человека, босого, в белье, поверх которого было накинуто пальто Пантелея,
под руки вели к воротам. Страшные извозчики у решетки дрались кнутами за
обладание Иванушкой, кричали:
- На резвой! Я возил в психическую! Иванушка шел плача и пытался укусить
за руку то правого Пантелея, то левого поэта Рюхина, и Рюхин скорбно
шептал:
- Иван, Иван...
В тылу на веранде гудел народ, лакеи выметали и уносили осколки,
повторялось слово "Берлиоз". В драную пролетку у ворот мости-
лось бледное лицо без очков, совершенно убитое незаслуженной плюхой, и
дама убитая мостилась с ним рядом.
В глазах у Рюхина затем замелькали, как во сне, огни на Страстной площади,
потом бесконечные круглые огненные часы, затем толпы народа, затем каша из
автомобильных фонарей, шляп...
Затем, светя и рыча и кашляя, таксомотор вкатил в какой-то волшебный сад,
затем Рюхин, милиционер и Пантелей ввели Иванушку в роскошный подъезд,
причем Рюхин, ослепленный техникой, все более трезвел и жадно хотел пить.
Затем все оказались в большой комнате, в которой стоял столик, клеенчатая
новенькая кушетка, два кресла. Круглые часы подвешены были высоко и
показывали 11 с четвертью.
Милиционер, Пантелей удалились. Рюхин огляделся и увидел себя в компании
двух мужчин и женщины. Все трое были в белых балахонах, очень чистых, и
женщина сидела за столиком.
Иванушка, очень тихий, странно широкоплечий в пантелеевском пальто, не
плачущий, поместился под стеной и руки сложил на груди. Рюхин напился из
графина с такой жадностью, что руки у него задрожали.
Тут же дверь бесшумно открылась и в комнату вошел еще один человек, тоже в
балахоне, из кармашка коего торчал черный конец трубочки. Человек этот был
очень серьезен. Необыкновенно весь спокоен, но при крайне беспокойных
глазах. И даже по бородке его было видно, что он величайший скептик.
Пессимист.
Все подтянулись.
Рюхин сконфузился, поправил поясок на толстовке и произнес:
- Здравствуйте, доктор. Позвольте познакомиться. Поэт Рюхин. Доктор
вежливо поклонился Рюхину, но, кланяясь, смотрел не на Рюхина, а на
Иванушку.
- А это... - почему-то понизив голос, представил Рюхин, - знаменитый поэт
Иван Бездомный.
По доктору видно было, что имя это он слышит впервые в жизни, он
вопросительно посмотрел на Рюхина. И тот, повернувшись к Иванушке спиной,
зашептал:
- Мы опасаемся, не белая ли горячка...
- Пил очень сильно? - сквозь зубы спросил доктор.
- Нет, доктор...
- Тараканов, крыс, чертиков или шмыгающих собак не ловил?
- Нет, - ответил Рюхин, - я его вчера видел. Он речь говорил!
- Почему в белье? С постели взяли?
- Нет, доктор, он в ресторан пришел в таком виде.
- Ага, - сказал доктор так, как будто ему очень понравилось, что Иванушка
в белье пришел в ресторан, - а почему окровавлен? Дрался? Рюхин замялся.
- Так.
Тут совещание шепотом кончилось и все обратились к Иванушке.
- Здравствуйте, - сказал доктор Иванушке.
- Здорово, вредитель! - ясным громким голосом ответил Иванушка, и Рюхин от
сраму захотел провалиться сквозь землю. Ему было стыдно поднять глаза на
вежливого доктора, от бороды которого пахло явно одеколоном.
Тот, однако, не обиделся, а снял привычным ловким жестом пенсне с носа и
спрятал его, подняв полу балахона, в задний карман брюк.
- Сколько вам лет? - спросил доктор.
- Поди ты от меня к чертям, в самом деле, хмуро ответил Иванушка.
- Иван, Иван... - робко воскликнул Рюхин. А доктор сказал вежливо и
печально, щуря близорукие глаза:
- Зачем же вы сердитесь? Я решительно не понимаю...
- Двадцать пять лет мне, - сурово ответил Иванушка, - и я завтра на вас на
всех пожалуюсь. И на тебя, гнида! - отнесся он уже персонально к Рюхину.
- За что же вы хотите пожаловаться?
- За то, что меня силой схватили и притащили куда-то.
Рюхин глянул тут на Иванушку и похолодел. Глаза у Иванушки из
перламутровых превратились в зеленые, ясные. "Батюшки, да он вполне свеж и
нормален, - подумал Рюхин. - Зачем же такая чепуха... зачем же мы малого в
психическую поволокли. Нормален, только рожа расцарапана".
- Куда это меня приволокли? - надменно спросил Иван.
Рюхину захотелось конспирации, но врач сейчас же открыл тайну.
- Вы находитесь в психиатрической лечебнице, оборудованной по последнему
слову техники. Кстати добавлю: где вам не причинят ни малейшего вреда и
где вас никто не собирается задерживать силой.
Иванушка недоверчиво покосился, потом пробурчал:
- Хвала Аллаху, кажется, нашелся один нормальный среди идиотов, из которых
первый - величайшая бездарность и балбес Пашка.
- Кто этот Пашка-бездарность? - спросил врач.
- Вот он - Рюхин, - ответил Иванушка и указал на Рюхина.
- Простите, - сказал доктор.
Рюхин был красен, и глаза его засверкали. "Вот так так, - думал он, - и
сколько раз я давал себе слово не ввязываться ни в какие истории. Вот и
спасибо. Свинья какая-то, и притом нормален". И горькое чувство
шевельнулось в душе Рюхина.
- Типичный кулачок-подголосок, тщательно маскируется под пролетария, -
продолжал Иванушка сурово обличать Рюхина, - "и развейтесь красные
знамена", а посмотрели бы вы, что он думает, хе... - и Иванушка рассмеялся
зловеще.
Доктор повернулся спиной к Иванушке и шепнул:
- У него нет белой горячки.
Затем повернулся к Ивану и заговорил:
- Почему, собственно, вас доставили к нам?
- Да черт их возьми, идиотов! Схватили, затолкали в такси и поволокли!
- Простите, вы пили сегодня, - осведомился доктор.
- Ничего я не пил, ни сегодня, ни вчера, - ответил Иван.
- Гм... - сказал врач, - но вы почему, собственно, в ресторан, вот как
говорит гражданин Рюхин, пришли в одном белье?
Вы Москву знаете? - спросил Иван.
- Да, более или менее... - протянул доктор.
- Как вы полагаете, - страстно спросил Иван, - мыслимо ли думать, чтобы вы
в Москве оставили на берегу реки что-нибудь и чтобы вещь не попятили?
Купаться я стал, ну и украли, понятно, и штаны, и толстовку, и туфли. А я
спешил в "Шалаш".
- Свидание? - спросил врач.
- Нет, брат, не свидание, а я ловлю инженера!
- Какого инженера?
- Который сегодня на Патриарших, - раздельно продолжал Иван, - убил Антона
Берлиоза. А поймать его требуется срочно, потому что он натворит таких
дел, что нам всем небо с овчинку покажется.
Тут врач вопросительно отнесся к Рюхину. Переживающий еще жгучую обиду,
Рюхин ответил мрачно:
- Председатель Вседруписа Берлиоз сегодня под трамвай попал.
- Он под трамвай попал, говорят?
- Его убил инженер.
- Толкнул, что ли, под трамвай?
- Да не толкнул! - Иван раздражился, - почему такое детское понимание
вещей. Убил - значит, толкнул! Он пальцем не коснулся Антона. Такой вам
толкнет!
- А кто-нибудь еще видел кроме вас этого инженера?
- Я один. То-то и беда.
- Фамилию его знаете?
- На "Be" фамилия, - хмуро ответил Иван. И стал потирать лоб. - Инженер
Наве?
- Да не Наве, а на букву "Be" фамилия. Не прочитал я до конца на карточке
фамилию. Да ну тебя тоже к черту. Что за допросчик такой нашелся!
Убирайтесь вы от меня! Где выход?
- Помилуйте, - воскликнул доктор, - у меня и в мыслях не было допрашивать
вас! Но ведь вы сообщаете такие важные вещи об убийстве, которого вы были
свидетелем... Быть может, здесь можно чем-нибудь помочь...
- Ну, вот именно, а эти негодяи волокут куда-то! - вскричал Иван.
- Ну вот! - вскричал и доктор, - возможно здесь недоразумение!.. Скажите
же, какие меры вы приняли, чтобы поймать этого инженера?
- Слава тебе Господи, ты не вредитель, а молодец! - и Иван потянулся
поцеловать, - меры я принял такие: первым делом с Москвы-реки бросился в
Кремль, но у Спасских ворот стремянные стрельцы не пустили! Иди, говорят,
Божий человек, проспись.
- Скажите! - воскликнул врач и головой покачал, а Рюхин забыл про обиды и
вытянул шею.
- Ну-те-с, ну-те-с, - говорил врач, крайне заинтересованный, и женщина за
столом развернула лист и стала записывать. Санитары стояли тихо и руки
держали по швам, не сводили с Ивана Безродного глаз. Часы стучали.
- Вооруженные были стрельцы?
- Пищали в руках, как полагается, - продолжал Иван, - тут я, понимаешь ли,
вижу, ничего не поделаешь, и брызнул за ним на телеграф, а он проклятый
вышел на Остоженку, я за ним в квартиру, а там голая гражданка в мыле и в
ванне, я тут подобрал иконку и пришпилил ее к груди, потому что без иконки
его не поймать... Ну... - тут Иван поднял голову, глянул на часы и ахнул.
- Батюшки, одиннадцать, - закричал он, - а я тут с вами время теряю.
Будьте любезны, где у вас телефон?..
Один из санитаров тотчас загородил его спиной, но врач приказал:
- Пропустите к телефону.
И Иван уцепился за трубку и вытаращил глаза на блестящие чашки звонков. В
это время женщина тихо спросила Рюхина:
- Женат он?
- Холост, - испуганно ответил Рюхин.
- Родные в Москве есть?
- Нету.
- Член профсоюза?
Рюхин кивнул. Женщина записала.
- Дайте Кремль, - сказал вдруг Иван в трубку, в комнате воцарилось
молчание. - Кремль? Передайте в Совнарком, чтобы послали сейчас же отряд
на мотоциклетках в психиатрическую лечебницу... Говорит Бездомный...
Инженера ловить, который Москву погубит... Дура. Дура, - вскричал Иван и
грохнул трубкой, - вредительница - и с трубки соскочил рупор.
Санитар тотчас повесил трубку на крюк и загородил телефон.
- Не надо браниться в телефон! - заметил врач.
- Ну-ка, пустите-ка меня, - попросил Иван и стал искать выхода, но выход
как сквозь землю провалился.
- Ну, помилуйте, - заметил врач, - куда вам сейчас идти. Поздно, вы не
одеты. Я настойчиво советую вам переночевать в лечебнице, а уж днем будет
видно.
- Пропустите меня, - сказал Иван глухо и грозно.
- Один вопрос: как вы узнали, что инженер убил?
- Он про постное масло знал заранее, что Аннушка его разольет! - вскрикнул
Иван тоскливо, - он с Пилатом Понтийским лично разговаривал... Пустите...
- Помилуйте, куда вы пойдете!
- Мерзавцы, - вдруг взвыл Иван, и перед женщиной засверкала никелированная
коробка и склянки, выскочившие из выдвижного ящика.
- Ах, так, ах, так... - забормотал Иван, - это, стало быть, нормального
человека силой задерживать в сумасшедшем доме. Гоп! - И тут Иван, сбросив
Пантелееве пальто, вдруг головой вперед бросился в окно, прикрытое наглухо
белой шторой. Коварная сеть за шторой без всякого вреда для Ивана
спружинила и мягко бросила поэта назад и прямо в руки санитаров. И в эту
минуту в руках у доктора оказался шприц. Рюхин застыл на месте.
- Ага, - прохрипел Иван, - вот какие шторочки завели в домиках, ага... -
Рюхин глянул в лицо Ивану и увидел, что оно покрылось потом, а глаза
помутнели, - понимаем! Помогите! Помогите!
Но крик Ивана не разнесся по зданию. Обитые мягким, стеганые стены не
пустили воплей несчастного никуда. Лица санитаров исказились и побагровели.
- Ад-ну... адну минуту, голову, голову... - забормотал врач, и тоненькая
иголочка впилась в кожу поэта, - вот и все, вот и все... - и он выхватил
иглу, - можно отпустить.
Санитары тотчас разжали руки, а женщина выпустила голову Ивана.
- Разбойники! - прокричал тот слабо, как бы томно, метнулся куда-то в
сторону, - еще прокричал: - И был час девятый!.. - но вдруг сел на
кушетку... - Какая же ты сволочь, - обратился он к Рюхину, но уже не
криком, а печальным голосом. Затем повернулся к доктору и пророчески
грозно сказал: - Ну, пусть погибает Красная столица, я в лето от Рождества
Христова 1943-е все сделал, чтобы спасти ее! Но... но победил ты меня, сын
погибели, и заточили меня, спасителя.
Он поднялся и вытянул руки, и глаза его стали мутны, но неземной красоты.
- И увижу се в огне пожаров, в дыму увижу безумных бегущих по Бульварному
Кольцу... - тут он сладко и зябко передернул плечами, зевнул... и
заговорил мягко и нежно:
- Березки, талый снег, мостки, а под мостки с гор потоки. Колокола звонят,
хорошо, тихо...
Где-то за стеной протрещал звоночек, и Рюхин раскрыл рот: стеганая стена
ушла вверх, открыв лакированную красную стену, а затем та распалась и
беззвучно на резиновых шинах въехала кровать. Ивана она не заинтересовала.
Он глядел вдаль восторженно, слушал весенние громовые потоки и колокола,
слышал пение, стихи...
- Ложитесь, ложитесь, - услышал Иван голос приятный и негрозный. Правда,
на мгновение его перебил густой и тяжелый бас инженера и тоже сказал
"ложитесь", но тотчас же потух.
Когда кровать с лежащим Иваном уходила в стену, Иван уже спал, подложив
ладонь под изуродованную щеку. Стена сомкнулась. Стало тихо и мирно, и
вверху на стене приятно стучали часы.
- Доктор... это что же, он, стало быть, болен? - спросил Рюхин тихо,
смятенно.
- И очень серьезно, - ответил доктор, сквозь пенсне проверяя то, что
написала женщина. Он устало зевнул, и Рюхин увидел, что он очень нервный,
вероятно, добрый и, кажется, нуждающийся человек...
- Какая же это болезнь у него?
- Мания фурибунда, - ответил доктор и добавил, - по-видимому.
- Это что такое? - спросил Рюхин и побледнел.
- Яростная мания, - пояснил доктор и закурил дрянную смятую папироску.
- Это, что ж, неизлечимо?
- Нет, думаю, излечимо.
- И он останется здесь?
- Конечно.
Тут доктор изъявил желание попрощаться и слегка поклонился Рюхину. Но
Рюхин спросил заискивающе:
- Скажите, доктор, что это он все инженера ловит и поминает! Видел он
какого-нибудь инженера?
Доктор вскинул на Рюхина глаза и ответил:
- Не знаю.
Потом подумал, зевнул, страдальчески сморщился, поежился и добавил:
- Кто его знает, может быть, и видел какого-нибудь инженера, который
поразил его воображение...
И тут поэт и врач расстались.
Рюхин вышел в волшебный сад с каменного крыльца дома скорби и ужаса. Потом
долго мучился. Все никак не мог попасть в трамвай. Нервы у него заиграли.
Он злился, чувствовал себя несчастным, хотел выпить. Трамваи пролетали
переполненные. Задыхающиеся люди висели, уцепившись за поручни. И лишь в
начале второго Рюхин совсем больным неврастеником приехал в "Шалаш". И тот
был пуст. На веранде сидели только двое. Толстый и нехороший, в белых
брюках и
желтом поясе, по которому вилась золотая цепочка от часов, и женщина.
Толстый пил рюмочкой водку, а женщина ела шницель. Сад молчал, и ад молчал.
Рюхин сел и больным голосом спросил малый графинчик... Он пил водку и чем
больше пил, тем становился трезвей и тем больше темной злобы на Пушкина и
на судьбу рождалось в душе...
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг