- Он здесь всегда жил, - Люська не поняла вопроса.
Издали, набирая силу, словно надвигающийся гром, пошел грохот и звон.
- Ой, это Пыркин. Всегда так, напьется и хулиганит, - сказала Люська. -
Ужасный человек.
Пыркина увидели на другой стороне улицы, где на первом этаже большого
желтого дома раньше был продовольственный магазин. Громоздкий дом стоял в
глубине, за сквером, теперь сквер пропал и длинная черная фигура Пыркина
видна была издалека. Он снова поднял лом и, как копье, вонзил его в
витрину.
Витрина вдребезги. Грохот покатился над улицей и угас вдали - без эха,
без отзвука.
- Ой, что будет, что будет, - приговаривала Люська, топоча сзади Егора.
- Опять в милицию загремит. Такая витрина, наверно, тысячу рублей стоит...
В Люське сочеталась девчонка, наивная и беззащитная, с трезвой
старушкой, которая все уже видела и все знает.
Когда они подбежали к магазину, Пыркина на улице не было. В груде
стекла валялся лом. Пирамиды консервных банок в витрине были разрушены, а
изнутри, из темноты, доносилось шевеление и треск.
- Пыркин, вылазь, - сказала Люська строго. - Милиция приедет.
Пыркин отозвался не сразу.
- Не приедет, - сказал он. - Рад был бы увидеть ихнюю шинель. Нет здесь
никакой милиции.
Он показался в витрине, словно портрет в раме. К груди он прижимал
ящик, из которого торчали горлышки бутылок.
Поглядев на ребят, он развернулся задом и, опустив босую ногу, старался
нащупать ею асфальт.
- Обрежешься, - сказала Люська. - Тут же стекла.
- Нет, - сказал Пыркин, - не обращай внимания. Стекла захрустели под
ступней.
- Пошли, - сказала Люська Егору, - ты его не знаешь. Обязательно
милиция приедет.
- Да сколько тебе говорить! - воскликнул Пыркин, опуская ящик на кучу
стекла. - Нет здесь милиции, и вообще неизвестно, где мы пребываем, вернее
всего, за грехи на том свете.
Пыркин вытащил из ящика бутылку водки, подцепил желтыми зубами
блестящую крышечку и выплюнул на мостовую.
- Ну, с праздничком, - сказал он и опрокинул бутылку над раскрытым ртом.
Водка лилась туда, словно в воронку, но, наполнив рот, она хлынула по
подбородку на черное пальто.
Пыркин с отвращением фыркнул, остатки водки фонтаном брызнули изо рта.
Он забросил бутылку за скамейку.
- Вот так всегда, не выпьешь, не закусишь.
Он наступил на груду стекла, и осколки расползлись из-под него в разные
стороны, протянул грязную руку к ящику, вытащил еще одну бутылку, открыл и
начал медленно лить водку на асфальт.
- Чепуха и сплошной обман.
Он запахнул пальто, на котором не было ни одной пуговицы.
- А вы-то чего? - спросил он. - Пошли со мной. Чего вам здесь в пустоте
гулять.
Егор с Люськой переглянулись.
- Если ты думаешь, что у тебя кто дома есть, - добавил Пыркин, - то
ошибаешься. Никого у тебя дома нет.
- А я и не хотела туда идти, - сказала Люська, срываясь с места и спеша
за Пыркиным. - Я туда и не пойду. Там Константин. Я к отцу поеду.
- Никуда ты не поедешь, - сказал Пыркин.
Егор шел сзади. Непонятно, что делать дальше. Навалилась
экзаменационная тупость, когда не знаешь билета и нет ни одной мысли в
голове.
Подошли к перекрестку. Светофор смотрел черными, пустыми глазами.
- Не оглядывайтесь, - сказал Пыркин. - Нет здесь троллейбусов.
- А сколько сейчас времени? - спросил Егор, чтобы спросить чего-нибудь
- уж очень было тихо, только тяжелое дыхание Пыркина да стук Люськиных
каблуков.
- Парень взрослый, в армию скоро, а не понял, - сказал Пыркин. Егор
кивнул, он понял.
- А мы вас с милицией искали, - сказала Люська. - Собаку привозили,
черную овчарку.
- У меня тоже собачка была. Жулик, - сказал Пыркин. - Сманили.
За новым цирком до самой реки тянулась обширная и пустая равнина.
Посреди нее две избы, маленькие окошки выбиты, вокруг утоптано, словно
избы поставлены для декорации. Пыркин немного прихрамывал, горлышко
бутылки высовывалось из кармана пальто. Люська семенила рядом. Егор
несколько раз щурился, чтобы разогнать это видение, но открывал глаза - и
снова в десяти шагах черное пальто Пыркина с оранжевым рукавом рубашки,
босые серые пятки.
А рядом клетчатое пальтишко Люськи, стоптанные каблуки ее ботинок. Что
сейчас дома творится - подумать страшно...
Дорога нырнула вниз, отлого прорезая обрыв к реке, - они пошли над
туннелем, забирая влево.
- Нам немного осталось, - сказал Пыркин, поджидая Егора. - Можно
сказать, пустяки, но большие опасности. Вон там, где эскалатор вниз был, -
они и сидят. Подстерегают. Мы их обойдем. Ясно?
- Кого обходить? - спросил Егор.
- Этих, - коротко ответил Пыркин.
Он вынул из кармана бутылку и взял ее, как гранату, за горлышко, - без
оружия нельзя. Вообще здесь даже беспокойней, чем у нас.
Он прижал палец к губам, чтобы молчали.
Люська вдруг раскашлялась. Пыркин весь сжался, щеки порозовели от
негодования, он замахал бутылкой и зашипел как змея.
И тут по краю откоса пробежала серая, почти невидная, быстрая тень,
замерла и исчезла.
- Все, - сказал Пыркин. - Мы обнаружены.
- Это фашисты? - спросила Люська.
- Хуже, - сказал Пыркин. - Ну, будем прорываться или отступим? Бутылка
дрожала в руке.
- Будут жертвы, ой, будут жертвы, - сказал Пыркин - Детей жалко, - он
показал грязным пальцем на Люську.
- А зачем мы туда идем? - спросил Егор. - Вы же ничего не объясняете.
- А ты куда хотел? - удивился Пыркин. - Там свои. Три или четыре тени
выглянули на секунду из-за откоса.
- Поджидают, - заявил Пыркин. - Поджидают нас, а это прискорбно, потому
что они перекрыли все подходы. И Жулика нет. А то бы помог.
Ребята стояли, не знали, слушаться Пыркина или нет - никакой он не
защитник.
Сзади была серая пустыня с избами. До них уже метров триста.
Пыркин пошел к спуску, бутылка с водкой в отставленной руке. Люська
припустила за ним. Егор тоже пошел, стараясь не отставать.
Они остановились над крутым склоном к Москве-реке.
Склон был голым, бурым. Егор уже был готов к тому, что не увидит здесь
деревьев, но все равно удивительно, насколько изменился вид. Лишь
несколько голых деревьев видны на всей широкой излучине реки от метромоста
до окружной дороги. Вода в реке была темной.
Вниз вела тропинка.
- Самый короткий путь, - сказал Пыркин. - Побежали.
Никого не было видно.
Пыркин бросился вниз, к реке, мелко перебирая пятками и тормозя в
крутых местах свободной рукой.
Это было похоже на детскую игру в войну.
Минуту или две Егор ничего не видел - думал только, как бы удержаться,
не покатиться кубарем и не сломать шею - впереди мелькало клетчатое
пальтишко, ноги заныли от слалома... И вдруг этот полет прервался. Егор
врезался в Люську, крепко схватил ее, чтобы не свалить вниз. Еще ниже на
земле сидел Пыркин, высоко подняв руку с бутылкой.
- Долой! - кричал он. - Уничтожу!
Призраки поджидали людей здесь, посреди спуска, когда некуда деться:
наверх и вниз метров на сто такой же крутой склон - только здесь площадка,
окруженная тремя старыми пнями.
Они были призраками, но не театральными, где все как у людей, только
загробный голос. Их даже нельзя сравнить с людьми - тени чего-то, детские
наброски, кусочки студня...
Они стояли полукругом молча, и хотя лиц у них не было, казалось, что
улыбались.
Люська уткнулась лицом в куртку Егора, чтобы не видеть.
- На прорыв! - закричал вдруг Пыркин, метнул бутылку перед собой, она
вдребезги, водка темным пятном отметила землю, толпа призраков отшатнулась
было - скорее от неожиданности, чем от страха, и тут же придвинулась еще
на шаг.
Егор попытался отступить, прижимая к груди Люську, но, оглянувшись,
увидел, что сзади уже тоже собирались призраки, подпрыгивали,
переливались, покачивались, сливаясь воедино, делились снова...
И тут раздался очень громкий в этом безмолвии собачий лай.
Сверху, разорвав цепь призраков, несся черный, маленький, лохматый пес.
Пыркин поднялся с земли.
- Подкрепления прибыли, - сказал он. - Где тебя, сукин сын, носило?
Призраки исчезли. Растаяли в тумане. Словно их и не было. Пес прыгал,
крутился среди людей, показывая радость от встречи с хозяином, от
знакомства с Люськой и Егором.
- Не выносят они собачьего духа, вот ведь нечисть какая. А он, стервец,
чует. Как увидит, сразу гонять начинает.
- Кто они были? - спросила Люська, чуть живая от страха.
- А бог их знает, - сказал Пыркин равнодушно, словно забыл о
приключении. Он потянул носом, принюхался к слабому спиртовому запаху,
шедшему от пня, тяжело вздохнул и побрел вниз, осторожно переставляя ноги,
пес за ним.
- А почему вы их боялись?
- Они электричеством бьются, а потом высасывают. Егор вел Люську за
руку, она все оглядывалась назад, ей казалось, что призраки идут сзади.
Егор подумал, хорошо, что она рядом и есть кого защищать.
Они вышли на асфальтовую дорогу, которая наискось резала склон.
Пыркин прибавил шагу, Жулик вернулся, проверил, идут ли, и снова
убежал. Он был здесь свой, ничего не боялся.
Минут через пять они оказались на террасе, которая выходила на
набережную.
Справа скелетом кузнечика тянулся метромост, за рекой из дымки
поднимались кубики домов.
- Эй! - позвал Пыркин, и его голос расползся по террасе и заглох где-то
неподалеку. - Принимайте гостей.
В дальнем конце террасы, у обрыва, раньше скрытого деревьями, а теперь
голого, чернела ниша, а перед ней в сером сумраке светил слабый огонек
костра. Рядом кто-то стоял.
Пыркин затрусил к костру, махая руками, рукав светился, словно одна
рука у него была схвачена огнем. Ребята шли медленнее, а Жулик остался с
ними, чтобы не робели.
У костра стояла очень толстая завитая женщина в лыжном костюме, поверх
которого висели в несколько рядов бусы. Пальцы ее рук, словно перетянутые
ниточками на суставах, были унизаны кольцами, в которых отражались
отблески пламени.
- Гляди-ка, - сказала женщина басом, - молодежь пришла.
- Смена и надежда наша. - Второй человек полулежал на куче одеял. - Мы
вас давно поджидаем...
Человек был облачен в остатки черного камзола.
- Подходите, не бойтесь, - сказала толстуха. - Чего уж, все свои.
- Это соседка моя, - сказал Пыркин, ткнув пальцем в Люську. Он нагнулся
над костром и протянул руки вперед, потирая ладони, словно замерз, но это
было неправдой, как и охота за водкой в магазине, - никакого холода здесь
не было. Тепла тоже не было.
- Что, - спросил человек в камзоле, что лежал у костра, - ублюдки
напали?
У него было бледное, острое лицо с очень черными бровями и длинные, по
плечам космами, волосы.
- Жулик разогнал, - сказал Пыркин. - Я-то что, я ничего, ребята
перепугались.
- Кто-нибудь пускай принесет дров, - послышался голос из глубины ниши.
Голос был надтреснутый, дрожащий, но привыкший командовать.
- Новенькие у нас, - хрипло сказал человек в камзоле.
- Слышу, - ответил голос. - Сходи, Де-Воляй, за дровами. Почему я
должен повторять?
- Да все вокруг обобрали. Далеко идти придется.
Человек поднялся. В нем сочетались заторможенность и суетливость.
Толстуха кружила, разглядывала Егора, как статую. Из ниши вышел
широкоплечий карлик в черном костюме поверх вышитой косоворотки. Он держал
в руке зеркальце, какие бывают в женских сумочках, гляделся в него и
причесывался массажной щеткой.
Он сказал толстухе:
- Удивительное дело - не должен бы, а лысею.
- Это вам только кажется, - сказала женщина тягуче и ласково. - Вам
любой молодой позавидует. Кудри-то, кудри...
Человек со щеткой поморщился. Кудрей у него не было - жидкие, редкие
волосы лежали вплотную к голове.
У него было гладкое, но очень старое лицо. Лицо молодого человека и
древнего старика. Молодой старичок.
Лениво, словно избалованный, капризный деспот, молодой старичок кинул
щетку в сторону. Егор невольно проследил за ее полетом. Щетка упала в
высокую, по пояс, кучу щеток, гребней, расчесок.
Старичок сказал:
- Каждый имеет право на слабость. У меня она безобидная. Я никогда не
причесываюсь два раза одной щеткой.
Он щелкнул пальцами. Толстуха метнулась в темноту и вытащила из ниши
потертое низкое кресло с вытравленной на спинке лилией. Карлик подпрыгнул,
не оборачиваясь, и опустился в него. Поерзал задом, поболтал ногами в
блестящих сапогах.
- Давайте знакомиться, - сказал он. - Приятно видеть в нашем обществе
новые лица. Признаться, я ждал вас, очень ждал. Нужна нам молодая,
энергичная смена, товарищи.
Толстый палец уперся в грудь Егору.
- Егор Чехонин, Георгий, - сказал Егор послушно.
- А ты, крошка?
- Меня Люськой зовут.
Егор почувствовал, как ее теплые пальцы отыскали его руку.
Пыркин грузно опустился на одеяло и стал похож на груду тряпья.
- Ну что ж, - сказал молодой старичок, - а меня зовут здесь...
- Вождем, - подсказала толстуха. - Это наш вождь.
Молодой старичок укоризненно покачал головой, словно толстуха была
расшалившейся девочкой.
- В этом прозвище, - сказал он, - есть некоторая доля иронии. Не всем
это понятно. А вам?
По берегу брела тонкая поникшая фигура. Сначала Егор решил было, что
возвращается человек, посланный за дровами, но нет - фигура женская.
- Я не могу даже устроить ужин в честь вашего приезда. Здесь нет еды...
- Они уже знают, - зашевелился Пыркин. - Я при них водку употреблял.
Вождь наклонил голову, терпеливо пережидая, а когда Пыркин умолк,
продолжал:
- И тем не менее у нас праздник. Новый год. - И для каждого из нас -
юбилей.
- Как вы только догадываетесь, ума не приложу, - подивилась толстуха.
Она достала из кармана лыжной куртки сережки с жемчугом, протянула Люське.
- Это тебе подарок, от меня.
- Спасибо, не надо, - сказала Люська, - у меня уши непроколотые.
- Мне дана способность, - сказал вождь, - измерять время, которого нет.
Я знаю, когда ждать гостей, а когда недругов. И я рад, что это именно вы.
В прошлом году мы получили сомнительный подарок - Пыркина.
Пыркин поднял голову, подмигнул и сказал:
- А что? Не нравится, отправляй обратно, а то...
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг