Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая

     Степан   Егорович   Тарасевич,   директор   Ченского  педагогического
института, чуть улыбнулся:
     - Необычность текста,  упоминание несуществующей системы барометра, а
равно и  то,  что кто-то зачем-то в десятки раз уменьшил текст неизвестным
способом,  так  что  текст  пришлось читать  под  сильнейшей лупой,  чтобы
продиктовать машинистке,  -  все  это  вместе  взятое может  действительно
озадачить кого угодно.
     При этом Степан Егорович пристально посмотрел на спичечную коробку, в
которой я принес тончайшие, крошечные листочки с микротекстом.
     - Да.  Вы говорите,  что листочки оказались в букете цветов,  который
случайно бросили к вам в номер гостиницы? Не так ли? Но ведь это шутка! Вы
сейчас убедитесь.  Я вызову студента Белянкина, и он разъяснит нам, почему
для  шуточной переписки с  друзьями им  был  выбран столь странный метод и
столь странный текст.
     - И  уменьшение этого  текста при  помощи фотоаппарата,  по-видимому,
тоже ради шутки?
     - Конечно!
     - Но студент Белянкин уже отказался:  не он писал, не он уменьшал эти
листочки.
     - Так и сказал? Вам? При студентах?!
     - Да!
     - Ну-с,  знаете!..  Вы  человек  новый,  неожиданный в  институте.  -
Профессор  Тарасевич неторопливо и  мерно  постучал  согнутым  пальцем  по
столу,  со  слегка  скрытой  иронией посмотрел на  меня.  -  Вы,  кажется,
литератор из Москвы? В институте идет своя обычная жизнь, и вдруг... трах!
Появляетесь вы,  незнакомец,  в  руке букет цветов и спичечная коробка.  В
коробке  листки,  а  в  них  -  изложение фантастических выдумок и  чувств
Белянкина. И неудивительно - юноша смутился, опешил: нет, не я писал!
     - Но в письме,  которое мы только что прочли, нет ни слова шуточного,
смешливого,  а  есть  взволнованный разговор о  каком-то  путешествии,  об
Эратосфене, о каком-то вьючном животном...
     - Согласен,  странно.  Но  думаю  -  и  писал и  уменьшал при  помощи
фотоаппарата Белянкин.  Для шутки!  Сейчас вызову его.  -  Директор открыл
дверь: - Ирина Сергеевна, пожалуйста... Простите... - Он обернулся ко мне:
- Секретаря нет на месте. Сейчас студентов попрошу позвать.
     Директор ушел.
     Где-то в  длинных коридорах института гулко отдавалось:  "Белянкина к
директору... Белянкина к директору!"


                           БЕСПОКОЙНАЯ РАДОСТЬ

     Как это все случилось? Ведь в Ченске я только проездом. Мне надо быть
в кассах пароходства, ехать дальше морем в один из курортных городков, а я
- в Педагогическом институте и сижу в кабинете директора в кожаном кресле.
Вместо  блеска  морской  волны  -  блеск  стекол  книжных  шкафов;  вместо
беспредельной глади -  зеленые,  слегка выгоревшие шторы на окнах. Зачем я
жду студента Белянкина и директора института Степана Егоровича Тарасевича?
Седой, спокойный, немного усталый человек, он, наверное, свободно и просто
общается со студентами, всегда вникает во все подробности жизни института.
     Скоро ли он вернется?
     ...Последние дни и ночи в Москве,  неугомонные и хлопотливые,  полные
тревог и опасений за успех пьесы,  крайне утомили меня.  Сел в поезд. Трое
суток пробыл в пути. Остановился в Ченске, чтобы пересесть на пароход.
     Поезд  пришел вчера  рано  утром.  С  вокзала я  сразу  отправился на
пристань. Спросил о прибытии парохода.
     Ответили:
     - Ждите! Пароход в нужном для вас направлении будет завтра.
     Потом  осматривал городок.  Обедал.  А  уж  после  этого отправился в
гостиницу.  С главной улицы,  мимо магазинов с большими светлыми витринами
под парусиновыми тентами, я свернул в переулок, сбегавший с горы.
     Переулок мостили.  Гарь от горячего асфальта и пыль стояли в воздухе.
Но сладкий запах резеды,  тягучий,  мягкий запах левкоев, густой запах роз
неотступно следовал за мной из всех палисадников переулка.
     Где-то  слышался  певучий  звук  поперечной пилы.  И  стучали-стучали
топоры, отрывисто и четко, то перебивая, то догоняя друг друга.
     Двухэтажный  дом  гостиницы  был  построен,  наверное,  очень  давно.
Выглядел  он  довольно несуразно.  Первый  этаж  был  каменный,  второй  -
деревянный.  В первом этаже, видно, когда-то помещались лавки двух хозяев:
две двери по обе стороны дома вели на второй этаж. Теперь через одну дверь
входили в гостиницу; над ней вывеска - "Волна". Вторая дверь, по-видимому,
вела в квартиры.
     В  светлом коридоре гостиницы за  столом  сидела  девушка.  Я  увидел
прямой пробор и  дважды обвитые вокруг головы косы.  Она  низко склонилась
над книгой.
     - Можно ли получить номер?
     Не отрываясь от книги, девушка произнесла:
     - "Простите, Эдмон... простите ради меня, ради моей любви к вам!"
     - Я  не Эдмон,  не граф Монте-Кристо,  -  сказал я девушке,  читающей
книгу.
     - "Достоинство  замужней   женщины   остановило  порыв   истерзанного
сердца", - прочла вслух девушка и, положив указательный пальчик на строчку
книги,   посмотрела  на  меня:   -  Простите,  гражданин,  никак  не  могу
остановиться.
     - Есть ли свободные номера?
     - "Чело ее склонилось почти до самого пола".
     - Мне нужен номер на сутки. Завтра уезжаю...
     - "Граф бросился к ней..."
     Приподняв свой  чемодан,  я  повернулся к  дверям,  хотел было  уйти,
оставив девушку читать вслух  роман  Дюма  "Граф Монте-Кристо",  но  снова
спросил:
     - Есть ли свободные номера?
     Девушка повторила:
     - "Граф бросился к  ней..."  -  и протянула руку к стене,  на которой
висел небольшой плоский шкафчик с открытой стеклянной дверцей.
     В шкафчике на крючках висели ключи с номерками.  Дежурная, не отрывая
глаз от книги, сняла с крючка ключ, протянула его мне и сказала:
     - Заполните листок по  форме -  это первое;  оставьте восемь рублей -
это второе.  А третье... да... "Боже мой, я называю вас Эдмоном, почему вы
не называете меня Мерседес?"
     - Но  позвольте,   Мерседес,  -  сказал  я  дежурной,  -  я  не  граф
Монте-Кристо...
     - Да,  - внимательно посмотрев на меня, вздохнула девушка, - какой же
вы граф Монте-Кристо...  Если вздумаете прожить больше суток в  гостинице,
не забудьте предупредить меня.
     Я  хотел было что-то  сказать,  о  чем-то  спросить,  но безнадежно -
дежурная по гостинице навсегда ушла в книгу.
     Я пошел с ключом по длинному коридору.
     В  номере  -   гардероб,  стол,  покрытый  вышитой  белой  скатертью,
умывальник, несколько стульев. Чистотой сверкали вымытые доски пола.
     Распахнул окно,  облокотился на  подоконник.  Какие  маленькие домики
напротив!  Окна небольшие,  квадратные,  с легкими занавесками. В створках
ставней вырезаны маленькие сердечки.
     На  крылечках сидят старушки.  Я  не слышу,  о  чем они говорят.  Но,
видно,  медленно,  не  спеша,  с  расстановкой  тянется,  все  тянется  их
разговор.   Просты  и  незатейливы  их  слова...  О  чем?..  Как  поострее
приготовить баклажанную икру,  как лучше засушить виноград, какие средства
существуют от ломоты в пояснице,  а может быть, жалуются на то, что теперь
солнце не так греет и чаще идут дожди.
     Мог ли я предвидеть,  мог ли предугадать, что здесь, в этом городе, в
19..  году,  в  тихий летний вечер,  всего через несколько минут,  я стану
участником таких событий, в достоверность которых я потом едва поверю!
     Из-за  угла показались юноша и  девушка.  Они идут медленно-медленно.
Возможно,  они идут так медленно, чтобы подольше побыть друг с другом. Они
молчат: верно, собираются сказать друг другу какое-нибудь заветное слово -
всё  собираются с  духом и  не  соберутся.  Вот  они остановились под моим
окном. И мне слышно, как девушка говорит:
     - Спасибо,  Павлик,  вот я и пришла.  Посмотрите,  каким большим стал
фикус, отросток которого ваша мама мне дала.
     По-видимому,  окно квартиры девушки было совсем рядом с  моим.  Когда
она указывала на фикус, мне показалось, что она смотрит на меня.
     - Лена! Я хочу вам сказать...
     Лена смеется:
     - Ты знаешь, о чем я думаю? О чудесах. Вот этот фикус на моем окошке,
обыкновенный фикус в  старом глиняном горшке,  а я смотрю на него и слышу,
как шуршат гигантские змеи,  проползающие мимо фикусов в  джунглях.  Вижу,
как,  задевая фикус  огромными серыми боками,  проходит задумчивый слон  с
маленьким слоненком...  Ах, Павлик! Фикусы растут не в глиняных горшках на
подоконниках,  а в тропических джунглях. Ведь оттуда их когда-то привезли.
Павел... Павлик, каждое растение - это чудо, тайна.
     - Понимаю... понимаю... опыление...
     - "Опыление"!  Ой,  скучно!  Рыльца,  пестики,  пыльца...  А  краски?
Запахи?  За  городом так много полевых цветов!..  Вы  там живете...  И  ни
одного букетика, ни одного букетика...
     - Я   тороплюсь  всегда  подольше  быть  с  тобою...   и  некогда  их
собирать... Я все хочу, хочу вам сказать...
     Они говорят друг другу то "вы", то "ты".
     - Еще  зимой  вот  здесь...  помнишь...  тогда  была  сильная  вьюга.
Зимой... Вы точно так же начали: "Лена, я собираюсь вам сказать..."
     - Я тогда не сказал,  потому что...  - отвечает Павел, - потому что у
тебя замерзли руки и я хотел, чтобы вы скорее отогрелись у печки...
     - Теперь вьюга не помещает нам. Говори!
     - Я многое тебе говорю, когда один.
     - Но я тогда не слышу.
     - Несколько раз я вам писал длинные-длинные письма.
     - Но я их не получала.
     - Не  решался отправить.  Боялся.  Учиться вместе в  одном институте,
видеть друг друга каждый день и... писать письма...
     - Лена!  Леночка!  -  послышался голос  из  соседнего  окна.  -  Пора
ужинать!
     - Иду,  иду,  мама!..  Прощайте.  Жду  удивительных писем  и  цветов,
полевых цветов. Большой букет!
     Скоро  за  деревянной стеной  моего  номера  послышались приглушенные
голоса, звон посуды.
     Время шло. Уже темнело. А я все стоял и стоял у окна.
     Горели  звезды  на  небе.  И  в  густой  темноте под  звездами совсем
по-другому зазвучали гудки пароходов.
     Откуда-то  издалека  приходили  и   уходили  звуки:   обрывок  песни,
торопливые шаги прохожего,  смех из-за занавески чужого окна.  А я думал о
хорошем чужом счастье, о том, как беспокойна бывает радость.
     И мне казалось:  я очень давно знаю этот городок, знаком и этот номер
гостиницы и когда-то я уже слышал что-то очень похожее на разговор Павлика
и  Лены.  А  может  быть,  так  показалось,  потому что сам я,  как Павел,
когда-то провожал кого-то и был полон радости,  смущения и  хороших  слов.
Хотел много сказать, но молчал. Писал письма, но не отправлял...
     Я включил настольную лампу. В окно влетела большая бабочка.
     Она покружилась над столом и прильнула к абажуру.
     Я бережно снял ее и подошел к окну:
     - Лети, ночной гость!
     Она отлетела и вернулась к лампе, опять села на абажур.
     Я снова снял ее.
     Раздался резкий  писк.  Я  хорошо  ее  рассмотрел:  на  спинке желтый
рисунок,  напоминающий череп.  Передние крылья черно-бурые. Я снова поднес
ее к открытому окну. Лети! И она улетела.
     Городок спал.  Было совсем тихо.  Вдруг рядом за  стеной,  где  живет
Лена,  кто-то заиграл на пианино.  Знакомая дорогая мелодия. Не доиграли -
мелодия  оборвалась.  То  ли  слишком загрустил тот,  кто  играет,  то  ли
вспомнил о чем-то и задумался.  Я ждал,  скоро ли опять заговорит пианино.
Не дождался.  Хорошо, когда ты молод и юность не прошла. Хорошо Лене ждать
цветов... Павлу их собирать, волноваться... приносить... передавать из рук
в руки. А мне пора спать.
     В  соседней комнате  погасили лампу:  светлый квадрат окна,  спокойно
лежавший на  земле за  досками тротуара,  вдруг потух.  Я  выключил свет в
номере.  И  почти  сразу же  услышал торопливые шаги  по  доскам тротуара.
Кто-то почти бежал.  Остановился.  Что-то влетело в мою комнату и упало на
пол.  Шаги быстро удалились. Зажег свет - букет! Сразу догадался. Подбежал
к окну:
     - Павел! Павел!..
     Улица была пуста.
     Долго и  осторожно наливал я  воду в кувшин.  Бережно поставил в него
чужой букет. Чужой букет!


                            ЧУЖОЙ БУКЕТ ЦВЕТОВ

     Пришло утро с жарким солнцем, посылающим зайчиков плясать по стенам и
двери, с острым свистом стрижей, пролетающих мимо окна, с круглым чайником
на столе и далекими гудками, которые теперь звучали бодро, смело и дерзко.
     Букет, собранный Павлом и по ошибке брошенный ко мне в окно - розовые
цветы  дикого шиповника,  окруженные голубыми глазками незабудок,  -  этот
букет приветливо смотрел на меня из кувшина с водой.
     Да, надо зайти в соседнюю квартиру и передать его по назначению.
     Я  взял  осторожно цветы.  Чтобы  вода  стекла  в  кувшин,  чуть-чуть
встряхнул их.  И...  на  белую скатерть из  букета полетели два  крошечных
квадратика бумаги.  Что это?  С недоумением глядел я на них, рассматривая.
На  каждом  крошечном  листочке  виднелись  какие-то  знаки.  Письмо?  Мне
вспомнился вчерашний  разговор  под  окном:  "Несколько раз  я  вам  писал
длинные письма".  -  "Но я  их  не получала".  -  "Не решался..."  -  "Жду
удивительных писем и... полевых цветов".
     Вряд ли можно было и под лупой прочесть это письмо.  Но, даже если бы
у меня и была лупа,  я не стал бы читать чужие письма.  Я взял листочки  и
положил в спичечную коробку. Все это надо отдать...
     В квартире Лены мне сказали,  что она в институте. Оставить цветы? Но
как сказать, объяснить - от кого? Что же делать с крошечными листочками? И
я пошел в институт.
     Незавидное дело  -  идти по  незнакомому городу,  держа в  руке букет
чужих цветов,  расспрашивая прохожих,  как лучше пройти к  Педагогическому
институту, читать названия улиц и думать... о чужой любви.
     Все чувства и мысли, вероятно, изложил Павлик на крошечных листочках.
Как  он  это  сделал?  При  помощи  микрофотографии?  Видно,  немало труда
потратил он,  чтобы написать эти две записки,  сфотографировать их,  а при
печатании - уменьшить. Будто бы слово, уменьшенное фотоаппаратом, зазвучит
спокойнее и  точнее...  Пожалуй,  в  институте лучше передать это послание
Павлу - тому, кто писал, а не Лене.
     Я прошел через густой городской сад и вдруг в испуге остановился: мне
показалось,  что спичечная коробочка с микрописьмами вывалилась.  Нет, вот
она!
     Наверное,  всякий  раз,  когда  Павел  встречал Лену,  им  овладевали
застенчивость и робость: создавался порог, который он не смел перешагнуть.
     А  вот и Педагогический институт:  большая дверь из черного дуба,  на
солнце блестят полированные медные ручки.
     Я  обстоятельно описал  старику  сторожу  института все  приметы того
юноши,  которого видел вчера вечером,  но по этим приметам сторож не знал,
какого Павла позвать.
     Разве мало студентов,  которых зовут Павлами, учится в институте? Еще
минута -  и я оказался бы в довольно смешном положении. Чего доброго, пять
или  десять юношей -  и  каждого зовут  Павлом -  окружили бы  меня,  а  я
протягивал бы  всем им  букет цветов.  Что  делать?  И  тогда я  рассказал
сторожу,  что  вчера вечером видел того Павла,  который провожал студентку
Лену до ее дома.
     - А-а, Павла Белянкина, - протянул сторож.
     Через  минуту  Павел  стоял  передо мной.  Я  представился.  Юноша  с
недоумением посмотрел на меня.
     - Вот  ваш  букет.  Он  случайно залетел ко  мне  в  окно  гостиницы.

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг