измором пришли сюда сто пятьдесят тысяч человек под предводительством
Шуйского, а так, - прогуляться в чистом поле, поглядеть друг на дружку и в
конце закатить пир, да такой, чтоб на всю Русь хмельной браги хватило. Но
надрывисто закашлялся кто-то из стоявших за спиной охранников, и воевода
опомнился. Все это, конечно, не так. Он широко вдохнул полной грудью, с
тоской посмотрел на северо-запад и прошептал:
- Где ты, Димитрий? Где ты?..
Опустив голову, задумался. "Да и есть ли вообще?"
Тяжко без царя. Одиноко. Самому царем быть, конечно, заманчиво. Да
легко ли?.. А с таким "царевичем", каков "Петр Федорыч", и подавно. Бывает
ли парча из сермяги? Вряд ли.
Большое войско собрал Шуйский против восставших. У Болотникова сейчас
в стенах Тульской крепости было впятеро меньше. Но крепость была сильна,
надежда и запасов для Болотниковой рати хватало. Другое дело для тулян -
жителей города. Да, другое дело... Особенно... особенно если перегородят
речку Упу, как о том донес лазутчик, побывавший в лагере Шуйского. Тогда
вода поднимется и затопит амбары, лавки, склады. Тяжко будет в городе. Но
к Туле должно подойти подкрепление, оно уже идет, все уверены в этом.
Главное - отсидеться, главное - выдержать. Помощь уже в пути. И тогда вся
Русь погуляет.
"И тогда вся Русь погуляет, - застряло в голове Болотникова.
Откуда-то изнутри звучало: - Погуляет... вся... Русь..."
А и в самом деле - должна же Русь когда-нибудь хорошо погулять. Вся!
Он сидел в позе лотоса, уткнувшись в стену невидящим взглядом. Два
вдоха и два выдоха в минуту. Мыслей нет, они растворились в покое. Хотя,
конечно, не до конца растворились; если бы он умел в заданные моменты
совсем не думать, он был бы уже не человек, а бог. Ловить промежутки между
мыслями... Ловить промежутки между... Это опять-таки мысль, когда
осознаешь, что ловишь промежутки между мыслями, уже ничего не можешь
поймать.
Вдох.
Выдох.
Он взял в правую руку приготовленный шприц с питательной смесью. Игла
легко, привычно вошла в вену.
Он встал, кинул прощальный взгляд в окно и надел на голову красный
обруч. Лег и откинулся на спину. К каждому своему движению он относился
уважительно, как к священному таинству, как к молитве.
Закрыл глаза.
- Ну, понеслись, - еле слышно прошептали губы.
Чистый горный воздух кружил голову. Бенью заметил, как, широко
распластав крылья, над миром парит горный орел.
На этот раз Иванчук явился вовремя.
- Пришел порадовать, - сразу заявил он.
- Ну?!
Иванчук спрятал усмешку. Бенью понял, но виду не подал. Дело в том,
что в Контрольной Службе это "ну" копировали кто как мог. Бенью не
обижался - в конце концов, если ты становишься объектом шуток - значит, ты
хорошо известен. "Ну" Бенью имело около 30 интонаций; услышав одно это
"ну" можно было понять, какое у Бенью в данный момент настроение.
- Ну?! - жизнерадостно прогудел Бенью.
- Есть след. След исходит из Калуги-0.
- "Ковбой"?
- "Ковбой"! Первичное направление - 0,75 северо-запад. Однако во
время действия "Ковбоя" в зоне наблюдались очень слабый Красный бриз и
довольно мощное Голубое завихрение.
- След, естественно, не фланирующий?
- Куда там. Прорывы в районе плоскостей 65/XXI-АНР 1,1, 78/XX-АР 0,67
и 77/XIX-АА 3,03. Между прочим, Голубое завихрение оставляет ему
возможность попасть в Петроград-1917,4/XI.
- Так, ну это уже наглость. Искать в Петрограде-1917 не дай бог. Тем
более, что он там уже был минимум два раза.
- Красный бриз мог бы его развернуть на юго-восток. Но, сами
понимаете, пользоваться Красным бризом...
- Да, плыть в лодке без руля и без весел. Хотя от него всего можно
ожидать. Что еще?
- Да вроде все. И так немало. Кстати, тот нарушитель со "Скороходом".
Знаете, кто?
- Кто?
- Дочка Марианны Жерар. Шестнадцать лет. Отправилась к Назир-шаху в
гарем.
Бенью улыбнулся.
- И смех и грех. Ладно. Значит, такие будут указания...
Бенью на секунду запнулся.
- Иванчук, - сказал он уже другим тоном, - а ну скажите-ка еще раз, в
каких плоскостях прорывы?
- 65/XXI-АНР 1,1, 78/X-АР 0,67 и 77/XIX-АА 3,03.
- Вот! - остановил его Бенью. - Вот: 77/XIX-АА 3,03. Кстати, где след
заканчивает фланацию?
- Между плоскостями 4/XVII и 8/XVII. Там тоже есть что-то похожее на
прорыв 7/XVII-АК 6,8, но чересчур слабо выражен.
- Далековато, - Бенью с сомнением покачал головой. - На остаточной
энергии?.. Нет, для "Ковбоя" далековато. Еще с таким раскладом...
77/XIX-АА 3,03 - вот что нам нужно. Ну, Иванчук?
- Что "ну"?
- 1877 год, Калуга. Это же Циолковский! Понимаете? С этим человеком
главное угадать, куда его понесет. Но я, слава богу, играю против него не
первый год. В 1877 году Константину Эдуардовичу Циолковскому исполнилось
двадцать лет. Время сомнений и мечтаний. Это то, что он любит.
Циолковский, Иванчук! Константин Эдуардович!
И Бенью победно вскинул руку.
- Ну что, воеводы, - сказал Болотников. - Давайте совет держать, как
нам с Упой быть. Перегороду рушить надобно.
За деревянным столом напротив Болотникова сидели князья Шаховской и
Телятевский, казацкий атаман Илейка Муромец, который настойчиво величал
себя "царевичем Петром Федорычем", пару его сотников, а также давнишний
товарищ Болотникова Алеша Светлый. Князья сидели насупившись; Шаховской
сосредоточенно крутил ус, Телятевский держал в левой руке кубок с вином,
правой подпирая подбородок. Илейка Муромец пытался глядеть на всех
свысока, старательно изображая "царевича". Алеша пожирал Болотникова
доверчивыми голубыми глазами.
Все молчали.
- Кто как мыслит? - Болотников вопросительно обвел всех тяжелым
взглядом.
- Ясное дело: рушить перегороду, - слабо отозвался Алеша.
Князья молчали.
- Ваське Шуйскому кузькину мать! - вдруг рявкнул царевич Петр, бешено
вращая черными зрачками.
Шаховской тяжело вздохнул. Болотников выжидающе смотрел исподлобья.
- Конечно, можно сделать вылазку, - сказал Шаховской. - Но они этого
наверняка ждут. А коль ждут - значит, приготовились не хуже нашего и отпор
сумеют дать достойный. Посему выжидать следует. Царь Димитрий уже в пути.
Не пройдет и двух месяцев, как он будет под стенами Тулы. Вот тогда, как
верно заметил Петр Федорыч, и наступит для Шуйского судный день.
- Это так, - согласился Болотников. - Но эти два месяца в городе
будет страшный голод. Начнется мор. Не свернет ли народ нам шеи, как
считаешь, князь?
Шаховской подумал.
- Я не против вылазки, Иван Исаич. Я лишь говорю, что она ничего не
даст. Перегороду порушить не удастся. А попробовать, конечно, можно.
Болотников протянул руку и взял с большого блюда кусок отварного
языка. Положил в рот, медленно прожевал. Пригубил вина.
- Помните Калугу? Есть у меня одна мыслишка. Какая?..
- Порох, - выдохнул Алеша.
Когда войско Болотникова сидело в осаде в Калуге, царевы стрельцы
возводили деревянный "подмет", под защитой которого намеревались
подобраться под самые крепостные стены и подпалить город, построенный
сплошь из дерева. Тогда в Калуге Болотников сделал подкоп и подорвал
страшный "подмет" к чертовой матери, до смерти напугав царскую рать и
обрадовав калужских жителей. С тех пор в нем прочно угнездилось
пристрастие к пороху.
- Я думал об этом, воевода, - сказал Шаховской. - Нагрузить ладью
порохом и взорвать все их сооружение. Но ладья просто не доплывет, они
взорвут ее ранее. Надежда ничтожно мала, ее почти нет. Сидеть, Иван Исаич,
сидеть до конца и беречь силы.
Болотников нахмурился. Обратился к Телятевскому:
- А что у тебя на уме, князь? Поведай.
Телятевский поставил кубок, который все время, не опуская на стол,
держал в руке.
- Худо мне что-то, - проговорил он.
Затем с трудом встал и пошел вон из горницы.
"Да что это, не пил вроде совсем", - подумал Шаховской.
- Куда ты, князь? - попытался остановить его Болотников.
Телятевский обернулся и поглядел неожиданно мутным взором. Открыл
рот, чтобы что-то сказать, но ноги его подкосились, и он упал на колени.
Алеша бросился помочь князю подняться, но тот резко оттолкнул его, коротко
вскрикнул и упал без сознания.
Тогда Болотников положил кулаки на стол и, сурово оглядев всех
присутствующих, сказал:
- Князь отравлен.
Однако князь не умер. Напротив: утром следующего дня он окончательно
пришел в себя, был бодр и весел.
Болотникова это обрадовало. Когда-то, лет двадцать назад, отец князя
Андрея Телятевского был хозяином Болотникова, и именно его преследования
вынудили молодого тогда Ивана бежать на вольные земли. Об этом вряд ли кто
знал, и все же: а вдруг? Поэтому несчастье с Телятевским встревожило
Болотникова. Люди могли бы сказать, что Набольший Воевода свел счеты,
умертвил князя, добром пришедшего со своими ратниками.
Вообще отношение воеводы к князю было сложное. Вроде и недурной князь
человек, и в Болотникове искусство воинское уважает, но Бог знает, чего от
него ждать. Все портило одно: вообще-то Андрей Телятевский мог считаться
по наследству господином Ивана Болотникова, хотя теперь это казалось уже
смешным. И все-таки Болотникову было неприятно.
Воевода рвался действовать, а перед его войском стояла задача
отсидеть свой час и выбраться из этой мышеловки. Ох, не любил Болотников
взаперти сидеть, ох, не любил!
Он стоял на крепостной стене и смотрел вдаль. Взгляд его был
задумчив, даль туманна. В последнее время он все чаще стал появляться на
стенах и простаивать вот так, стараясь разглядеть что-то необычное где-то
далеко-далеко. Он любил простор. Он привык, что жизнь бьет ключом в нем и
вокруг него, и размеренное, нудное сидение в стенах крепости тяготило его,
давило на душу тяжелым грузом. Единственным светлым пятном была эта
голубизна там, над горизонтом. Он даже отослал зачем-то Алешу, который
постоянно крутился рядом, чтобы побыть сейчас одному.
Но его одиночество нарушил Андрей Телятевский.
- Хороший день, воевода, - сказал он, поднимаясь на стену.
- Хороший, - нехотя отозвался Болотников. - Как здоровье, князь?
- Благодарствую.
Телятевский пристально оглядел Болотникова.
- О чем думу думаешь, Иван Исаич? - вдруг спросил он.
- Думы мои тебе любопытны, князь?
- Так ведь соратники мы с тобой, а соратникам друг друга получше
знать надобно. Я хоть и больше других о тебе ведаю, а все одно: душа твоя
- темный лес.
- Ваську Шуйского скинуть желаю. Чего тебе еще знать хочется?
- Его скинуть непросто - голову положить можно. Сошлись два князя, да
царевич, да Набольший Воевода, да сколько времени воюют вместе, а кто ради
чего рискует - неизвестно.
- Повторял не раз: счастья для Руси хочу.
- Так ведь счастье - такая птица, что в облаках летает. Изредка на
землю спускается. Какова она и откуда - то людям не ведомо.
- Воли хочу, князь, воли.
Телятевский пожал плечами.
- И так вольны мы с тобой. Тебе ли еще воли желать? Значит, чего-то
еще хочешь. Али сам не знаешь, чего?
Болотников промолчал.
- Не гневайся, что опять старое поминаю - сказал Телятевский, -
только чего ты все-таки от батюшки моего сбежал?
- А он меня засечь обещал, - очень ласково ответил Болотников. - Вот
и пришлось уматывать из-под княжеского крылышка. А с чего это ты со мной
такой разговор завел, князь?
- Любопытен ты мне, Иван Исаич. Из-под кнута бежал, бесправным
смердом по свету скитался, а стал вон кем - Набольший Воевода, в ратном
деле искусен. Согласись, не с каждым такое случается.
- Не каждый свою судьбу ищет. Я искал. А не искал бы, сейчас бы под
тобой холопом ходил; может ты б меня уже засек давно, - я, знаешь,
княжескую волю не больно-то жалую.
- Крепко князей не любишь, воевода, - усмехнулся Телятевский.
- Не люблю. А чего любить? - Болотников указал вниз. - Вон, видишь,
сколько князей да прочих бояр за моей головушкой буйной аж до Тулы
приперлись.
- Так и за моей тоже, - возразил Телятевский.
- Тебя да Шаховского царь еще простить может, меня - никогда. Я для
него враг лютый.
- Лютый, лютый, еще какой лютый, - согласился Телятевский. - Ну, а
как, скажи, Иван Исаич, без князей да бояр ты Русь мыслишь, ведь на них
все держится, без них разбой жуткий начнется да разброд по всей земле
русской.
- Авось не начнется.
- Начнется, - уверенно сказал Телятевский, разбой начнется и разброд.
- Почему ты, князь, всех, кроме себя, разбойниками да развратниками
считаешь?
- Зачем всех? Тебя я не считаю ни разбойником, на развратником, хотя
ты вон сколько народу согнал да каждому по сабле в руку всунул. Однако ж
ты всех по себе тоже не меряй, Иван Исаич.
Болотников помолчал. Спустя минуту произнес:
- Люди - они добрые, князь. Ты им только не мешай. А они лучше, чем
ты думаешь.
На лице князя появилась усмешка.
- Не лезь под нож - и не зарежут. Так?
- Если хочешь - так.
Телятевский немного постоял, подумал, как бы сомневаясь, говорить или
нет, наконец, сказал, наклонившись к Болотникову:
- Скажи, воевода, никому не откроюсь, может, ты царем хочешь стать?
Ну, не бойся, говори. Тогда я с тобой до конца. А, воевода?
Болотников отступил на шаг, взглянул Телятевскому прямо в глаза и
сказал только одно слово:
- Хитер!
Повернулся и пошел прочь.
Зачем Болотников пошел против Шуйского?
Вся жизнь толкала его к этому. Более половины ее прошло в неволе. Но
все же не вся, только более половины. И тот отрезок времени, когда
Болотников почувствовал себя человеком, почувствовал, что такое воля,
впился в его существо и навсегда засел осколком в его душе. Без воли не
жизнь, без воли нельзя. Тесно без нее, плохо. Совсем недавно стал Ванька
Иваном Исаичем, но обратно в Ваньку его уже никогда не превратить. Скорее
умрет, но умрет Иваном Исаичем, не Ванькой.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг