сем. Случалось, что и еще заходила к Олегу Петровичу тетя, познакомила
даже со своим сыном Игорем, чуть моложе Олега, оказавшимся парнем душевным
и общительным. От тети узнал Олег Петрович, сам того не добиваясь, что был
он последним ребенком в бедной многодетной семье, что две его сестры и
брат еще живы, хотя и разбросало их в разные стороны. Искать встречи с
ними Олег Петрович не стал и на этот раз, спросил только, не сохранилась
ли у тети фотография отца и матери, но оказалось, что те вообще ни разу в
жизни не фотографировались, не до того им было.
- А мать у тебя была красивая и умная, могла бы и получше себе мужа
подобрать, да, видно, не суждено ей было лучше-то...
Все это и вспомнилось Олегу Петровичу, пока шагал он по шоссе, миновав
свой заводской поселок. Уже и завод давно остался позади. Тяжеленные
грузовики то и дело обгоняли Олега Петровича, мчались навстречу, обдавая
ветром и взметенной снежной пылью, а он все шел и шел, сторонясь на
обочину, думая, вспоминая...
Нет, Олегу Петровичу не в чем было упрекнуть своих приемных родителей,
не всякого родного ребенка воспитывали так заботливо, как его, и не их
вина, что у него впоследствии не очень-то удачно сложилась жизнь.
Еще на втором курсе он женился, поставив своих воспитателей почти уже
перед свершившимся фактом. Отец не указал ему на дверь, не заставил
добывать хлеб насущный собственными руками. Правда, нельзя сказать, что
известие его обрадовало:
- Что ж, кормил тебя, прокормлю и жену твою, пока диплом не получишь. И
внука прокормлю, мне капиталы не копить, а на прожитие зарплаты хватит.
Он ошибся дважды: родился не внук, а внучка. А еще до этого пришли в
квартиру непреклонные, неразговорчивые люди, перевернули все вверх дном,
вспороли диван, матрацы, подушки и увезли Петра Алексеевича.
Он не суетился и не сник; угрюмый и строгий молча стоял он у стены и
ушел, не опустив голову, твердой поступью, как ходил по земле всю свою
жизнь. Олегу показалось даже на миг, что не его "забрали", а он повел за
собой этих незнакомых людей, просто обронив семье на прощанье: "Не горюйте
тут без меня".
Олег знал, что еще до его рождения отцу привелось посидеть в царской
тюрьме, но оттуда он выбрался, а на этот раз вернуться не смог.
Вчера отец упомянул, что Олег его не предал. Да, он не взял этого греха
на душу. У Олега хватило мужества заявить, что отца он врагом народа не
считает, не верит в это и не поверит, пока ему не представят на то
достаточно убедительных доказательств. Никто ему не стал, конечно, ничего
доказывать, а просто взяли да исключили из комсомола. А вскоре исключили
Олега и из института. Как раз - ко дню рождения дочки.
Ох, до чего же тяжко тогда было Олегу. Но ведь отца за это не
упрекнешь, и мать тут ни при чем. Она, бедняжка, не прожила после
катастрофы и года. Не до ученья стало Олегу, пришлось заняться овладением
рабочей профессии. И жене досталось, конечно, не потому ли она и
ожесточилась, очерствела. Только много лет спустя смог Олег закончить свое
образование, получить наконец долгожданный диплом, стать инженером.
Незадолго перед случившимся с отцом несчастьем, он как-то в приливе
откровенности - предчувствовал, что ли, - обронил фразу о том, что, мол,
они с матерью еще не знают всей правды, но он эту тайну в могилу не
унесет, он еще скажет кое-что Олегу. Нет, не знал он тогда, как близок был
его конец, не открыл секрета.
Он вспомнил, что еще тетя подозревала, что он - Нагой.
"Эх, как же это я не догадался вчера спросить у него об этой тайне!" -
запоздало корил себя Олег Петрович, сознавая в то же время, что вчера был
лишь мираж, если бы отец и ответил, то полагаться на это никак было
нельзя.
Совсем незаметно опускавшийся вначале снежок понемногу стал плотнеть и
крупнеть, потом повалил хлопьями, заслонил окрестность, и на машинах
загорелись огни. Облепленные снегом чудища сбавили ход, но вырастали из
снежной пелены так внезапно, будто прыгали, набрасываясь на одинокого
путника, грозя очами и рявкая сигналами.
Наконец Олег Петрович спохватился, что ведь уже стемнело, что на
обочине сугроб мешает идти - столько навалило снегу - да и ноги
притомились. Черт возьми, сколько же времени он шагает? Часов с собой не
взял, но ведь вышел-то он после завтрака и хоть короток зимний день, но
сколько же он мог оттопать до темноты? И когда же он домой вернется? Ведь
завтра - на работу! Он повернулся в сторону города и сразу же снег,
летевший до этого в спину, залепил ему очки. Нет, пешком возвращаться
нечего и думать, придется "голосовать", умолять, чтобы "подбросили" до
города.
"А образ жизни и поведение надо все-таки менять: довольно строить из
себя какого-то пришибленного и бесправного человечка. Эй, шофер,
остановись, видишь, человек устал, подвези!"
6
Заканчивая очередной чертеж, Олег Петрович искоса поглядывал, как из
глубины бюро все ближе и ближе продвигается к нему Лев Васильевич.
Солидный, даже сановитый, увенчанный пышной шевелюрой легких, седоватых
волос над уверенным горбоносым лицом, вооруженный пресловутым карандашом,
переходил он тихо от одного кульмана к другому, иногда останавливался у
чертежа, наблюдал, случалось, отходил без замечаний. Иногда эти
"инспекторские" прогулки раздражали Олега Петровича, наверное, тогда,
когда у него что-то "не клеилось", а вообще, были оправданы: "Должен же
человек исполнять свои обязанности, как он их понимает!" Обижала только
скверная манера орудовать своим карандашищем.
"И где только он раздобыл такую дубину? - думал Олег Петрович,
машинально водя рейсшину по доске. - На юбилей преподнесли, что ли? Этаким
орудием не чертежи править, а в уборной на стенах разные гадости писать".
Между тем Лев Васильевич подошел и к его кульману. Постоял, покачался с
пяток на носки и вдруг поднял руку с указующим орудием. Но только он
нацелился, как Олег Петрович перехватил красный карандаш, как муху на
лету, и мягко извлек из слабо сжатых пальцев.
- Одну минуточку! - спокойно произнес он. - Ваш карандаш затупился, да
и вообще им сподручнее было пользоваться при малярных работах: карнизики
подводить или еще что-то. Вот возьмите, пожалуйста, мой. Он импортный,
фаберовский, им будет значительно удобнее внести ваши коррективы.
- Браво! - донесся сзади голос Афины Паллады. Завбюро с поднятой рукой
уставился на Олега Петровича, беззвучно пошевелил губами, потом заложил
руки за спину и пошел к своему кабинету. За карандашом он прислал потом
копировщицу Люсю уже к концу рабочего дня.
- Лев Васильевич велел передать вам, чтобы вы завтра с утра явились к
директору, - сказала она, глядя на Олега Петровича сочувственно.
- Быстро же сбываются ваши предположения о смене проходной, -
придвинулась к нему Афина Паллада, раскручивая стерку, которую она имела
обыкновение привешивать на ниточке к пуговице халата.
- Ну, это еще мы посмотрим! - вставил Погорельский. - Иван Семенович,
вы слышите, Лев готовит Нагому какую-то пакость, его уже к директору
требуют.
Бывать у директора конструкторам случалось едва ли чаще одного раза в
год, неудивительно, что этот вызов настораживал, о нем сразу узнали все, и
к Олегу Петровичу подошел партгрупорг, чтобы ободрить:
- Держись, мужик, в обиду не дадим. Если директор начнет давить,
сошлись на нас, - все поддержим. Вообще-то, Лев не столь уж плох, но
укротить его было бы полезно.
- Верно! - подхватил Погорельский. - Надо же знать какую-то меру: здесь
инженеры работают, а не подготовишки...
Звонок, возвестивший конец работы, оборвал пересуды...
Выйдя из проходной, Олег Петрович зашел пообедать в столовую. Вкусными
общепитовские блюда назвать трудно, но в еде Олег Петрович не был
привередлив. Понадобится или нет, а в своем портфеле он всегда вместе с
чертежно-техническим инвентарем таскал некоторый набор приправ и специй.
Заканчивая обед, Олег Петрович представлял, как он сейчас придет домой,
наденет растоптанные шлепанцы, закурит и усядется на диване с книжкой
Агаты Кристи, потом посмотрит по телевизору спектакль и ляжет спать
спокойно и бездумно. "И плевать ему и на Льва, и на директорские
страсти-мордасти; в трудовую книжку взыскание за такую мелочь не внесут, а
вздумают придираться, так ведь для него и на самом деле везде найдется
место. Ему, Олегу Петровичу Нагому, карьеру не делать. Ему карьеру вообще
не сделать. Да и поздно. Ни к чему. Вот придет он, закурит и будет читать.
И - хоть трава не расти".
Но вышло иначе. Он только успел прийти домой и раздеться, вдруг
заявилась нежданная гостья - Афина Павловна. Это его обрадовало и
несколько удивило: не ожидал, что она захочет его навестить по собственной
инициативе.
- Здравствуйте, - произнес он первое, что пришло в голову.
- Здравствуйте, - отозвалась она. - Не виделись уже два часа.
Она гибко вывернулась из знакомой ему беличьей шубки, а лихо
заломленную шапочку снимать не пожелала. Не присаживаясь, достала из
сумочки сигареты и затейливо сделанный мундштук, осторожно опустила
сумочку на диван и закурила. Это было что-то новое - ее никто не видел за
этим занятием.
- Что вы смотрите так, извините, обалдело, - спросила она, - вам не
нравятся курящие женщины?
- Нет, мне это безразлично, мне ведь с вами не целоваться.
- А если бы?
- При "если" было бы хуже, - попытался хозяин подстроиться к ее
игривому тону.
- Подумать только! И меня вы не захотели бы целовать? Вот сейчас,
здесь?
- И не собираюсь. Да вы садитесь, пожалуйста.
- Нет, успеется, покажите лучше вашу берлогу, как вы тут живете-можете.
- Пожалуйста! - сделал Олег Петрович широкий жест, подумав, что
"показывать", собственно говоря, нечего - и без показа почти все видно, не
в кухню же ее вести, а в спальне всего лишь кровать, стол да шифоньер с
комодом. В спальне Афина Павловна задержалась перед статуэткой ангела и
заинтересовалась стоящим на комоде магнитофоном:
- Что вы тут нагородили около него, совершенствуете?
- Кое-что, - ответил Олег Петрович, не вдаваясь в подробности. Гостья
не допытывалась, она вернулась в столовую и села на диван.
- Вы что-то не очень разговорчивы, и мне кажется, вас больше интересует
сейчас цель моего визита. Не так ли?
- Признаюсь, для меня он несколько неожидан. Мы и впрямь расстались
совсем недавно.
- Ох, до чего же вы нелюбезны! Другой на вашем месте заверял бы, что он
в восторге от встречи, а вы, кажется, намекаете, что я и в бюро вам
надоела.
- Нет, что вы, я рад, конечно, вас видеть.
- Не притворяйтесь и не изворачивайтесь. Вообще, вы унылый человек. У
вас - именины, я ожидала встретить веселых гостей, а вы не только меня, вы
никого не пригласили. Сознайтесь, вы скупердяй или мизантроп?
- Выходит, вас кто-то неверно информировал. Мой день рождения не
сегодня.
- Я говорю об именинах. Вы что, не признаете их по атеистическим
соображениям?
- Нет, но праздновать дважды - это совсем, как у гоголевского
городничего, который требовал поднесения подарков дважды в год.
- Ах, вы намекаете, что на этот праздник без подарков не ходят. Не
беспокойтесь, припасла.
Афина Павловна взяла свою сумочку, в которую при желании могла бы
поместиться, пожалуй, буханка хлеба, и достала бутылку коньяку с тремя
звездочками:
- Вот вам, получайте! На лучший денег не хватило. Поздравляю вас с днем
ангела!
- Спасибо. Удивляюсь, что вы не поленились узнать дату, я сам ее
давным-давно забыл.
- Не воображайте, что узнавала специально из-за вас, не один вы Олег на
свете, был и такой, который меня приглашал в гости в этот день.
Олег Петрович развел руками и, доставая штопор, рюмки и готовя закуску,
неожиданно скаламбурил:
На коньяк я не маньяк,
потому что я бедняк.
Из-за того в охотку
глушу простую водку.
- Впрочем, - добавил он, - у меня есть мускат, хотите?
Афина Павловна действительно предпочла мускат, и, выпив по рюмочке, оба
почему-то надолго замолчали.
- Разрешите по второй? - осведомился хозяин, а про себя подумал: "О чем
же мне с ней говорить?"
- Не так часто, - отозвалась гостья. На именинах полагается петь и
танцевать. У вас ведь есть магнитофон, включите что-нибудь такое, без
реплик вашей жены. Найдется, чтобы потанцевать?
- Есть, но я совсем не умею танцевать.
- Фу, какой пентюх! Почему не научились?
- Моя юность прошла в годы, когда для комсомольца считалось
предосудительным танцевать. Случалось, что за это накладывали взыскание.
- Ну вы хоть поете?
- Не рискую.
- Значит, ни петь, ни целоваться, ни танцевать!
Олег Петрович опять развел руками.
- Стоп! - оживилась Афина Павловна. - Я вижу там шахматы, тащите их,
пока мы трезвы.
- А вы разве играете? Я что-то не видел.
- Давайте, давайте, потом разберемся.
Пожав плечами, Олег Петрович очистил на столе место, расставил фигуры и
закурил. Он никогда не занимался шахматами всерьез, но литературу
почитывал, любил иногда поломать голову над этюдом, а нередко и выигрывал
у случайных партнеров. Сейчас, играя белыми, он проводил хорошо знакомый
ему дебют четырех коней и в душе посмеивался: "Посмотрим, красавица,
поглядим, на сколько ходов вас хватит..."
К его удивлению, Афина Павловна делала ходы решительно. Нисколько не
задумываясь, она уверенно переставляла фигуры, словно по намеченной
заранее программе. Лицо у нее стало сосредоточенным и строгим, брови
изломились у висков вверх к колечкам волос, не без умысла, конечно,
выпущенных из-под кокетливой шапочки. После десятка ходов Олегу Петровичу
пришлось призадуматься: в позиции противницы не обнаруживалось никакой
слабины, дебют она отпарировала, как по учебнику, значит, он был ей знаком
не хуже, чем ему. Олег Петрович сделал еще три ходя, подстраивая ловушку,
но приманка не сработала.
Он опять задумался, а Афина Павловна, как бы от нечего делать, налила в
рюмки из разных бутылок, откинулась на спинку кресла и принялась смаковать
мускат, между тем как Олег Петрович все еще не мог ничего придумать. У
него почему-то не возникало никакой идеи после того, как черные не приняли
жертву пешки. Эта сдвоенная пешка стала его беспокоить, и ему вздумалось
разменять слонов, чтобы освободить диагональ для ферзевой атаки. Это было
очень опасно, потому что активизировало ладью черных, но разве партнерша
вспомнит о ней, когда у нее слон под ударом!
Сделав подготовительный ход, он исподлобья взглянул на Афину Павловну и
поразился переменой в ее лице. Голова пригнулась, брови выпрямились, и
пропали ямочки на щеках. Сквозь приоткрывшиеся губы блеснул золотой зуб.
Не раздумывая, она мягким кошачьим движением переставила правую ладью, и
на Олега Петровича глянула теперь и впрямь Афина Паллада, торжествующая и
уверенная богиня Победы.
"Чего это она возликовала, - удивился Олег Петрович. - Неужели все
поняла?"
- Ну, конечно! - словно отвечая его мыслям, сказала она. - Белым мат
через пять ходов.
- Ну уж!.. На испуг хотите взять, - откликнулся Олег Петрович и
рассеянно замолчал. Ему приходилось решать задачи с матом в пять ходов, но
от партнерши такой способности не ожидал. Нет, она не ошиблась. Он
все-таки довел партию до конца в расчете на ее случайную ошибку и
закономерно проиграл.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг