем без церемоний. Здесь
можно встретить очень интересных людей, правда?
- Я живу в Симферополе, - сказал Андрей. - Я редко здесь бываю.
Девушка взглянула на Ахмета, который подошел к ним, потому что
старался держаться ближе к Андрею.
- Ваш друг магометанин? - спросила девушка.
- Я татарин, - сказал Ахмет.
- Я совсем не думала, что татары учатся в гимназиях. Не обижайтесь, я
не хотела вас обидеть.
- Я не обижаюсь, - сказал Ахмет.
- И вы будете поступать в университет?
- Отец намерен послать меня в Сорбонну, - сказал Ахмет, и в тоне его
прозвучал вызов, который уловила девушка.
- Татьяна! - окликнула ее пожилая дама. Девушка быстро отошла от
парапета.
Глаша принесла самовар, поставила его на стол. Самовар смотрелся не
на месте среди кипарисов и виноградных листьев.
- А ты правильно ответил, - сказал Андрей.
- Я не знал, сказать ей, что я кучер, или о Сорбонне.
- А пожилую даму я где-то видел.
- И не узнал? - Ахмет сверкнул зубами. - Она же два года назад к нам
в гимназию приезжала. Помнишь, нас в актовом зале выстроили, а какой-то
первоклашка начал проситься пи-пи?
- Вдовствующая императрица?
- Мария Федоровна. А ты не знал, кто здесь в гостях?
- Я мало знаю об отчиме.
- Догадайся, кого я вожу.
- Тоже из Романовых?
- Мои хозяева - великая княгиня Ирина Александровна и ее муж - князь
Юсупов. Вон тот, который о смуте и порядке говорил. Твой отчим
тихий-тихий, но что-то в нем есть.
- Что-то есть, - повторил Андрей.
Звезды, такие близкие и яркие, заволокло быстрыми облаками. С
Ай-Петри скатился ветер и принялся раскачивать гирлянды фонариков. Цикады
сразу примолкли.
Сергей Серафимович наклонился к князю Юсупову.
- Вы хотели поговорить с медиумом? - сказал он негромко.
- Разумеется, - ответил князь, поднимаясь с кресла. Он был скор,
аккуратен в движениях, спина слишком прямая, хотелось дать ему в руку
хлыст.
- Я скоро вернусь, - сказал он своей прекрасной молодой жене, которая
лениво, как пантера, подняла к нему античное лицо.
Сергей Серафимович отошел дальше, к вдовствующей императрице. Та
кивнула в ответ на его слова и обернулась к своей спутнице:
- Ольга Петровна, вы подождете меня здесь?
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг