личинка, но она не имеет никакого сходства с взрослым насекомым: безногое,
мешкообразное животное. Оно должно еще претерпеть ряд коренных
видоизменений, пройти стадию полного покоя - стадию куколки - и только
после этого стать муравьем. Муравьям надо разместить, устроить в своем
"городе" и накормить все это потомство: яйца, личинки, куколки... Ходов,
переходов, комнат, комнаток, галерей и этажей в муравейнике неисчислимое
количество.
Думчев замолчал. Там, у входов, двигались муравьи-сторожа.
- Теперь пора!
Я сжал свое оружие в руке. Мы кинулись прочь из муравейника.
СТРЕЛЬБА КАРТЕЧЬЮ
- Не оглядывайтесь! - услышал я за собой голос Думчева.
Мы уже промчались мимо муравьев-сторожей и очутились на какой-то
тихой тропинке в стороне от муравьиного тракта.
Помню резкий шум, который оглушил меня, когда мы выбежали из
муравейника. Помню, как я отмахивался своей пикой - обломком сосновой иглы
- от сторожей, ударил одного, другого, прыгнул через камни и очутился
наконец на спокойной и тихой тропинке.
Думчев догнал меня:
- Скорей за мной! Погоня!
Действительно, муравьи не отставали от нас, почти настигали.
Впереди - песчаный косогор. Думчев ступил было на край косогора, но
вдруг схватил меня за руку и круто взял в сторону:
- Подальше! Подальше от края!
Обогнув косогор, мы очутились у его противоположного края. И этим
обманули муравьев.
Муравьи-преследователи появились на том самом крае, от которого мы
свернули в сторону. Они бежали гуськом один за другим.
- Сергей Сергеевич! Вот... вот муравей... Совсем близко!..
- Картечью - вдруг яростно крикнул Думчев. - Картечью!
"Какая нелепость! - мелькнуло у меня в голове. - Шутка? Чудачество?
Или безумие?"
- Картечью! - почти прохрипел Думчев. - Залп! Картечью! - командовал
он.
И тут случилось нечто для меня непостижимое.
Град камней бил по нашим преследователям. Снова и снова слышалось:
- Картечью! Картечью!
И снова и снова песчаные "ядра" поражали наших врагов. Откуда? Как?
Кто заступился и выручил нас?
Я ничего не понимал, но видел, как муравьи-преследователи, осыпаемые
песком, срывались с откоса, катились и падали в какую-то яму. А оттуда, из
этой ямы, снова и снова взметались песчинки-камни, каждая величиной с
голову муравья, взметались и били по врагам.
Новые муравьи устремлялись к косогору, но каждый преследователь,
добежав, не мог удержаться на отвесном крае - град песчинок сбивал его с
ног, земля под ним осыпалась. Он падал, снова карабкался, но опять
песчаный град обрушивался на него, и муравей летел в ту самую яму, откуда
некто по команде Думчева стрелял в наших преследователей.
Я был поражен и недоумевал.
Думчев хитро поглядывал на меня и хохотал. Но, когда кончился обстрел
и ни одного преследователя не оказалось в живых, он взял меня за руку и
бережно подвел к тому песчаному обрыву, из которого шла пальба.
- Смотрите!
И я увидел то самое животное, о котором писал Думчев в своих
записях-листках, - муравьиного льва, погубившего "верблюда" (паука-волка),
который нес дневник.
ТАЙНА ПЕСЧАНОГО КОСОГОРА
Неуклюжая, толстая, плоская голова торчала из песка. Челюсти словно
рога, острые и длинные. Чудовище точно спряталось в песке, выставив
напоказ только свою удивительную большую голову.
- Наш спаситель! - сказал Думчев.
- Точный и меткий обстрел!
- Да, личинка муравьиного льва. Хищное насекомое. Оно проходит ряд
превращений, чтобы в конце их появиться в виде вяло порхающего насекомого,
внешне схожего со стрекозой.
Я слушал Думчева. Но все еще видел перед собой, как муравьи катились
в логово чудовища.
Лицо Думчева было сосредоточенным и грустным. Он рассказывал о
муравьином льве, но все время словно думал о чем-то другом. Я понял:
Думчев вспоминал своего "верблюда".
- Муравьиный лев, - говорил Думчев, - владеет и артиллерийской
сноровкой, и инженерным мастерством. Он соорудил эту воронку так, что
сбитый с ног муравей непременно должен свалиться вниз.
Мы отошли в сторону. Я посмотрел на Думчева. Его большие серые глаза
вдруг оживились.
Он остановил меня и воскликнул:
- Скажите, как вы попали в город Ченск?
Я смутился. Я ждал этого разговора, готовился к нему, но вместе с тем
он страшил меня... Сколько надо рассказать! Как изменилась Россия!
Я нехотя сказал:
- Поездом... - и вспомнил: мой билет на скорый поезд в Москву пропал.
- Так вы приехали поездом, а потом на лошадях, по тряской дороге.
Стучат по шпалам колеса... И бывает так, что поезд летит под откос...
Я сухо заметил:
- Инженеры построили насыпи с точными математическими расчетами. А
грунтоведы вычисляют угол естественного откоса для каждого отдельного
случая.
- У вас там математика. А здесь вот муравьиный лев без всякой
математики так строит в песке воронку, что стоит одному муравью - лишь
одному муравью! - пройти по краю воронки - равновесие насыпи уже нарушено.
Понимаете: тяжесть тела одного муравья - и вдруг разверзается пропасть!
Бездна! А вы говорите: вычисления... инженеры... грунтоведы... угол
естественного откоса... Муравей ступил на край - песчинки покатились, и
ему уже не выкарабкаться. Тут ошибок не бывает. Построит муравьиный лев
свою воронку чересчур пологой - муравей выкарабкается, картечь не сшибет
его, и хозяин воронки издохнет с голоду. А если чересчур отвесная воронка
- пройдет по ней муравей, получится обвал, и песок засыплет хозяина
воронки. Нет, тут все точно! Мастерство-то какое!
Я уже знал о муравьином льве из листков Думчева, но внимательно
слушал.
- А как эта воронка делается? Спирально. Муравьиный лев ходит по
кругу, ножкой захватывает песок, кладет на голову и выбрасывает его. Так
он проходит один круг, затем второй, более узкий. Круги все уменьшаются и
уменьшаются. Получается перевернутый конус. В самый низ песчаной воронки
зарывается лев.
- Поразительный инстинкт! - сказал я Думчеву. - Насекомое решительно
не понимает и не знает, что делает, и действует, как хорошо налаженная
машина.
- Налаженная машина? Обитатели этой страны - машины? - переспросил
Думчев, размышляя, по-видимому, о чем-то другом и все ускоряя и ускоряя
свои шаги.
Часть шестая
В О З Д У Х У Ш Е Д Ш И Х М И Н У Т
ЖИВАЯ ЛАБОРАТОРИЯ
Озадачить ли хотел меня Думчев, показать ли мне то, что открыл он в
этой стране, или, может быть, моя рассеянность сыграла со мной шутку? Не
знаю!
Началось вот с чего. Думчев вдруг скрылся. Мы шли к песчаной гряде
холмов. Думчев круто повернул вправо и исчез.
Это было в густых зарослях. Я сделал несколько шагов, раздвигая
кусты, и очутился на поляне. Здесь я решил дождаться Думчева. Но едва я
ступил на поляну, как на меня двинулось какое-то странное животное о трех
хвостах...
Я отбежал, остановился. Сомнений нет - это червь. Но три хвоста! Вот
что меня удивило.
- Сергей Сергеевич! - звал я.
Ответа не было.
Я сделал несколько шагов и снова изумился. Что это? В воздухе около
меня кружило какое-то животное. Вдруг оно село, заслонив мне дорогу. Я
испугался. Потом понял: бабочка. Да, но бабочка без головы!
Неожиданно появился Думчев.
- Вижу, вы удивлены...
- Куда я попал?
- Вы на поле, где я произвожу операции.
- Операции?
- Да, операции! И вы уж не станете думать, будто медицине нечего
заимствовать, изучая физиологию обитателей этой страны. Вы удивлены? С
меня довольно.
- Ничего не понимаю...
- Здесь вы увидите результаты моей хирургии. Я проверил и убедился на
опытах, что отдельные части организма насекомого еще живут и тогда, когда
другие части насекомого погибли. Вот куколки бабочек. Я срезал им головы,
и все же каждая из куколок заканчивает свое развитие и превращается в
настоящую бабочку, но без головы. И живет без головы. Но проживет она
недолго... А ты? - обратился он вдруг к странной, ползавшей по листу
пчеле. - Беда с тобой: не хочешь держать на своих плечах чужую голову!
Довольно, перестань чистить усики! Этак голову себе оторвешь... С пчелой
плохо! - обратился Думчев ко мне. - Сама же не дает прирасти к своим
плечам чужой голове.
- Удивительно!.. - растерянно проговорил я.
- Что тут удивительного? Пойдемте - еще кое-что покажу. А кстати,
знают ли наши физиологи... - начал Думчев.
- Позвольте! - воскликнул я. - Вот опять ползет диковинка - животное
с тремя хвостами.
- Не диковинка! Это мой подопытный червь. Я удалил часть ткани из
конца его туловища и сделал небольшой эксперимент. Ведь обрубленный хвост
у ящерицы отрастает вновь. Нет, это уж не такая диковинка. Я хочу сказать
глазным врачам: "Коллеги, задумывались ли вы, почему слепой червь
реагирует на свет фонаря? Сделайте из этого вывод. Слушайте! Опыты мои
показали..."
Но я уже не слушал Думчева. Я вдруг увидел что-то совсем неведомое,
столь презанятное, что воскликнул:
- Кто они, эти... красавцы?
К стеблям-деревьям были привязаны три примечательных кузнечика: серый
с зеленой головой, зеленый с серой головой и кузнечик с головой сверчка.
- Помог им всем поменяться головами, - сказал Думчев и осмотрел
пациентов. - Операция удалась. Головы прижились, - проговорил он и отвязал
насекомых от дерева.
Кузнечики скакнули и исчезли в зарослях. На одну минуту перед нами
появился кузнечик с головой сверчка.
- Я ставил здесь опыты, - продолжал Думчев, - и пришел к выводу, что
в организме насекомого скрыты неизвестные, не разгаданные наукой силы.
Ставишь опыт, оперируешь животное и видишь, как начинается в нем какой-то
сложный процесс, начинается новая форма существования. При этом один член
изменился, другой перестроился, а животное... выживает. Ведь в Стране
Дремучих Трав, у обитателей этой страны - у насекомых - вновь
восстанавливаются утраченные ими ноги, крылья, усики-антенны, глаза. Мне
кажется, что эта поразительная регенерация - восстановление утраченных
органов - связана с процессом линяния, с гормоном линьки. Я произвожу
опыты над насекомыми в естественной среде, где они живут, прыгают, летают,
проходят все стадии развития, питаются, размножаются и умирают. Во сколько
раз эти опыты эффективнее, чем в лаборатории! Только проведя эти
исследования физиологии насекомых, я смог установить, где находятся
формообразующие центры, которые вновь создают утерянные органы.
Я нашел здесь и таких обитателей, у которых вместо одного потерянного
придатка вырастает другой, выполняющий совсем иную функцию. Известно, к
примеру, что у палочника, потерявшего усик-антенну, вырастает иногда...
лишняя нога. Какой-то центр, назову это условно точкой организма,
формирует, видимо, создает два придатка: и антенну и ногу. И не всегда
этот центр "понимает", что к чему. Как это будет полезно, важно для людей!
Как много подскажет физиологам, врачам!..
Думчев остановился около одинокого дерева. Верхушка его была сломана,
но не оторвалась, а касалась земли, образуя арку. Думчев, стоя у этой
арки, смотрел вдаль.
- Слушайте вы, обитатели Страны Дремучих Трав! Миллионы лет вы
хранили, прятали от человека свои тайны. Я их разгадал. Я передам эти
тайны человеку!
Кругом нас, куда только достигал глаз, лежала зеленая страна - Страна
Дремучих Трав. Она шумела, гудела, ни на миг не утихая. И слова Думчева
растаяли, потонули в этом постоянном могучем шуме и гуле.
Мы двинулись вперед.
Чаща трав стала вновь редеть, и вот показалась желтая песчаная гряда
холмов.
Не помня себя от радости, я воскликнул:
- Вот здесь скарабеи закатали мою крупинку в шар и угнали его за
гряду холмов! И она там, непременно там, наша вторая крупинка,
возвращающая рост! И мы оба вернемся к людям!
С каким восторгом я почти прокричал эти слова! Но Думчев, казалось,
не расслышал их. Он молча глядел в чащу сине-зеленых трав, а потом
заговорил. И я помню, хорошо помню каждое его слово.
- Хочу ли я к людям? - спросил точно про себя Думчев. - К людям... -
Он закрыл глаза и тихо-тихо стал напевать: - "Буря мглою небо кроет..."
Но песня ему не удавалась. Он помнил не все слова. И опять начинал, и
снова сбивался:
- Видите, - сказал Думчев с великой горечью, - любимую песню потерял.
Грусть его была мне понятна. Он ведь так любил музыку, много играл...
Чтобы отвлечь его от печальных мыслей, я сказал:
- Вы вспомните, восстановите и заново напишете там, среди людей,
утерянный вами дневник.
Но Думчев не слушал. Он задумался, потом тихо проговорил:
- Войти в дом. Взять с полки томик стихов Пушкина: "Моей души предел
желанный..."
- Сергей Сергеевич! - воскликнул я. - Едва я увидел вас, как сразу
захотелось сказать: ведь люди... Страна... Все переменилось!.. Все хотел
сказать, собирался, но откладывал. И вот сейчас...
- Уже три часа дня, - резко оборвал меня Думчев, подняв голову и
посмотрев на цветы. - Вы очень устали. Впереди трудный подъем. Отдохнем.
Надо подкрепиться.
Мы уселись у подножия холма. Думчев достал из дорожного мешка
шелковую салфетку, деревянную тарелку, деревянные ложки, покрытые лаком, и
шагнул в сторону:
- Сюда! Сюда! Вот мои запасы!
Я увидел большую глиняную крынку, врытую в землю. Думчев снял крышку.
Под ней была шелковая салфетка, туго перетянутая бечевкой. В крынке
оказалась цветочная пыльца, круто замешанная медом. Я, конечно, понимал,
что салфетку изготовили шелкопряды. Их много в Стране Дремучих Трав. А
лак, которым были покрыты ложки, изготовили червецы. Но никак не мог
понять - кто же изготовил эту глиняную посуду? И, держа ложку в руке, не
принимаясь за еду, я вспоминал, что такие же крынки падали с деревьев.
- Не смущайтесь, кушайте, - сказал Думчев. - Ведь эти горшки
изготовляет из земли оса-эвмен. Смачивая глинистые комочки своей слюной,
она ловко лепит гнездо для будущего потомства. Она охотится, парализует
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг