министра, у него, поверьте, достаточно более важных и неотложных дел. Я
занимаюсь не отдельными заводами, а промышленностью. А вам, поскольку уж
вы сюда как-то попали, скажу, что не могу удовлетворить ваше ходатайство
даже при желании со своей стороны: все компьютеры уже распределены.
Попробуйте возбудить ходатайство через Управление на следующую пятилетку,
рассмотрим в зависимости от обстоятельств. Я уважаю изобретателей, но
сейчас ничем не могу помочь. Извините, я занят.
Олег Петрович не поспешил откланяться, он остался в кресле и попробовал
прибегнуть к иному воздействию. Он ничего не сказал вслух, а заместитель
министра, уже протянувший руку к папке с бумагами, чтобы продолжить свою
работу, задержался, убрал руку и над чем-то задумался.
- Постойте, - сказал он. - В Дубну был отправлен полупроводниковый
компьютер совсем новой системы, который вскоре же отказал. Им бы сразу же
предъявить претензию фирме, а у них кто-то вздумал поковыряться
самодеятельно, нарушил пломбы, и теперь фирма запросила несусветную сумму
за ремонт. Дубне отгрузили другой компьютер, а поврежденный можно бы,
пожалуй, передать вам. Хотите рискнуть? Наладите?
- Попробуем разобраться, хотя не легко, конечно, будет, поскольку
устройство новое.
Заместитель министра достал бланк, написал на нем распоряжение и
протянул Олегу Петровичу.
- Передайте Лаптевникову, он оформит. До свидания.
"Смотри ты, сработало!" - обрадовался Олег Петрович и, рассыпав
несколько неуклюжих благодарностей, вылетел с драгоценной бумагой из
кабинета: "Лаптевников? Знакомая фамилия, - копался он в памяти, шагая по
длинным коридорам министерства. - Да это же тот самый чину та, который
когда-то хамски ответил на письмо завода об ассортименте металла. Ну,
заяц, теперь я тебе покажу!"
Кабинет у Лаптевникова оказался маленьким, насквозь прокуренным;
маленьким и суетливым оказался и хозяин, задерганный почти непрерывными
звонками трех телефонов. Его лысинку окружали легкие седые волосы,
взвихренные, как дым. Большие запорожские усы свисали на подбородок, из-за
них, как ствол орудия из башни танка, высовывалась сигарета, неминуемо
спалившая бы эти длинные усы, не будь она вставлена в длинный мундштук.
Толстые стекла очков в мощной оправе скрывали верхнюю часть лица. Бумагу
заместителя министра Лаптевников принял благоговейно и, прочитав, бережно
положил в средний ящик стола.
- Сделаем немедленно, - сказал он и, сняв очки, глянул на посетителя
маленькими серыми глазами, заслезившимися от дыма. - Говорите адрес вашего
предприятия и номер расчетного счета.
Олег Петрович сообщил, а Лаптевников записал что-то в блокноте и
заверил:
- Сегодня же и дадим распоряжение в Дубну о немедленной отгрузке. Если
задержатся больше недели, звоните вот по этому телефону.
Несмотря на его деловитость, старик выглядел таким беззащитным, что
Олегу Петровичу расхотелось сводить с ним счеты, не таким он ему
представлялся издали - он только осведомился, почему Лаптевников прошлый
раз так категорически осадил завод.
- Припоминаю, было что-то в этом роде. Можно бы поднять документы у
секретаря, но, в общем, понятно и без того. Не можем мы, милейший, увязать
интересы всех заводов, чтобы никого не обидеть. Вашу цидулю я помню еще и
потому, что вы ведь копию ее в газету "Индустрия" послали, а оттуда
натравили на нас борзого сотрудника: делов было!
Не могут, вы поймите, не могут нам металлургические и метизные заводы
отгружать продукцию в мелкой расфасовке, как сигареты. Они отгружают
целыми составами, платформами! Товарные дворы станций тоже не расширишь, и
количество перевалочных баз нельзя множить до бесконечности. Вам бы
поработать здесь недельку, стало бы все понятно.
- А что остается делать нам?
- Да то же, что и делаете, пока не додумались до лучшего.
- Зачем же тогда было писать нам грозную отповедь?
- Не одергивать тоже нельзя, совсем распояшетесь.
Олег Петрович понял, махнул рукой и ушел, мирно простившись. А
заместитель министра, закончив наиболее спешные дела, вспомнил о
посетителе и вызвал своего секретаря:
- Чуть не забыл спросить, зачем вы утром пропустили ко мне Голого, я же
просил не мешать?
Секретарь рассмеялся:
- Голых не было, что вы!
- Ну этого... Нагого, что ли?
- Прошел тут один, он сослался на вас, сказал, что примете.
- Что за вздор. Значит, вы без моего разрешения заказали ему пропуск?
- Я не заказывал.
- Так не без пропуска же он прошел! Выясните.
Вызванный с пропусками дежурный предъявил всю пачку, и секретарь сразу
заметил бумажку, отличавшуюся от других даже по формату.
- Так это же простая записка! - воскликнул он и прочитал вслух:
"Благодарю за любезное содействие. Олег Нагой".
- Это что же такое? - воззрился он на дежурного, только сейчас
понявшего, что стряслась беда.
- Оставьте его, пусть вернется на пост, - приказал заместитель
министра. - Уж если этот новоявленный Остап Бендер сумел обговорить вас и
меня, то чего же с него спрашивать.
- Прикажете затребовать Нагого сюда или сразу передать дело в органы?
Замминистра помедлил, потом поднялся из-за стола, посмотрел в окно,
запер сейф и только тогда ответил:
- Собственно говоря, ничего противозаконного Нагой не совершил. Вряд ли
можно считать предосудительным способность убедительно отстаивать интересы
своего предприятия. Нагой не применял силу, действовал не из корысти, не
обманывал и не делал подлога.
- Но - пропуск!
- А он и не назвал свою записку пропуском, он только поблагодарил нас в
ней. Он просто нахал, но это мне даже нравится. Люблю рискованных людей.
Оставьте без последствий, а сейчас вызовите мне машину к подъезду.
19
На пути из Москвы Олег Петрович был молчаливее обычного, и попытки
Афины Павловны расшевелить его не имели успеха.
- Ну и помалкивай в тряпочку, если уж стал такой важный, - обиделась
Афина Павловна и достала из сумочки переводный роман.
А Олегу Петровичу, собственно, нечего было и обдумывать по-настоящему,
потому что в его распоряжении была только факты, объяснение которых не
укладывалось ни в какие рамки. Строго говоря, они вообще были необъяснимы,
под них нельзя было подвести никакой теории, оставалось только
фантазировать и строить весьма шаткие гипотезы. Но покачивание вагона,
удобное кресло и смягченный перестук колес располагали к тому, что Олег
Петрович вновь и вновь перекручивал нить своих размышлений.
Не подлежало уже никакому сомнению, что ему, по какой-то неведомой
причине, стали присущи таинственные и могущественные способности, ему
стало дано не только проникать в сокровенные мысли окружающих, но и влиять
на решения и поступки людей по своему желанию. Прежде он за собой этого
никогда не замечал, а теперь вот вдруг проявилось, получалось без особого
труда, а само проявление этого психологического процесса становилось уже
как бы само собой разумеющимся, как зрение, как слух.
Чтобы проникнуть в мысли другого, ему стоило только сосредоточиться,
как, скажем, во время слушания лекции, от которой на миг отвлекся, но
спохватился и вновь улавливаешь нить рассуждении лектора. Вот также и
теперь, стоило немного напрячь внимание - и чужие мысли становились
понятными, как свои. Правда, иногда получалась какая-то каша из набора
слов, повторяющихся строчек песни или уж вовсе какой-то чепухи, но так,
наверное, оно и было в голове того, на ком сосредоточивал он свое
внимание.
У Афины, например, сейчас мысли шли, в основном, двумя слоями: самый
плотный состоял из текста книги, над ним - ее, неоформленные словами
суждения - одно ей нравилось, другое раздражало, - а где-то очень издалека
прорывалось иногда беспокойство об оставленном в бюро проекте или расходы
по поездке.
Афину, положим, он знал, а вот заместителя министра увидел первый раз,
а мысли его были Олегу Петровичу даже еще яснее, наверное, потому, что сам
он, сознавая ответственность момента, напрягся очень сильно. Замминистра,
безусловно, был волевым, властным человеком и по натуре и в силу
занимаемого им поста, но стоило Олегу Петровичу сосредоточить свои
желания, как тот подчинился, незаметно для себя переменил свое решение,
нашел подвернувшийся вариант действия и поступил так, как хотел Олег
Петрович.
"Большая сила, черт возьми! - который уж раз отметил он, - гипноз, что
ли? Вообще такое, если верить литературе, встречалось и раньше. Помнится,
был, например, Свенгали, тот тоже умел распоряжаться людьми вопреки их
воле. У графа Калиостро наблюдалось что-то в этом роде... В мелочь у них
все это вылилось, в личное, а ведь могли бы совершить великие дела! А
какие именно, на что стоит употребить такую силу?"
- Фина! - слегка толкнул он свою подругу, - оторвись-ка на минутку.
- Оторвалась, - ответила та, опустив книгу на колени.
- Я хочу тебя спросить об очень важном.
- Я вся - внимание, - заверила она.
- Вот так, молодчина! Скажи мне теперь, что бы ты стала делать, если бы
смогла все, что хочешь?
- Подумаешь задача! Ну составила бы себе, например, хороший гардероб,
купила тебе новую машину вместо твоей дрянной "букарахи", обзавелась бы
дачей на южном берегу Крыма. Хватит тебе?
- Нет, ты размахнись пошире.
- Хорошо. Пусть дача будет на берегу Средиземного моря, у причала -
личная яхта. Не плохо бы еще иметь пять человек прислуги в своем
распоряжении. А ты что, выиграл?
- Ты все-таки мельчишь, Фина. Представь, что тебе служит могущественный
джин, готовый выполнить любое твое желание. Ты можешь распоряжаться
судьбами людей, править государствами, делать все, что тебе угодно.
- Ну, если так, то я распоряжусь, чтобы был коммунизм. Он, конечно, и
без меня неизбежен, но еще не скоро, а тут чтобы раз-два - и дело с
концом.
- Это прекрасно. А как ты это осуществишь?
- Я прикажу, а джин пусть уж сам позаботится о способах.
- Афина, но ведь ты понимаешь, что без сопротивления ни капиталисты, ни
царьки своего не уступят.
- Черт возьми, Олег, не знаю, чего ты от меня хочешь! Уж если джин
всемогущ, пусть он и изворачивается как знает.
- Нет, Фина, даже в сказках должна быть своя логика. Вспомни: чтобы
задержать погоню, кидают гребешок - и вырастает лес, бросают полотенце, из
которого образуется река, а не наоборот. А баба Яга вынуждена лес сгрызть,
а реку выпить, и опять-таки не иначе.
- Уж не собираешься ли ты стать сказочником?
- Нет, но ты не отвечаешь на основной вопрос.
- Дорогой мой, на него так сразу не ответишь, тут крепко думать надо.
Разве тебе не ясно, что над этим ломали головы многие люди, куда более
способные, чем я или ты. Спроси что-нибудь полегче...
Это было верно, смешно ожидать более определенного ответа, да и
спрошено было без надежды на него. А вот попутно в словах Афины Павловны
Олегу Петровичу показалось что-то примечательное, даже мало относящееся к
вопросу, что промелькнуло, не зацепившись, и лишь через несколько минут он
установил, что насторожило его мимолетное упоминание о "букарахе".
"Ну и что из того? - подумал он. - Афина права, хватит уж возиться с
этой самоделкой, не то время, чтобы раскатываться на убогой тарахтелке.
Ба, передам-ка я ее нашему ГПТУ, пусть ребята забавляются. Вот только
ангела с нее надо снять, ни к чему им ангел".
И вдруг Олег Петрович вспомнил свой разговор с Кузьмой Кузьмичем и
только тут догадался:
"Стоп! Как же я сразу не сообразил! Наталкивал же он меня на то, что
предметом концентрации моих переживаний была вещь, которую я перенес из
квартиры в машину; ведь это же ангела я перенес! Значит, действительно, не
телевизор служит источником моих загадочных видений, а именно эта
старинная статуэтка..."
Приехав домой, Олег Петрович, разумеется, сразу же отвинтил ангела с
капота "букарахи", принес в спальню и поставил точно на то самое место,
где статуэтка стояла всегда. Помня о подмеченной ранее периодичности
явлений, он заглянул в дневник и с огорчением установил, что до появления
желанного эффекта надо ждать дней восемь-девять.
"Странная закономерность, - не в первый уже раз задумался он, - почему
в основе периодичности лежит такое "некруглое" число - не месяц, не
неделя, не декада".
И не впервые также стал он сейчас перебирать в памяти обстоятельства,
сопутствующие явлениям. Он вспоминал подробности, глядя на ангела,
машинально повертывая его на столе. Он даже наклонил его, поставив в то
положение, в котором он был закреплен на машине, как бы вновь увидел, как
во время поездки над капотом "букарахи" красовался ангел, летящий перед
ветровым стеклом, освещенный красным светом луны. И тут Олег Петрович
уловил наконец разгадку:
"В лунном свете был он во время дорожного происшествия!" Олег Петрович
схватил настольный календарь, сравнил его с дневником и убедился: "Ну
конечно, каждый раз явления происходили в полнолуние. А как же иначе! Мог
бы и раньше догадаться, что должна быть связь с Луной, потому что именно
на Селене собиралась Лия установить генератор импульсов. Значит, все эти
видения наяву и то, что снилось, - следствия одного и того же процесса,
все это сводится в единую систему, естественную и закономерную!.."
Ко времени возвращения Олега Петровича из Москвы план по бюро
продвинулся в должной мере, безболезненно проходила и реконструкция,
затеянная им при учреждении должности главного конструктора.
По новому, разработанному им положению к нему влился отдел технолога,
числившийся ранее самостоятельной административной единицей. Бывший
начальник технологического отдела инженер Онищенко становился его
заместителем, ничего не теряя в окладе. Не ущемлялись и другие работники
отдела, так что слияние произошло безболезненно, а Олег Петрович получил
больше возможностей маневрирования. Правда, ему уже приклеили звание
"реформатора", но звучало это безобидно. Закончилось и переоборудование
помещений, поэтому Олег Петрович сразу же смог перебраться в новый
кабинет.
Помещение, которое занимал Лев Васильевич, имело единственное окно,
поэтому в нем было несколько сумрачно, его и отвели под компьютер, а из
двух окон нового кабинета открывалась панорама почти всего завода, и
виднелся даже участок реки с темневшим за ней в отдалении лесом, уходящим
за горизонт. По реке проходили празднично выглядевшие белые пароходы, на
подоконнике сновали воробьи, доносился слаженный гул цехов, было солнечно.
Люся разместилась в маленькой приемной. Она теперь стала официальным
секретарем, к ней был проведен звонок, появилась пишущая машина и
телефонный аппарат. Для начала Олег Петрович поручил ей написать плакат с
лаконичной надписью "Не курить!" и укрепил его на самом видном месте
кабинета.
- У тебя стало совсем как у заправских бюрократов, о которых ты всегда
отзывался презрительно, - заметила Афина Павловна, заглянув мимоходом.
Нельзя сказать, что Олег Петрович выслушал это замечание вполне
равнодушно, чем-то оно задело, он стал считать, что положение все же к
чему-то обязывает и к тому же способствует работе.
К этому времени затеянное им "сближение с профессией", как это стали
называть, заканчивала уже вторая группа и пора было ознакомиться с
результатами первой. Олег Петрович вызвал конструкторов и предложил
поделиться впечатлениями. В общем, получалось, что месяц, проведенный ими
за станками и у верстаков, прошел благополучно. Никто ничего не запорол,
кое-чему научились, ко многому пригляделись и стали представлять
конкретнее, чем это виделось из бюро. С рабочими сошлись поближе, хотя не
обошлось и без подначек со стороны "работяг".
Оказалось даже, как ни странно, что все выполнили нормы. Положим, на
ответственные участки никого из них не ставили - в цехах не дураки в
мастерах ходят - да и работы конструкторам давали невысокой точности, кое
в чем не обошлось и без помощи рабочих.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг