Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
                                   Части                         Следующая
Михаил Булгаков. 

                     Мастер и Маргарита 

                 (Черновые редакции романа)



     Собрание сочинений в десяти томах. Том 6. М., "Голос", 1999.
     OCR Бычков М.Н.


                          Черновые редакции романа

ТРЕТЬЯ РЕДАКЦИЯ    

НИКОГДА НЕ РАЗГОВАРИВАЙТЕ С НЕИЗВЕСТНЫМИ

     В час заката на Патриарших Прудах появились двое мужчин.  Один  из  них
лет тридцати пяти, одет в дешевенький заграничный костюм. Лицо  имел  гладко
выбритое, а голову со значительной плешью. Другой был лет на  десять  моложе
первого. Этот был  в  блузе,  носящей  нелепое  название  "толстовка",  и  в
тапочках на ногах. На голове у него была кепка.
     Оба изнывали от жары. У второго,  не  догадавшегося  снять  кепку,  пот
буквально  струями  тек  по  грязным  щекам,  оставляя  светлые  полосы   на
коричневой коже...
     Первый был не кто  иной,  как  товарищ  Михаил  Александрович  Берлиоз,
секретарь  Всемирного  объединения  писателей  Всемиописа  и  редактор  всех
московских толстых художественных журналов, а спутник его - Иван  Николаевич
Попов, известный поэт, пишущий под псевдонимом Бездомный.
     Оба, как только  прошли  решетку  Прудов,  первым  долгом  бросились  к
будочке, на которой была надпись:  "Всевозможные  прохладительные  напитки".
Руки у них запрыгали, глаза стали молящими. У  будочки  не  было  ни  одного
человека.
     Да, следует отметить  первую  странность  этого  вечера.  Не  только  у
будочки, но и во всей аллее не было никого. В тот час, когда солнце в  пыли,
в дыму и грохоте садится в Цыганские Грузины, когда все живущее  жадно  ищет
воды, клочка зелени, кустика травинки, когда раскаленные плиты города отдают
жар, когда у собак языки висят до земли, в аллее не было ни одного человека.
Как будто нарочно все было сделано, чтобы не оказалось свидетелей.
     - Нарзану, - сказал товарищ Берлиоз, обращаясь к женским  босым  ногам,
стоящим на прилавке.
     Ноги спрыгнули тяжело на ящик, а оттуда на пол.
     - Нарзану нет, - сказала женщина в будке.
     - Ну, боржому, - нетерпеливо попросил Берлиоз.
     - Нету боржому, - ответила женщина.
     - Так что же у вас есть? -  раздраженно  спросил  Бездомный  и  тут  же
испугался - а ну как женщина ответит, что ничего нет.
     Но женщина ответила:
     - Фруктовая есть.
     - Давай, давай, давай, - сказал Бездомный.
     Откупорили  фруктовую  -  и  секретарь,  и  поэт  припали  к  стаканам.
Фруктовая пахла одеколоном и конфетами. Друзей прошиб пот. Их затрясло.  Они
оглянулись и тут же поняли,  насколько  истомились,  пока  дошли  с  Площади
Революции до Патриарших. Затем они стали икать. Икая, Бездомный справился  о
папиросах, получил ответ, что их нет и что спичек тоже нет.
     Икая, Бездомный пробурчал что-то вроде - "сволочь эта фруктовая",  -  и
путники вышли в аллею. Фруктовая ли помогла или зелень старых лип, но только
им стало легче. И оба они поместились на скамье лицом к застывшему  зеленому
пруду. Кепку и тут Бездомный снять не догадался, и пот в тени стал  высыхать
на нем.
     И тут  произошло  второе  странное  обстоятельство,  касающееся  одного
Михаила Александровича. Во-первых, внезапно его охватила тоска. Ни с того ни
с сего. Как бы черная рука протянулась и сжала  его  сердце.  Он  оглянулся,
побледнел, не понимая в чем дело. Он вытер пот платком, подумал: "Что же это
меня  тревожит?  Я  переутомился.  Пора  бы  мне,  в  сущности   говоря,   в
Кисловодск..."
     Не успел он это подумать, как воздух  перед  ним  сгустился  совершенно
явственно и из воздуха соткался застойный и  прозрачный  тип  вида  довольно
странного.  На  маленькой  головке  жокейская  кепка,  клетчатый   воздушный
пиджачок, и  росту  он  в  полторы  сажени,  и  худой,  как  селедка,  морда
глумливая.
     Какие бы то ни было редкие явления  Михаилу  Александровичу  попадались
редко. Поэтому прежде всего он решил, что этого не может быть,  и  вытаращил
глаза. Но это могло быть, потому что длинный жокей качался перед ним и влево
и вправо. "Кисловодск... жара... удар?!" - подумал товарищ Берлиоз и  уже  в
ужасе прикрыл глаза. Лишь только он их вновь открыл, с облегчением  убедился
в том, что быть действительно  не  может:  сделанный  из  воздуха  клетчатый
растворился. И черная рука тут же отпустила сердце.
     - Фу, черт, - сказал Берлиоз, - ты знаешь, Бездомный, у меня сейчас  от
жары едва удар не сделался. Даже что-то  вроде  галлюцинаций  было...  Ну-с,
итак.
     И тут, еще раз обмахнувшись платком, Берлиоз повел  речь,  по-видимому,
прерванную питьем фруктовой и иканием.
     Речь шла об  Иисусе  Христе.  Дело  в  том,  что  Михаил  Александрович
заказывал Ивану Николаевичу  большую  антирелигиозную  поэму  для  очередной
книжки журнала. Во время путешествия с Площади Революции на Патриаршие Пруды
редактор и рассказывал поэту о тех положениях, которые должны  были  лечь  в
основу поэмы.
     Следует признать, что редактор был образован. В речи его, как пузыри на
воде, вскакивали имена не только Штрауса и Ренана, но  и  историков  Филона,
Иосифа Флавия и Тацита.
     Поэт слушал редактора со вниманием и лишь изредка икал внезапно, причем
каждый раз тихонько ругал фруктовую непечатными словами.
     Где-то за спиной друзей грохотала  и  выла  Садовая,  по  Бронной  мимо
Патриарших проходили трамваи и пролетали грузовики, подымая тучи белой пыли,
а в аллее опять не было никого.
     Дело между тем выходило  дрянь:  кого  из  историков  ни  возьми,  ясно
становилось каждому грамотному человеку, что Иисуса Христа никакого на свете
не было. Таким образом, человечество  в  течение  огромного  количества  лет
пребывало в заблуждении и частично  будущая  поэма  Бездомного  должна  была
послужить великому делу освобождения от заблуждения.
     Меж тем товарищ Берлиоз погрузился  в  такие  дебри,  в  которые  может
отправиться, не рискуя в них  застрять,  только  очень  начитанный  человек.
Соткался в воздухе, который стал по  счастью  немного  свежеть,  над  Прудом
египетский бог Озирис, и вавилонский Таммуз, появился пророк Иезикииль, а за
Таммузом - Мардук, а уж за этим совсем странный и сделанный  к  тому  же  из
теста божок Вицлипуцли.
     И тут-то в аллею и вышел человек. Нужно  сказать,  что  три  учреждения
впоследствии, когда уже, в сущности, было поздно, представили свои сводки  с
описанием этого человека. Сводки эти не могут не вызвать изумления.
     Так, в одной из них сказано, что человек  этот  был  маленького  росту,
имел зубы золотые и хромал на правую ногу. В  другой  сказано,  что  человек
этот был росту громадного, коронки имел платиновые и хромал на левую ногу. А
в третьей,  что  особых  примет  у  человека  не  было.  Поэтому  приходится
признать, что ни одна из этих сводок не годится.
     Во-первых, он ни на одну ногу не хромал. Росту был высокого, а  коронки
с правой стороны у него были платиновые, а с левой - золотые.  Одет  он  был
так: серый  дорогой  костюм,  серые  туфли  заграничные,  на  голове  берет,
заломленный на правое ухо, на руках серые перчатки. В  руках  нес  трость  с
золотым набалдашником. Гладко выбрит. Рот кривой. Лицо загоревшее. Один глаз
черный, другой зеленый. Один глаз  выше  другого.  Брови  черные.  Словом  -
иностранец.
     Иностранец прошел мимо скамейки, на которой  сидели  поэт  и  редактор,
причем бросил на них косой беглый взгляд.
     "Немец", - подумал Берлиоз.
     "Англичанин, - подумал Бездомный. - Ишь, сволочь,  и  не  жарко  ему  в
перчатках".
     Иностранец, которому точно не было жарко, остановился и вдруг уселся на
соседней скамейке. Тут он окинул взглядом дома, окаймляющие Пруды,  и  видно
стало, что, во-первых, он видит это место впервые, а во-вторых, что оно  его
заинтересовало.
     Часть окон в верхних этажах пылала ослепительным пожаром,  а  в  нижних
тем временем окна погружались в тихую предвечернюю темноту.
     Меж тем с соседней скамейки потоком лилась речь Берлиоза.
     - Нет ни одной восточной религии,  в  которой  бог  не  родился  бы  от
непорочной девы. Разве в Египте Изида не родила Горуса? А Будда в Индии? Да,
наконец, в Греции Афина-Паллада - Аполлона? И я тебе советую...
     Но тут Михаил Александрович прервал речь.
     Иностранец  вдруг  поднялся  со   своей   скамейки   и   направился   к
собеседникам. Те поглядели на него изумленно.
     - Извините меня, пожалуйста, что, не будучи представлен  вам,  позволил
себе подойти к вам, - заговорил иностранец с легким акцентом, -  но  предмет
вашей беседы ученой столь интересен...
     Тут иностранец вежливо снял берет, и друзьям ничего не оставалось,  как
пожать иностранцу руку, с которой он очень умело сдернул перчатку.
     "Скорее швед", - подумал Берлиоз.
     "Поляк", - подумал Бездомный.
     Нужно добавить, что на Бездомного иностранец с первых же слов  произвел
отвратительное впечатление, а Берлиозу, наоборот, очень понравился.
     - С великим интересом я услышал, что вы отрицаете существование Бога? -
сказал иностранец, усевшись рядом с Берлиозом. - Неужели вы атеисты?
     - Да, мы атеисты, - ответил товарищ Берлиоз.
     - Ах, ах, ах! -  воскликнул  неизвестный  иностранец  и  так  впился  в
атеистов глазами, что тем даже стало неловко.
     - Впрочем,  в  нашей  стране  это  неудивительно,  -  вежливо  объяснил
Берлиоз, - большинство нашего населения сознательно и  давно  уже  перестало
верить сказкам о Боге.  -  Улыбнувшись,  он  прибавил:  -  Мы  не  встречаем
надобности в этой гипотезе.
     - Это изумительно интересно! - воскликнул иностранец, - изумительно.
     "Он и не швед", - подумал Берлиоз.
     "Где это он так насобачился говорить по-русски?" - подумал Бездомный  и
нахмурился. Икать он перестал, но ему захотелось курить.
     - Но позвольте вас спросить, как  же  быть  с  доказательствами  бытия,
доказательствами, коих  существует  ровно  пять?  -  осведомился  иностранец
крайне тревожно.
     - Увы, - ответил товарищ Берлиоз,  -  ни  одно  из  этих  доказательств
ничего  не  стоит.  Их  давно  сдали  в  архив.  В  области  разума  никаких
доказательств бытия Божия нету и быть не может.
     - Браво! - вскричал иностранец, - браво. Вы полностью  повторили  мысль
старикашки  Иммануила  по  этому  поводу.  Начисто  он  разрушил  все   пять
доказательств, но потом, черт его возьми,  словно  курам  на  смех,  вылепил
собственного изобретения доказательство!
     - Доказательство Канта, - сказал, тонко улыбаясь, образованный Берлиоз,
- также не убедительно, и не зря Шиллер сказал, что  Кантово  доказательство
пригодно для рабов, - и подумал: "Но кто же он такой, все-таки?"
     - Взять бы этого Канта да в Соловки! - неожиданно бухнул Иван.
     - Иван! - удивленно шепнул Берлиоз.
     Но  предложение  посадить  в  Соловки  Канта  не  только  не   поразило
иностранца, но, наоборот, привело в восторг.
     - Именно! Именно! - заговорил он восторженно, - ему  там  самое  место.
Говорил я ему: ты чепуху придумал, Иммануил.
     Товарищ Берлиоз вытаращил глаза на иностранца.
     - Но, - продолжал неизвестный, - посадить его, к сожалению,  невозможно
по двум причинам: во-первых, он иностранный подданный, а во-вторых, умер.
     -  Жаль!  -  отозвался  Иван,  чувствуя,  что  он  почему-то  ненавидит
иностранца все сильнее и сильнее.
     - И мне жаль, - подтвердил неизвестный и продолжал: - Но вот  что  меня
мучительно беспокоит: ежели Бога нету, то, спрашивается,  кто  же  управляет
жизнью на земле?
     - Человек, - ответил Берлиоз.
     - Виноват, - мягко  отозвался  неизвестный,  -  но  как  же,  позвольте
спросить, может  управлять  жизнью  на  земле  человек,  если  он  не  может
составить никакого плана, не говорю уже о таком сроке, как хотя бы сто  лет,
но даже на срок значительно более короткий. И в самом деле, вы вообразите, -
только начнете  управлять,  распоряжаться,  кхе...  кхе...  комбинировать  и
вдруг, вообразите, у вас саркома. - Тут иностранец  сладко  усмехнулся,  как
будто мысль о саркоме доставила ему наслаждение. - Саркома... - повторил  он
щурясь, - звучное слово, и вот-с, вы уже ничем не распоряжаетесь, вам не  до
комбинаций,  и  через  некоторое  время  тот,  кто   недавно   еще   отдавал
распоряжения   по   телефону,   покрикивал   на   подчиненных,   почтительно
разговаривал с высшими и собирался в Кисловодск,  лежит,  скрестив  руки  на
груди, в ящике, неутешная вдова  стоит  в  изголовье,  мысленно  высчитывая,
дадут ли ей персональную пенсию, а оркестр в  дверях  фальшиво  играет  марш
Шопена.
     И тут незнакомец тихонько и тонко рассмеялся.
     Товарищ Берлиоз внимательно слушал неприятный рассказ про  саркому,  но
не она занимала его.
     "Он не иностранец! Не иностранец! - кричало  у  него  в  голове.  -  Он
престранный тип. Но кто же он такой?"
     - Вы хотите курить? - любезно осведомился неизвестный у Ивана,  который
время от времени машинально похлопывал себя по карманам.
     Иван хотел злобно ответить "Нет", но соблазн был слишком  велик,  и  он
промычал:
     - Гм...
     - Какие предпочитаете?
     - А у вас какие есть? - хмуро спросил Иван.
     - Какие предпочитаете?
     - "Нашу марку", - злобно ответил Иван,  уверенный,  что  "Нашей  марки"
нету у антипатичного иностранца.
     Но "Марка" именно и нашлась. Но нашлась  она  в  таком  виде,  что  оба
приятеля выпучили глаза. Иностранец вытащил из кармана пиджака  колоссальных
размеров золотой портсигар, на коем была составлена из крупных алмазов буква
"W". В этом портсигаре изыскалось несколько штук крупных, ароматных, золотым
табаком набитых папирос "Наша марка".
     "Он - иностранец", - уже смятенно подумал Берлиоз.
     Ошеломленный  Иван  взял  папиросу,  в  руках  у  иностранца   щелкнула
зажигалка, и синий дымок взвился под липой. Запахло приятно.
     Закурил и иностранец, а некурящий Берлиоз отказался.
     "Я ему сейчас возражу так, - подумал Берлиоз, - человек смертен, но  на
сегодняшний день..."
     - Да, человек смертен, - провозгласил  неизвестный,  выпустив  дым,  но
даже сегодняшний вечер вам неизвестен. Даже приблизительно вы не знаете, что
вы будете делать через  час.  Согласитесь  сами,  разве  мыслимо  чем-нибудь
управлять при таком условии?
     - Виноват, - отозвался Берлиоз, не сводя глаз с собеседника, - это  уже
преувеличение. Сегодняшний вечер мне известен более или менее, конечно. Само
собой разумеется, что если мне на голову свалится кирпич...
     - Кирпич ни с того ни с сего, - ответил неизвестный, - никому на голову
никогда не свалится. В частности же, уверяю вас, что вам  совершенно  он  не
угрожает. Так позвольте спросить, что вы будете делать сегодня вечером?
     - Сегодня  вечером,  -  ответил  Берлиоз,  -  в  одиннадцать  часов  во
Всемиописе будет заседание, на котором я буду председательствовать.
     - Нет. Этого быть никак не может, - твердо заявил иностранец.
     Берлиоз приоткрыл рот.
     - Почему? - спросил Иван злобно.
     - Потому, -  ответил  иностранец  и  прищуренными  глазами  поглядел  в
тускневшее небо, в котором чертили бесшумно птицы, что  Аннушка  уже  купила
постное масло, и не только купила его,  но  даже  и  разлила.  Заседание  не
состоится.
     Произошла пауза, понятное дело.
     - Простите, - моргая глазами, сказал Берлиоз, - я не понимаю... при чем
здесь постное масло?.. Но иностранец не ответил.
     - Скажите, пожалуйста, гражданин, - вдруг  заговорил  Иван,  -  вам  не
приходилось бывать когда-нибудь в сумасшедшем доме?
     - Иван! - воскликнул Берлиоз.

Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг