Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
     Каждое животное, казалось, застыло, приросло к тому месту, на котором
сидело.  Большие круглые глаза неотрывно глядели в одну точку.  Неожиданно
то  одно,  то  другое животное резко  отбрасывало маску  вперед,  рычаг на
шарнире расправлялся,  а  острые когти  маски  хватали жертву и  сразу  же
подносили ко рту.  Животное пожирало добычу, а маска на рычаге, совсем как
рука,  поддерживала еду.  Но  неожиданно эти  животные словно сорвались со
своих подводных деревьев и,  прижав к  телу ноги,  пронеслись с  отчаянной
быстротой мимо плота.  Они вбирали воду и  с  огромной силой выпускали ее;
водяные  выстрелы  следовали  с   небольшими  перерывами  и  толкали  тело
животного вперед.
     Да ведь это... личинки стрекоз - личинки, которые скоро превратятся в
стрекоз и будут грациозно и быстро летать над рекой.


                                                               Л и с т  16

     Что там зазолотилось вдали?  Мы подплывали к острову. Чьи-то огромные
лапы высунулись из воды и уцепились за край этого острова.
     Из  воды поднялось и  стало взбираться на остров животное,  на первый
взгляд   чем-то   по   форме   и    очертаниям   напоминавшее   крокодила.
Зубчато-волнистый гребень тянулся по всей спине.  Животное легло на бок, и
я  увидел его  оранжевое брюхо с  темными пятнами.  Золотисто-желтые глаза
следили за мной. Ужасный ящер!
     Течение гнало плот прямо на остров.
     Все  более  явственно и  четко вырисовывался зубчатоволнистый гребень
ящера.  Вот он спустился с острова. Гребенчатый хвост ударил по воде. Плот
сильно  закачался.   Ящер,   рассекая  воду,   приближался  к  нему.  Паук
подпрыгнул,  в испуге заметался на плоту.  Я и не заметил,  как он оборвал
свою  нить и  исчез.  Плот с  привязанным на  нем  грузом -  моим мешком -
закрутился,  завертелся.  Я упал,  очутился в воде и увидел: где-то далеко
бежал по волнам плотовый паук и его преследовал зубчатый гребень - ящер!
     Держась в  воде и  цепляясь за  край плота,  я  пытался взобраться на
него, но меня отнесло. Мое суденышко уплывало все дальше и дальше вместе с
мешком, в котором был мой дневник. Выбиваясь из последних сил, я поплыл за
ним.
     Вдали,  на  повороте реки,  торчали из воды какие-то деревья.  Они на
время  задержали  плот.  Я  успел  доплыть,  взобрался на  него.  Мешок  с
дневником был цел.  Оглянулся:  ни острова,  ни ящера,  ни паука - хозяина
плота - не было видно.
     Течение опять подхватило мой плот, и я поплыл.
     Я стал думать: "Вот мне кажется, что верстами измеряется глубина воды
под плотом,  а  ведь на  самом деле я  плыву только по ручейку".  Надо все
ставить на  свои места:  не надо лягушку принимать за антракозавра.  И  не
птицы  с  блестящими  прозрачными  крыльями  летали  над  моим  плотом,  а
стрекозы,  обыкновенные стрекозы.  А странные существа с масками - личинки
стрекоз.
     А  ужасный ящер с зубчатым гребнем,  который преследовал мой плот,  -
только тритон. Питается он головастиками, червями, лягушечьей икрой. Дышит
атмосферным воздухом -  совсем как  лягушка.  Появится из  воды,  выпустит
несколько пузырьков отработанного воздуха,  обновит запас воздуха в легких
и уйдет под воду.


                                                               Л и с т  17

     Легкая зыбь прошла по  глади реки.  Сильнее закачались деревья,  мимо
которых плыл плот.  Цвет воды стал свинцовым,  скучным. Отражения деревьев
исчезли,  словно потонули в воде.  Ветер с шумом и свистом проносился надо
мной.  Травы на берегу зловеще шумели.  Их шум обрывался, чтобы начаться с
новой силой.  Ветер стал играть моим плотом,  как щепкой.  Я уже не мог им
управлять.  Только бы удержать мешок с рукописью.  Еще раз я обмотал мешок
веревками и крепче привязал себя к плоту.
     Зачем,  зачем ступил я  на  этот плот,  доверил свой бесценный груз -
дневник - прихотям водной стихии!
     Запоздалые сожаления, как вы горьки!
     Уже не  летают надо мной птицы с  блестящими и  прозрачными крыльями.
Уже спрятались в  глубинах вод,  скрылись,  исчезли опасные спутники моего
плота.
     Только ветер не оставлял меня,  свистел в ушах и гнал мой плот. Куда?
Прямо на берег. Но, увы, не на тот берег, к которому я стремился!
     Ветер крутит плот, шумит, гудит.
     О далеких пароходах,  перекликающихся в непогоду друг с другом,  -  о
них вспомнил я в эту минуту,
     Чтобы плот не  ударился о  берег,  я  протянул свой шест.  Но  ветер,
видно,  сторожил каждый мой жест.  Он  налетал то  с  одной,  то с  другой
стороны, и напрасны были все мои попытки. Вслед за мной ветер гнал большие
зеленые поля.  Они  качались,  окружали со  всех сторон.  И  вот  мой плот
застрял в этих полях и поплыл с ними. Плот затерялся в необозримом зеленом
плывущем поле.
     Где-то далеко-далеко отсюда,  в Атлантическом океане, есть Саргассово
море.  Там  страшнее всего для  мореплавателя не  ветер и  не  течения,  а
водоросли.  Они  заполнили  гигантский водяной  бассейн.  Зеленое  море  в
океане.  Море  без  берегов.  В  этом  море  застряли каравеллы Колумба  и
"Наутилус" капитана Немо едва прорвался сквозь толщи водорослей.
     Затертый,  загнанный ветром,  затерянный в зеленом движущемся поле, я
вспоминал Саргассово море и с тоской глядел вдаль.  Как выбраться из этого
необозримого зеленого плена?
     Ветер с новой силой засвистал в ушах. Я поднял глаза; какие-то черные
тряпки закрывали небо.  Мой плот качнулся.  Качнулась и  тьма,  окружавшая
меня.  Острый свет вдруг прорвался сквозь тучи и  осветил все кругом,  и в
этот миг зеленые поля стали еще зеленее.
     Спасать груз!  Успел развязать узел,  который я  сам  крепко затянул,
прикрепляя мешок с рукописью к плоту.  Качка усиливалась,  плот становился
почти вертикально,  и  я  едва  успел схватить конец веревки,  которой был
обвязан мешок.  Сквозь  вой  ветра  я  услышал хриплое клокотание.  Где-то
совсем близко мелькнула блестящая мокрая открытая пасть-коробка. Мелькнула
желтая отмель...  Остров?  Коса? Плот приподнялся - надо мной приподнялись
зеленые поля. Качнулось небо...


                                                               Л и с т  18

     Кораблекрушение!
     Наверное, история кораблекрушений:
     времен, когда финикияне на своих триремах, судах с тремя рядами весел
и  четырехугольными парусами,  поднимавшимися только  при  попутном ветре,
доплывали до берегов Родезии, в далекой Африке;
     времен,  когда  отважные мореплаватели норманны оставляли Скандинавию
и,  определяя путь по  звездам,  доплывали на остроносых лодках до берегов
Гренландии и  Исландии,  до  берегов  того  материка,  который через  пять
столетий был назван Америкой;
     времен, когда каравеллы - высокобортные трехмачтовые парусные корабли
- в  далеком океане стояли беспомощно на  одном месте в  штиль со сникшими
парусами,  а  мореплаватели с  тоской смотрели в  небо:  скоро ли  налетит
ветер,  надует паруса и примчит каравеллы к той стране, где золотые слитки
и  драгоценные камни  валяются на  земле,  как  опавшие листья  в  осеннюю
пору...
     - наверное, история кораблекрушений всех времен знает немало случаев,
когда вместе с кораблем тонул весь экипаж, а оставался в живых только один
человек.  Но  никогда этот уцелевший после кораблекрушения человек сам  не
знал толком, как и почему он один остался в живых, не погиб. Знала об этом
только морская вода,  что вынесла на берег одного, только одного человека.
Но,  оставляя, покидая его на берегу, морская волна убегала поспешно назад
в море. Легкий плеск, тихий рокот, жалобный стон...
     Вот и я не знаю,  не умею рассказать, как случилось, что я не утонул.
Лежу на берегу. И теплый шелковый ветерок обвевает лицо, успокаивает меня.
Надо мною спокойная синева неба.  Я приподнимаюсь, смотрю на реку. Широкая
- противоположный берег чуть виден.  Какая тихая, спокойная, медленная! По
этим  ли  тихим  водам ветер гонял мой  плот  в  разные стороны,  прижал к
берегу,  окружил полем водорослей?  В  этой ли реке в бурю опрокинулся мой
плот?  И  чувство жалости к самому себе,  столь опасное в каждом человеке,
чувство жалости,  смешанное с насмешкой над собой,  охватило и переполнило
меня:  какое там кораблекрушение, Саргассово море, поля водорослей!.. Ведь
это  качается на  воде самая обыкновенная зеленая,  очень зеленая болотная
ряска.  Я чуть было не утонул в...  болотце, в медленно текущем ручейке, в
ряске!
     Но светлая мысль разогнала горькие размышления.  Может быть,  мешок с
рукописью не уплыл,  а  застрял в  ряске?  Я отыщу,  непременно отыщу свой
дневник.  И пусть обитают в этой Великой Медленной реке динозавры. И пусть
антракозавры заглушают своим криком вой и  свист бури.  Но все же я  знаю:
Великая  Медленная  река  -   это  только  ручей  с  ряской,  где  обитают
обыкновенные тритоны и самые обыкновенные лягушки.
     И свой дневник я найду!  Он не промокнет -  он залит воском,  лежит в
непроницаемом мешке.


                                                               Л и с т  19

     День за днем ходил я по берегу,  плавал между полями ряски,  смотрел,
искал мой мешок. Не нашел! Но и думать не хотел, что течение его унесло. И
поверил я в то,  во что хотел верить:  он здесь,  непременно здесь, совсем
близко...  Но  где  же,  где?  Если его нет в  ряске,  значит,  кто-то  из
обитателей реки утащил его на  дно.  Там,  на дне,  и  надо искать мешок с
дневником.


                                                               Л и с т  20

     Я  все пытался припомнить,  узнать то  место,  где перевернулся плот.
Надо нырять, искать дневник под водой. Но где, в каком месте искать?


                                                               Л и с т  21

     Аэростаты... аэростаты... аэростаты... Иногда вдруг в голову приходит
то или иное слово,  слово, не связанное ни с тем, о чем думаешь, ни с тем,
что тебя окружает.  Но это слово не отстает,  звучит в  голове,  и  ты его
повторяешь и повторяешь.
     Я  был очень голоден,  бродил по берегу,  думал о том,  как раздобыть
еду,  но  все повторял слово,  которое ко  мне привязалось:  "аэростаты...
аэростаты..." Откуда оно пришло? Это все от голода. Как кружится голова! И
плывут высоко в небе облака, плывут, качаются в недосягаемой вышине. А под
ними плывут, качаются цветы: белые зонтики, пушистые метелки, разноцветные
шары. Кружится голова. И засело в мозгу занозой одно слово: "аэростаты".


                                                               Л и с т  22

     У  самого  берега  по  воде  простерлись листья  какого-то  растения.
Продолговатые и  густо-зеленые,  они  были  похожи на  листья тропического
фикуса.   Я  был  в  несколько  раз  меньше  каждого  листа.  Торжественно
покачивались над водой громадные столбики розовых цветов.  Это земноводная
гречиха.
     Вода ограждала гречиху от  незваных пришельцев,  которые вползли бы и
пробрались бы к нектару.
     Голодный,  усталый,  я  издали глядел на  розовые цветы  и,  вздыхая,
вспоминал,  как вкусны и питательны пыльца и нектар земноводной гречихи, -
глядел и не знал,  что делать. Мне не доплыть, не добраться до этого куста
- не хватит сил.  Я  отошел от воды и скоро увидел другой куст земноводной
гречихи,  на  берегу.  Здесь она защищалась от похитителей нектара на иной
лад:  стебель был покрыт волосками,  которые выделяли клейкую жидкость.  В
ней  барахтались жучки,  муравьи.  Чтобы не  "влипнуть",  как  муравей,  я
взобрался на высокий высохший куст.  Он рос рядом с  гречихой.  Я  потянул
розовые цветы гречихи к себе. Ел пыльцу, пил нектар. Цветы рвались из рук.
Я не отпускал.  Был ли то обед или ужин? Не все ли равно! Я сыт. Но голова
все еще кружилась. Может быть, от еды и питья, а может быть, оттого, что я
слишком высоко взобрался...
     С большой осторожностью, рискуя свалиться, я спустился на землю.
     Аэростаты... аэростаты...


                                                               Л и с т  23

     Вечерело.  Заходило  солнце.  Опять  над  большой  полноводной  рекой
носились птицы-стрекозы.  И их блестящие длинные узкие крылья переливались
цветами радуги.
     Они беспокойно провожали волны в  долгий путь и  исчезали за изгибами
реки.
     Опять в голове неотвязно зазвучало: аэростаты...
     И  стало мне  казаться,  что  где-то,  когда-то  я  видел много-много
аэростатов.   Серебристые,   легкие,  привязанные  длинными  тросами,  они
чуть-чуть покачивались и рвались,  тянулись, готовились взлететь. Но где и
когда я их видел?  Не помню. Я взобрался на ствол, чтобы улечься на листе:
здесь  спокойнее и  безопаснее спать,  чем  на  земле.  Некоторое время  я
ворочался:  ведь  по  всему листу проходят жилки.  Наконец я  примостился,
нашел удобное положение.
     Рядом со мной ярусами поднимались зеленые листы. На каждом - тысячи и
тысячи своеобразных форточек.  Настежь они были открыты утром и  вечером -
свежий воздух проветривал растения.  Но  в  жару закрывались.  Конечно,  я
понимал,  что форточки -  устьица листа.  Открывая и закрывая их, растение
упорядочивает испарение воды.
     Лежа  на  чуть-чуть  покачивающемся листе,  я  в  дремоте  смотрел на
прихотливые очертания листьев и думал: хоть бы во сне увидеть аэростаты.
     Ведь бывает же так,  что человеку приснится то,  о  чем он напряженно
думал. И он просыпается радостный и взволнованный: вспомнил, всё вспомнил.
     Но нет, не слушается сон человека.
     Приснилось мне совсем другое. Я лежу на верхней полке вагона медленно
движущегося поезда.  И  вдруг резкая остановка.  Чуть  было  не  свалился.
Падаю, руки мои хватают, цепляются за край полки. Проснулся.
     Солнце уже высоко стояло в небе.  Я лежал на самом краю листа.  Лист,
следуя за солнцем,  двигался и поворачивался всей поверхностью к солнцу, и
я все скатывался.  Вот тебе  и  медленно  движущийся  поезд!  Вот  тебе  и
аэростаты!
     С  реки долетали острые,  тонкие звуки.  Комары заводили свою музыку.
Оглянулся.   Меня  поразило:  направо  за  листом  чуть-чуть  покачивалась
какая-то гигантская тень.  Качание тени вдруг усилилось. Игра светотени! И
было  такое мелькание,  что  у  меня  зарябило в  глазах.  Огромный гамак,
сотканный пауком-тенетником,  был привязан канатами к деревьям. Ветра нет,
а мелькание,  игра светотени не прекращаются. Значит, паук сам раскачивает
сеть.  Так он делает в минуту опасности или при нападении на добычу:  сеть
становится невидимой, словно тает, расплывается.
     Но   лихорадочная  игра  светотени  и   резкое  мелькание  постепенно
прекратились. Гигантская тень от сети спокойно легла на землю.
     Я спустился с листа и стал снизу рассматривать сеть. Ни добычи паука,
ни его врага не увидел. Только сверкали на солнце капли клейкой жидкости.
     Припомнил! Все припомнил! Аэростат!
     В  тот миг,  когда опрокинулся мой плот,  в  тот именно миг,  там,  в
глубине вод, я увидел такую же сеть из паутины. Она качалась в воде и была
похожа на аэростат. Все ясно: надо искать мой потонувший мешок с дневником
там, где в воде висит такая же сеть, похожая на привязанный аэростат.
     Чем больше я смотрел на сеть паутины,  тем яснее становилось,  почему
слово "аэростаты" неотвязно звучало в моей голове.


                                                               Л и с т  24


Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг