Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
     Старик подробно объяснял:
     - Сначала подумали, что доктор в море утонул. Но потом нашли записку,
обгорелую какую-то. А в ней такое мудреное было написано, что разные слухи
пошли.  Толком ничего понять нельзя.  И  совсем уже стали забывать об этом
деле.  И я обо всем бы забыл,  если б не пасечник.  Проговорился он как-то
мне,  что только для отвода глаз, чтобы отвязаться, сказал, что будто спал
и ничего не видел,  а на самом деле своими глазами видел, как тот человек,
что к ручью прибежал...
     Долгий, протяжный гудок встречного поезда заглушил слова рассказчика.
С шумом и грохотом пролетел курьерский,  замелькали желтые блики на стенах
купе.
     Наш поезд дал ответный гудок,  тронулся с места, прогрохотал по мосту
и  звонко  застучал  по  шпалам.  В  небе  с  места  тронулась  луна.  Уже
побледневшая,  она поплыла в вышине вслед за поездом. Подул свежий степной
ветерок. Не разбирая слов случайных пассажиров, я задремал под мерный стук
колес.
     - Проснитесь!  Проснитесь,  гражданин!  - Передо мной стоял проводник
вагона. - Подъезжаем в Ченску...
     Я спустился с верхней полки. В купе было пусто.


                        РАССКАЗ ОСТАЛСЯ БЕЗ КОНЦА

     Каждый рассказчик,  каждый чтец  знает:  бывает такая  минута,  когда
внимание  слушателей  неожиданно  обостряется,  как  бы  включается чуткий
контакт.   Так  же  молчат  слушатели,   в  тишине  звучит  тот  же  голос
рассказчика,  но он чувствует,  что с  какой-то минуты,  с  какой-то фразы
слушатели  начинают  умом,  сердцем  и  воображением своим  жить  судьбами
героев,  о  которых идет  повествование.  Больше  того,  мысли  и  чувства
слушателей обгоняют рассказчика.  Блестят глаза, меняется выражение лиц...
И  уж  началось  самое  главное:   зазвучали  паузы  -   секунды  молчания
рассказчика.  Какую  глубину,  неподдельную  искренность  приобретает  все
повествование!
     Так было и  с  историей об  исчезнувшем докторе из Ченска,  которую я
рассказывал Воронцовой и Тарасевичу.  И, когда я кончил рассказ, еще целую
минуту продолжала длиться та же внимательная тишина,  в  которой протекало
мое повествование.
     - Нас обоих захватил ваш рассказ!  - наконец воскликнула Воронцова. -
Мы взволнованы судьбой выдуманного вами доктора.  Сочинено здорово! Только
где конец? Взялись рассказывать, надо было и конец придумать.
     - Здесь вовсе не выдумка! Не измышления! - воскликнул я. - Как? Разве
вы не видите?..  Эта история с доктором... Разве она не связана с запиской
о туберкулезе, которая лежит под микроскопом.
     - Я  уже давно живу в  Ченске,  но  ничего не  слышал об исчезновении
какого-то доктора, - покачал головой Степан Егорович.
     Он устало и  медленно подошел к  сейфу и  не спеша стал его запирать.
Воронцова старательно перетирала стекла окуляров и прятала их в футляр.  А
я? Я не знал, что делать. Молчал. Беспокойное ощущение вины перед занятыми
людьми стало овладевать мною. Зря отнимал время... Мысленно я пробежал все
дни,  проведенные мною  в  Ченске.  Зачем  я  приходил с  букетом цветов к
студенту Белянкину, которому надо было думать о зачетах и экзаменах? Зачем
вот уже который раз я  отвлекаю профессора Тарасевича от  работы,  приношу
какие-то  листочки?  Зачем из-за меня заставили машинистку срочно печатать
вместо программ и  приказов какие-то ребусы,  прочитанные под микроскопом?
Чувство вины и неловкости меня вконец утомило.
     В  институте был  ремонт.  Мы  шли  по  длинному  темному  коридору и
задевали какие-то ведра,  стояки.  В  проволочной сетке под самым потолком
тускло  горела  забрызганная белилами электрическая лампочка.  Шаги  гулко
раздавались и  будили  полуночную тишину  давно  опустевшего института.  Я
смотрел на  лампочку и  думал:  "Я совсем как она,  эта лампочка,  которая
светит  не  так,  как  надо.  Но  ей,  запыленной,  забрызганной белилами,
помешали светить неаккуратные маляры  и  нерадивая уборщица.  А  мне?  Кто
мешает мне жить как надо? Сам я. Только я".
     Мы  вышли из института и  стали прощаться.  Летняя ночь была душная и
тяжелая.
     Профессор Тарасевич, прощаясь, стал утешать:
     - Не беда,  если выдуманный вами рассказ об исчезнувшем докторе никак
нельзя связать с записками,  которые вы нашли. Не огорчайтесь! Рассказ сам
по себе интересен. Только конца нет.
     Воронцова весело встряхнула мою руку.
     Я остался у дверей института.  Пытался привести свои мысли в порядок.
По асфальту звонко стучали каблуки Воронцовой, уверенно и спокойно шаркали
подошвы профессора Тарасевича.
     Потом из темноты долетел насмешливый голос Воронцовой:
     - Придумайте и  расскажите нам  завтра же  утром конец этой истории о
пропавшем докторе из Ченска!
     Шаги стихли. Голоса умолкли.
     - Конец-то  и  придумать нельзя,  -  послышался рядом со  мной чей-то
тихий,  старческий голос. - Доктор Сергей Сергеевич Думчев как пропал, так
о нем в нашем Ченске с той поры ни слуху ни духу...
     - Кто это? Кто говорит?..


                               Часть вторая

                        Д О М  С  Б А Ш Е Н К О Й


                             БЕССОННОЕ ОКОШКО

     Белые занавески на окнах уснули, побелели, засеребрились: полная луна
стояла над городком.  Тени крыш, заборов, кранов строек, деревьев спали на
булыжной мостовой в самых неожиданных положениях. А моя тень перемещалась,
металась -  то  пропадала,  то  вновь появлялась:  я  шел -  искал домик с
башенкой.
     Домик с башенкой?
     Да!
     Услышав из темноты, что доктора, который когда-то исчез, звали Сергей
Сергеевич Думчев,  я вздрогнул от неожиданности,  недоумения, удивления, а
потом, придя в себя, воскликнул:
     - Кто это? Кто говорит?
     - Это  я,  Андрей Варфоломеевич,  сторож институтский.  Как пришел на
ночное дежурство,  так  стул  и  вынес сюда.  Ночь теплая.  Сначала слушал
вальсы всякие из городского парка.  Потом вы все вышли,  я конец разговора
вашего услышал. Был, был такой доктор в нашем Ченске. Да вот исчез...
     - Но как?  При каких обстоятельствах? Что с ним случилось? - забросал
я вопросами сторожа.
     И услышал в ответ:
     - Об этом меня, почтеннейший, не спрашивайте. Много разных разговоров
было.  В городе с того времени,  может,  только два-три человека остались.
Вот,  к примеру,  Булай Полина Александровна. Возраста она уже почтенного.
Ну,  помоложе меня лет этак на десять.  С  ней поговорите и  от нее многое
узнаете.  Пресимпатичная особа.  А  в городе ее когда-то "вечной невестой"
прозвали. Будто ждала она, ждала жениха своего, Сергея Сергеевича Думчева,
в том самом домике с башенкой,  из которого он и ушел, пропал. Так и живет
она там до сего дня.
     - А адрес?
     - Какой там адрес!  Вот если идти отсюда налево, дойдете до переулка,
а переулок выведет к площади, от нее бульвар идет, с бульвара повернете во
вторую улицу -  опять  налево.  С  этой  улицы,  считай,  третий  переулок
направо. Так вот в этом переулке, на правой стороне, четвертый дом от угла
после  забора.  Дом  с  башенкой.  Но  как  бы  вам  лучше  пояснить  -  с
мезонинчиком  таким.  А  вокруг  мезонинчика  -  балкончик.  Махонький,  с
перильцами.
     - А название переулка?
     - Раньше Верхнетроицким назывался,  а  теперь не  знаю.  Да вы и  так
найдете.  Как сказал я,  так и идите... Почтеннейший, зачем же ночью людей
беспокоить?  -  крикнул мне  вслед  Андрей Варфоломеевич,  увидев,  что  я
устремился налево, к переулку.
     Конечно,  я вовсе не собирался стучать ночью в чужие двери,  будить в
полночь незнакомых людей.
     Так зачем же я  искал дом с  башенкой?  Разве прояснится темный смысл
микрозаписок оттого, что я при луне посмотрю, взгляну на какой-то домик? И
разве  может  быть   какая-либо  связь  между  человеком,   который  исчез
много-много  лет  назад  из  домика с  башенкой,  и  крошечными записками,
найденными две  недели  назад  в  довольно  сохранном виде  на  цветах  за
городом?
     Но  надо!  Непременно надо  было  убедиться,  что  есть такой домик в
Ченске, а следовательно, ночной разговор, услышанный в поезде, не выдумка.
     Конечно,  можно  будет  сверить почерк странных записок с  каким-либо
рецептом,  хранящимся у женщины из дома с башенкой.  Необходимо убедиться,
что писал эти записки доктор,  который исчез... И уже не буду я так смешон
со своими догадками. Но в этом ли дело? Это мелочь. Главное, что вот-вот -
и загадка исчезновения человека,  может быть, перестанет быть загадкой. Но
откуда эта  уверенность,  что писал микрозаписки о  дневнике открытий и  о
туберкулезе тот же человек,  который жил здесь,  в  Ченске,  в том домике,
куда я теперь иду?
     С  бульвара я  повернул во вторую улицу налево.  А  с этой улицы надо
свернуть в третий переулок направо. Вот и четвертый дом после забора - дом
с башенкой!
     Шумят на легком ветру деревья в палисаднике.  Сквозь их густую листву
светит одно окошко.  Я  тихо поднялся по  ступенькам крылечка и  на  двери
домика прочел на эмалевой дощечке:  "Зубной врач П.  А.  Булай.  Прием все
дни, кроме воскресенья".
     Постоял.  Прислушался.  В  домике  было  тихо.  Слегка шумели тополя.
Светило в палисадник бессонное окошко: кто-то кого-то ждал.


                             НОВОЕ ЗНАКОМСТВО

     Только взошло солнце,  и  я уже был у дома с башенкой.  Ниже эмалевой
дощечки надпись,  сделанная чернилами на обрывке бумаги: "Звонок не звонит
- прошу стучать".
     Я постучал, но дверь мне не открыли. Снова постучал. Молчание.
     Посмотрел на часы: семь. "Не слишком ли рано?"
     Чтобы сократить время ожидания, я пошел на вокзал. Выйдя на перрон, я
стал дожидаться прихода дальнего поезда и  зачем-то спросил проходящего по
перрону дежурного по станции: скоро ли придет?
     Вот пришел дальний поезд.  На тихой станции стало шумно,  беспокойно.
Забегали люди.  Затолпились у киосков.  Гудок паровоза. И снова все кругом
опустело.
     Вернулся к  дому  с  башенкой.  Ходил по  переулку.  Но  на  дом  все
посматривал -  словно боялся:  не убежит ли куда-нибудь,  не тронется ли с
места, не спрячется ли?
     На часах девять. Пора!
     На мой осторожный стук отозвался торопливый голос:
     - Иду, иду!
     Дверь  приоткрылась.  Маленькая остроносая женщина  высунула  голову,
повязанную белесоватым,  когда-то  голубым  платком.  Быстрые,  любопытные
глаза внимательно глядели на меня.
     - Ага!  Вы тот самый, что ехали в вагоне, где моя Зинуша проводником?
Не вас ли до полуночи ждала?  Свет не тушила.  Пожалуйста,  заходите! Я ее
разбужу.
     - Нет, нет! Я пришел к зубному врачу Полине Александровне Булай.
     - К Булай?  К Полине Александровне?  Пожалуйста, проходите. Присядьте
вот тут.  -  Она указала на  одинокий стул среди высоких шкафов и  кованых
сундуков, заполнивших длинный коридор. - Сейчас постучу.
     Подойдя к  какой-то  двери,  она постояла,  к  чему-то прислушалась и
вернулась обратно:
     - Сколько ни живу здесь,  а  не возьму в  толк ее жизнь.  Неизвестно,
когда встает,  когда ложится. И сейчас не пойму: спит или не спит. Больные
всё больше после обеда приходят.
     - Что ж, - поднялся я, - приду после обеда.
     - Видать, вы приезжий? - сказала она.
     - Приезжий.
     - А откуда будете? Надолго ли сюда? Часто ли к ней ходить будете?
     - Не много ли вопросов сразу?
     - Ах,  гражданин,  -  сказала  женщина  тихо,  -  не  от  любопытства
спрашиваю,  а от боязни!  Боюсь!  Ох,  как боюсь, опасаюсь я! Всего в этом
доме боюсь.
     - Чего же вы боитесь?
     Она еще больше понизила голос и,  указывая на  ту  дверь,  к  которой
раньше подходила, заговорила:
     - Ее боюсь...
     В эту минуту дверь отворилась.
     - Вот она! Ну потом, потом все расскажу вам.
     На  пороге  стояла женщина,  высокая,  седая,  гладко причесанная,  в
черном  старомодном платье,  наглухо  застегнутом.  На  вид  ей  было  лет
шестьдесят пять.
     - Полина Александровна Булай?
     - Пожалуйста,   заходите!   -  Полина  Александровна  раскрыла  дверь
комнаты.
     "Странный зубоврачебный кабинет", - подумал я, входя.
     Комната была  сплошь  заставлена старинными шкафчиками со  множеством
ящиков  и   ящичков,   низенькими  креслами,   столиками  с   бесконечными
безделушками.  На стенах без всякого порядка висели гравюры и  репродукции
старинных картин,  изображавших радостный семейный  уют.  Картины  были  в
почерневших от времени золоченых рамах с  отбитыми краями.  У  окна стояло
зубоврачебное кресло,  сиденье и подголовник которого были обиты малиновым
бархатом, сильно потертым.
     Все носило следы старины,  некоторой дряхлости,  но  нигде не было ни
пылинки.
     - Садитесь в кресло,  -  сказала Булай и подошла к умывальнику. Стала
мыть руки.
     - Полина Александровна, я не больной.
     - Зачем же вы пришли?
     - Чтобы поговорить о Думчеве.
     - Сергее Сергеевиче?  -  переспросила она  спокойно,  тихо  и  как-то
особенно светло. И при этом без всякого удивления.
     В дверь слегка постучали, и в комнату вошла соседка.
     - Полина Александровна,  -  спросила она,  - вы не брали из кухни мою
эмалированную кастрюлю?
     - Нет, Авдотья Васильевна, не брала.
     - Не  брали?  Ну и  хорошо.  Может,  моя Зинуша припрятала.  Потом ее
спрошу.  Спит она, сердечная, сейчас... Да, вот еще что я вам скажу: в том
сундуке,  что на  кухне,  мышь всю-то  ноченьку скреблась.  И  теперь она,
видно, там. Открыть бы, выгнать бы...
     - Мышь? В моем сундуке, что с письмами?..
     Булай вышла из комнаты.
     Авдотья Васильевна осталась в комнате и заговорила:
     - Боюсь  я...  Того боюсь,  что,  верно,  не в своем уме моя соседка.
Зинуша моя с поездом на целые недели уезжает.  Во всей квартире остаюсь  я
одна с Полиной Александровной.  Ходит она тихо,  говорит мало. Уж давно, я
еще и не переехала сюда, а в городе про нее разное говорили, будто она все
на дорогу глядит,  жениха какого-то ждет.  А я как на нее посмотрю,  так и
думаю:  "Самой-то невесте саван пора шить"...  Зинуша говорит: "Мама, чего
вы   беспокоитесь?   Человек  живет  тихо,  дело  свое  исполняет.  Вполне
нормальная старушка".  А я все  сомневаюсь.  Коли  будете  к  ней  ходить,
присмотритесь,  мнение свое составьте и мне скажите: надо ее опасаться или
нет...
     Послышались шаги Булай. Соседка ушла.
     Я снова обратился к Полине Александровне:
     - Прошу вас...  Извините за беспокойство... Прошу вас рассказать все,
что вы знаете о Сергее Сергеевиче. О том, как он исчез...
     - Нет,  нет,  не произносите этого слова!  Он просто ушел...  ушел из
этого дома.

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг