страницы книг. Кидался от книги к книге. Он точно сразу хотел войти в
двери всех наук!
- Сергей Сергеевич, не отложить ли доклад? - спрашивала тихо Полина
Александровна.
- Нет! Доклад назначен. Сообщение будет сделано в объявленный день! -
отвечал Думчев.
И настал день. Еще накануне вечером Полина Александровна и соседка
тщательно гладили и приводили в порядок костюм Сергея Сергеевича.
День был тихий, погожий. Думчев спустился с башенки-лаборатории.
Булай должна была его сопровождать.
И вот перед самым уходом Думчев увидел на зубоврачебном столике
Полины Александровны кусочек воска. Простой кусочек воска!
- Воск! - воскликнул Думчев. - Вот удивительный материал! Пчелы его
создают в своем организме. С этого кусочка воска я и начну свое сообщение.
Люди восхищаются фаюмскими портретами, созданными в Египте две-три тысячи
лет назад. Они сохранились потому, что живописец древности учел, как
велика стойкость воска. Давно уже всем известно, что из воска делают свечи
и мази. А вот там, где я был, там я наблюдал новые, неожиданные применения
воска. Об этом я сообщу, и пусть ученые задумаются. Это первый урок Страны
Дремучих Трав, где я пробыл так долго.
"Объясните же наконец, что это за Страна Дремучих Трав!" - чуть не
вырвалось у Булай. Но она промолчала, не желая в этот тревожный для
Думчева день беспокоить его расспросами. Она прошла в другую комнату,
достала из комода свои перчатки.
Натягивая их, она вернулась в кабинет и в испуге остановилась у
дверей. Думчев был бледен, очень бледен. Он стоял у небольшого круглого
стола и держал в руках какой-то журнал. Он читал и перечитывал вслух:
"...Воск уже давно применялся в кустарных промыслах, а также и в
медицине, закрывая во время хирургических операций кровеносные сосуды.
Сталелитейная и химическая промышленность широко пользуется воском. Воск
применяется также для повышения качества стали, при изготовлении, а равно
для увеличения зоркости оптических стекол..."
- Сталь... Оптические стекла... Я вижу, что люди уже нашли десятки
возможностей применения воска. А я... я опоздал. Не буду ли я смешон со
своими открытиями?
Молча и тихо вышел Думчев, сопровождаемый Полиной Александровной, из
дому.
Возле крыльца уже стояла легковая машина, присланная из поселка
научных работников. Молодой шофер, приоткрыв дверцу, приветливо объяснил,
что прислан за профессором.
Думчев поблагодарил шофера, бережно взял под руку Полину
Александровну и отправился пешком. Все на нем было выглажено. Сияла
чистотой подкрахмаленная сорочка, твердый, старого фасона воротничок
подпирал подбородок. Рука твердо держала трость.
Так они шли, а машина тихо, очень тихо следовала за ними.
Но Думчев был неспокоен. И едва они вышли на асфальтированное шоссе к
поселку научных работников, как Думчев стал говорить. С кем? С Полиной
Александровной? Нет!
Думчев обращался к себе самому. Он говорил:
- Послушай! Твое сообщение о применении воска устарело. Что ж, пусть!
Так я расскажу о другом. Знаете ли вы все, что в Стране Дремучих Трав моя
рука обладала огромной, неведомой вам чувствительностью, потому что я был
тогда совсем не такой, как сейчас? И вот однажды я потрогал светляка и
удивился: он холодный, он вовсе не греет! Светит, а не греет. "Здесь
источник нового света! - воскликнул я. - Так зачем же нам электростанции?
Вот новый свет!" Что? Устарело?.. Пусть! Но уроки Страны Дремучих Трав
неисчислимы! И я буду говорить совсем о другом. Я медик. И там я
производил опыты. Вы взяли у насекомых очень мало: муравьиный спирт,
пчелиный яд. А я вам расскажу, как я заставлял обитателей Страны Дремучих
Трав лечить меня от ран... Или вот опухоль... Вы смеетесь? И это устарело?
Опоздал?
Думчев вдруг остановился и воскликнул:
- Полина Александровна, что же это такое?! Что поздно, а что не
поздно? Как узнать, как угадать?
Вопрос этот: "что поздно, а что не поздно?" - видно, овладел всем его
существом. Сколько боли и страдания было в его голосе, когда он произносил
эти слова!
Но вот он задумался, замолчал. А потом просто и уверенно сказал:
- Все-таки я узнаю, что поздно и что не поздно. И начну все сначала!
- Сергей Сергеевич, - почти с мольбой сказала Полина Александровна, -
не вернуться ли нам домой?
- Нет, нет! - воскликнул Думчев останавливаясь. - Доклад состоится! И
ровно в шесть часов вечера!
И снова они пошли.
А небо было высокое, голубое. Легкий ветерок приносил с моря волны
тепла. Кругом было хорошо, спокойно и тихо. Но Думчев, видно, устал.
Полина Александровна предложила:
- Не доехать ли нам на машине?
Думчев отказался: он не устал. И они снова пошли. Так дошли до того
места, где от шоссе идет к базе Райпищеторга проселочная дорога.
Здесь Думчев остановился:
- Полина Александровна, я действительно немного устал. И хорошо бы
отдохнуть! Здесь недалеко беседка.
- Какая беседка?
- Вот рядом, налево, за той рощей.
- Но ведь это далеко!
- Совсем близко! И тут же, у беседки, - Страна Дремучих Трав. Там я
прожил все годы!
- Сергей Сергеевич, - уже взмолилась Полина Александровна, - вернемся
домой!
Думчев покачал головой:
- Доклад состоится!
Полина Александровна присела на какие-то бревна, что лежали у края
дороги. Думчев машинально сел рядом. Он все почему-то глядел туда, в
сторону рощи, где была беседка, и все молчал. Потом вдруг сказал:
- Пора!
Попытался встать. Но сил не хватило. И Думчев почти упал на бревна.
СИМФОНИЯ КРАСОК
Я сидел в светлой палате больницы, где лежал больной Думчев. Здесь же
дежурил врач.
Только мне одному было понятно, о чем говорил Думчев в бреду.
То он спрашивал себя: "А хорошо ли к кузнечику приросла голова
сверчка?" То звал гостей к себе в узорный дом и тут же смущался: гости
видели перед собой только дупло. Потом вдруг горько-горько жаловался, что
опять становится все меньше и меньше, а дорога под его ногами
растягивается, удлиняется без конца. И все тащил, спасал паука из ловушки
муравьиного льва: "Он гибнет, гибнет мой друг, мой верблюд! Помогите!
Помогите!"
Когда ночь кончилась и взошло солнце, больной забылся, замолчал.
Главный врач больницы - женщина (по-видимому, хирург: руки быстрые,
уверенные, сильные) внимательно выслушала мои тревожные и беспокойные
расспросы о здоровье Думчева и сказала:
- Мы будем лечить больного длительным сном.
Многое я хотел сказать врачу и о самом Думчеве, и почему он мне так
дорог. Но говорить о Стране Дремучих Трав? Кто поверит мне?
- Вы хотите еще о чем-нибудь спросить? - обратился ко мне врач.
- Нет!
Я не уехал из Ченска. Поселился в поселке рядом с больницей и послал
в Москву несколько телеграмм. Одну в театр, о том, что вынужден
задержаться на несколько дней в Ченске. Другую - Калганову с извещением о
болезни Думчева.
Каждый день я приходил в больницу:
- Не проснулся ли больной?
- Нет, не проснулся. Состояние неопределенное.
Я устал от пережитого. Жил, не веря во все то, чему сам был
свидетелем, ожидая выздоровления Думчева.
Однажды вечером, выйдя из больничного корпуса после очередного
посещения больного, я увидел, что под окнами палаты Думчева стоит какой-то
человек. В сумерках я не мог хорошо рассмотреть его, но ясно увидел, как
человек прошел вдоль белого корпуса больницы, а затем снова вернулся под
окна палаты Думчева. Так повторялось несколько раз. Стало совсем темно, и,
несколько озадаченный, я ушел домой.
Думчев все не просыпался. И вот опять в сумерки я застал под окнами
Думчева все того же неизвестного. Он все ходил вдоль стены больницы и
возвращался к окнам палаты.
В больнице мне сказали, что какой-то старик просил допустить его к
больному и долго и настойчиво упрашивал, чтобы ему разрешили ночью
дежурить у больного. Но главный врач разъяснил, что в больнице достаточно
квалифицированный медицинский персонал, посторонней помощи не требуется и
что больному обеспечен надлежащий уход.
Узнав об этом, я сразу направился к неизвестному и горячо пожал ему
руку. Это был старый актер, автор уже известных мне записок.
Через три дня Думчев проснулся. Он увидел около себя Полину
Александровну, старого актера, Авдотью Васильевну, которая держала в белом
узелке какие-то гостинцы.
Мы все молчали, не зная, с чего начать разговор. Так бы мы и
промолчали положенное посетителям время, но вдруг Думчев начал внимательно
всматриваться в лицо Булай.
- Вы хотите мне что-нибудь сказать, Сергей Сергеевич?
- Я вспоминаю... - сказал Думчев ясно и раздельно. - Сейчас вы,
Полина Александровна, склонили голову надо мной совсем так, как много лет
назад. Море, упавший летательный снаряд, и я на песке... Я поднял голову и
увидел вас.
- Я тогда была молодой...
- Я сейчас вижу вас такой, какой вы были тогда.
Слезы навернулись на глаза Полины Александровны. Она незаметно
смахнула их рукой.
Пристально, сосредоточенно всматривался Думчев в черты ее лица. А
слезы снова и снова набегали на глаза старой женщины. Думчев ласково
глядел на нее. Они молчали.
Поздней осенью сквозь дождь и слякоть иногда проглянет неожиданно и
сильно солнце, совсем не осеннее. И вдруг зеленым, ярко-зеленым кажется
тот или другой пучок травы. Рукой бы потрогать, посидеть бы, зарыться в
траву... Совсем весенняя трава! Теплота разливается в воздухе. И дождик
кажется смелым, задорным. Весна, весна на дворе! И хочешь благодарить
осень за это весеннее тепло.
Это вспомнилось мне, когда я смотрел на Думчева и Булай. Пришла на
память давно забытая мною мелодия, вспомнились и слова:
Как поздней осени порою
Бывают дни, бывает час...
...Гул самолета ворвался в палату. Думчев о чем-то спросил. О чем? Я
не расслышал.
Булай громко и ясно объяснила:
- Это прилетел самолет из Москвы!
- Как из Москвы? Не верю! Такое расстояние... - проговорил Думчев.
- Расстояние? Какое же это расстояние для самолета? До Москвы
всего...
- ...до Москвы больше тысячи, тысячи верст!.. А я... я-то хотел,
чтобы стрекозы и мухи научили...
Эти слова он выговаривал со злой насмешкой, с горькой иронией над
самим собой, за которой человек иногда скрывает большое несчастье.
Мы все вышли в сад. Я посидел на скамейке. Короткие тени деревьев
спокойно тянулись одна к другой. Там и здесь мелькали халаты больных.
Потом вернулся в палату. Где-то в коридорах больницы разговаривали.
Мне почудился чей-то знакомый голос. Вот все умолкло. А теперь голоса
совсем близко.
Дверь палаты распахнулась. На пороге стоял физик Калганов. За ним
вошел его ассистент с небольшим чемоданом в руке.
- Здравствуйте, Сергей Сергеевич! - сказал Калганов и кивнул нам
головой.
Он широко и размашисто придвинул стул и уселся возле кровати Думчева.
- Кто вы такой? - спросил Думчев.
- Физик Дмитрий Калганов.
- Не помню. Не знаю... Калганов?
- А я подарок вам привез из Москвы!
- Какой подарок?
- Ого! Любопытный какой! А вот возьму и вовсе уйду! - захохотал
Калганов. - И не узнаете, какой у меня подарок для вас!
- А я стану у дверей и не пущу! - уже засмеялся в ответ Думчев.
Калганов открыл чемодан.
Он клал перед больным на столик, на стул и даже на край кровати
какие-то очень легкие пакеты, завернутые в черную бумагу.
- Что же это такое?! - воскликнул Думчев.
- Облицовка! Будущая облицовка домов!
- Не понимаю! О чем вы толкуете?
- Знаете ли вы, Сергей Сергеевич, что в этой черной упаковке? Здесь
пластинка точно такой же толщины, как толщина чешуйки бабочки.
- Вздор! Чешуйка бабочки так тонка, что простым глазом и не увидишь,
а взять в руки совсем нельзя!
- Правильно, правильно! Вот потому мы в лаборатории покрывали нашим
сверхпрочным прозрачным составом зеркальную поверхность этих брусков.
- Как же так? - оживился Думчев.
- Смотрите же! Вот здесь цифры - обозначения длины световой волны и
толщины слоя, покрывающего бруски. И на каждом буква "Д" - Думчев. Вашим
именем мы называем этот облицовочный материал.
- Вы смеетесь! Это насмешка, шутка? Думчев опоздал! Так не смейтесь
же над ним, над этим Думчевым! - громко сказал Сергей Сергеевич. И резко
повернулся к стене.
- Ах, так?! - тепло и просто рассмеялся физик. - Посмотрите же...
Он стал разворачивать образцы.
Загорались, потухали и вновь загорались цветные лучи. Думчев
всматривался. И вдруг он точно что-то вспомнил: он стал перебирать и
прилаживать образцы один к другому. Краски резкие, неожиданные, краски
неспокойные, без всякой гармонии метались по палате.
Я посмотрел на Калганова. Ласково и терпеливо он помогал Думчеву.
Ассистент разворачивал образцы и называл вслух какие-то цифры.
Калганов прислушивался и в то же время вглядывался в игру красок,
следя за движениями рук Думчева.
- Так! Так! - радостно говорил Калганов. - А теперь не так.
Посмотрите!
Очень осторожно, спокойно, тихо и бережно помогал он Думчеву, так
трогательно, как помогают ребенку.
Где-то хлопнула дверь, и мне показалось, что в палате стало еще тише.
Солнечные пятна медленно двигались по стене. Иногда эти пятна на стене
встречались и перекрещивались с новыми, неожиданными красками.
Потом снова в тишине послышались тихие голоса физика и его
ассистента. Они очень тихо переговаривались:
- Микроны... цифра... минус... степень... волны... толщина...
А когда они смолкли, тишина стала еще напряженнее.
В траве под окном сильнее застрекотали кузнечики и ящерица подставила
свою желто-бурую, всю в черных пятнышках спинку лучу солнца, скользнула,
исчезла в траве.
Вдруг легкий ветерок шелохнул занавеску. И по комнате прошел мягкий,
влажный, чуть-чуть сырой запах травы. Он скользнул по нашим лицам. И в эту
минуту сломалась тишина.
Думчев внезапно приподнялся. Он радостно и светло улыбнулся и
посмотрел на нас.
- Вот! Вот! - крикнул он радостно. - Смотрите! Смотрите же!
Перед нами горели и переливались краски в том самом сочетании, как
там, в Стране Дремучих Трав.
С помощью Калганова Думчев составил из привезенных образцов то
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг