- Дай почитать еще что-нибудь...
Однако, как это часто бывает, мои розовые мечты разбились о суровые
скалы реальности. Марисель молча сунула мне в руки книгу, и на мой вопрос:
- Ну, как? - кисло скривилась и небрежно бросила:
- Чушь собачья!
- Почему? - удивился я, немного обиженный столь нелестным отношением к
понравившейся мне книге.
- Потому что там написана неправда, - ответила Марисель. - Все эти
фантасты сами никогда не летали на другие планеты, поэтому и выдумывают
разную чепуху. Не понимаю, Андрей, как тебе может нравиться фантастика? -
с искренним недоумением спросила она.
- Ты, между прочим, тоже никогда не летала на другие планеты, - ответил
я, - поэтому не можешь...
Однако Марисель не дала мне договорить. Она ядовито усмехнулась,
подняла вверх указательный палец, словно призывала меня к молчанию, и
сказала, как отрезала:
- Ты говоришь, я не летала на другие планеты? Допустим, что это так. Но
я же не пишу о том, что не знаю. А фантасты пишут. Зачем?
- Но ведь это фантастика! Художественная условность! - продолжал я
обороняться, однако темпераментная Марисель пустила в ход тяжелую
артиллерию:
- Фантастика есть ложь, - безапелляционно заявила она. - А я, между
прочим, девочка. Слабый пол. Ты должен мне уступать. А во-вторых, я
кубинская девочка. И очень тебе нравлюсь. Значит, ты тем более должен мне
уступить.
Я почувствовал, что сейчас покраснею, и отвернулся. Марисель была права.
Мне она нравилась. Ну, не то, чтобы очень, но...
Трудно было скрыть это необъяснимое чувство. Ведь Марисель была такая
красивая... И мне очень хотелось, чтобы она подольше смотрела на меня
своими бездонными черными глазами. Потому что когда она на меня смотрела,
я чувствовал, что могу подняться без помощи крыльев к самим пушистым и
легким облакам. Поэтому я всегда соглашался с Марисель, даже когда она
была не права. Вдруг она обидится на меня, и больше никогда на меня не
посмотрит так... Мне не хотелось, чтобы наши разные литературные
пристрастия поссорили нас, и я уступал.
Хотя по-прежнему брал в библиотеке фантастику...
II
Медленно шли дни, недели, месяцы, и случилось так, что я увлекся
старинной архитектурой. Это случилось вскоре после того, как я побывал в
Ленинграде.
Меня буквально покорил этот сказочный северный город, его каналы и
улицы, площади и дворцы. Я навсегда влюбился в застывшую музыку
петербургских дворцов и площадей. И с тех пор уже не мог равнодушно пройти
мимо любого старинного здания, не рассмотрев его как следует со всех
сторон, не попытавшись определить, пусть даже ошибочно, к какому времени
оно относится, в каком архитектурном стиле построено.
Звезды, астрономия были напрочь забыты. Я обложился другими книгами -
путеводителями по городам мира, толстыми справочниками по архитектуре,
фотоальбомами с видами древних городов. Я стал свободно чувствовать себя
среди таких доселе неведомых мне понятий, как "ордер", "фриз", "закомара",
"восьмерик на четверике" и даже "золотое сечение". Словом, во всем том, о
чем всего несколько недель назад не имел ни малейшего представления.
Марисель вначале обиделась на меня - как же, предал астрономию, бросил
кружок, и даже в мой телескоп больше смотреть не хочет, а я хотела
показать ему несколько новых планет...
Но вскоре Марисель стала сама испытывать интерес к моему новому
увлечению.
Быть может, оттого, что и она сама побывала в сказочном городе на Неве
две недели спустя после того, как оттуда вернулся я. Иностранцам часто
устраивали экскурсии по городам России, чтобы они лучше узнали страну, в
которой временно живут...
..Марисель и Фиделина очень плохо разбирались в архитектуре. Особенно
Марисель. Она с трудом могла отличить ампир от классицизма, готику от
барокко, конструктивизм от модернизма. Однако незнание азов отнюдь не
мешало ей с чисто южной эмоциональностью восторгаться архитектурными
памятниками разных эпох, которыми был богат Староволжск.
Я часто водил Марисель, Фиделину, других кубинцев, живших в
"иностранном дворе" по Старому Городу, по старинным улицам и переулкам,
рассказывая им то, что знал об истории моего города, об его каменной
летописи.
А летопись эта была у нас очень богатая, нужно было только уметь читать
ее обветшавшие от времени страницы.
Самым красивым местом Староволжска была Волжская набережная, на которой
в один длинный ряд стояли, тесно прижавшись друг к другу, маленькие домики
в два этажа, выкрашенные в ядовито-желтый цвет. "Единая фасада",
выстроенная в стиле раннего классицизма, прерывалась только пересекавшими
набережную улицами и переулками. Когда-то точь-в-точь такие же набережные
существовали в Москве и Петербурге, но прошло время, и двухэтажные домики
уступили место где великолепным дворцам, а где - мрачным бетонным
коробкам. И только Староволжск сумел сохранить в неприкосновенности
старинную набережную с маленькими домиками конца восемнадцатого века...
Существовало в Староволжске и очень много тихих старинных улочек,
грязных и заброшенных, где каждый дом, выстроенный в прошлом веке из
красного кирпича, хранил в своих стенах память о давно ушедшем прошлом.
Многие из этих домов давно уже потеряли былую привлекательность и тихо
доживали свой нелегкий век.
Больше всех мне нравилась одна тихая деревянная улочка, носившая старое
название - Медная. В прошлые века там жили медники. От улочки веяло
поэзией и добротой. Медная была самой узкой улицей в Старом Городе, ее
мостовая еще в середине восемнадцатого века была вымощена булыжником, и
эти камни помнили скрип старинных экипажей, шаги Пушкина, Гоголя,
Достоевского, которые часто останавливались в Староволжске, в гостинице
Гальяни, расположенной неподалеку. По обе стороны мостовой стояли
деревянные домики, похожие на терема из старинной русской сказки.
Да, очень богата была каменная и деревянная летопись моего Города. Было
на что смотреть, было чем любоваться и чем восхищаться. И только одно
заставляло в тревоге сжиматься сердце: с каждым годом, месяцем и даже днем
все меньше и меньше становилось на улицах Староволжска старинных домиков
прошлых эпох, они медленно, почти без боя, уходили, уступая свои исконные
места либо безликим и уродливым бетонным коробкам, либо зарастающим
колючей травой пустырям, которые бесцеремонно вторгались в Старый Город,
обезображивая его древний, покрытый благородной сетью морщин лик,
превращая его во что-то серое, однообразное, невзрачное, невыразительное и
мертвое... Словно чья-то злая рука вырывала из древней летописи одну за
другой драгоценные страницы...
И я боялся, что когда-нибудь мой Город исчезнет совсем...
Однажды я привел Марисель и Фиделину в Заречную слободу. Этот уголок
большого города, зажатый со всех сторон современным многоэтажьем
новостроек, казалось, сошел со средневековых миниатюр, изображавших
древний Староволжск. Узкие и кривые неасфальтированные улицы, деревянные
дома, любовно украшенные в прошлом веке затейливой резьбой, потемневшей от
времени, сбегались к небольшой площади. В центре площади, на небольшом
зеленом холмике, стояла маленькая церквушка, которая в окружении
деревянных домов казалась очень высокой. Белокаменные стены церкви ковром
покрывала узорчатая резьба, изображавшая библейские сцены и каких-то
необычных животных и птиц. На куполе храма безо всякого соблюдения
пропорций в хаотическом порядке были расставлены семь главок-луковиц
различной величины. К церкви примыкала высокая шатровая колокольня.
- Вот оно, самое древнее архитектурное сооружение Города! -
торжественно произнес я, указывая на церковь.
- Она работает? - спросила Марисель.
Из дверей храма медленно выходили пожилые люди. Они спускались со
ступенек паперти, поворачивались, и, кланяясь, крестились.
- Эта церковь действующая, единственная в Городе, - ответил я.
- Красивая церковь, - одобрительно отозвалась Марисель.
- А по моему, не очень. У нас в Камагуэе церкви красивее.
- Я не была в Камагуэе, - ответила Марисель, - я из Гаваны.
- Я тебя приглашу в гости, когда приедем на Кубу, - сказала Фиделина -
Посмотришь.
- Хорошо, - кивнула Марисель, - я приеду к тебе. Я никогда не была в
Камагуэе.
- Раньше эта церковь была совсем другая, - сказал я, заступаясь за
самый древний памятник архитектуры Староволжска, - и, наверное, более
красивой.
У нее очень бурная история. Хотите, расскажу?
- Хотим! - в один голос крикнули Марисель и Фиделина. Фиделина от
избытка чувств даже захлопала в ладоши. С ней иногда это случалось,
сказывался пылкий кубинский темперамент.
- Эта церковь носит название Святая Белая троица, - начало я. - Белая -
потому что построена из белого камня. Церковь построили в 1564 году по
приказу самого Ивана Грозного. Однако пять лет спустя, в 1569 году, когда
опричники шли карать непокорный Новгород, они по пути сожгли и разграбили
Староволжск. Белая Троица сильно пострадала от огня, но была
восстановлена. А через сорок лет на Руси началось смутное время, и Город
захватили литовцы. Белая Троица стала последним оплотом защитников
Староволжска, когда пал кремль и другие укрепления. Последние защитники
города укрылись в этой церкви, не подпуская к ней захватчиков. Русские
воины стойко оборонялись, они не хотели, чтобы враги осквернили и
разграбили храм. Литовцы так и не смогли взять Белую Троицу.
- А почему они не разрушили ее тараном? - спросила Марисель.
- Дело в том, Мари, - сказал я, едва удерживаясь от смеха. Такой
наивный вопрос могла задать только Марисель, которая очень плохо знала
историю. - Дело в том, что в начале семнадцатого века тараны уже не
применялись. Для разрушения оборонительных сооружений использовались пушки.
- Тогда почему они не разрушили ее пушками? - не унималась Марисель,
словно ей хотелось, чтобы храм-крепость поскорее пал.
Я ответил, что, к сожалению, не жил в семнадцатом веке, поэтому не могу
ответить на провокационный вопрос. Марисель язвительно пронзила меня
блестящей чернотой хитрющих агатовых глаз и со значением хмыкнула. И тут
мне на выручку пришла Фиделина.
- Какая ты, Мари, агрессивная, - сказала она, незаметно подмигивая мне.
Дескать, держись, я с тобой. - Почему ты так хочешь разрушить эту
церковь?
Посмотри, какая она красивая!
Только что Фиделина говорила, что в ее родном Камагуэе церкви намного
красивее. А теперь утверждает обратное... Такая она и была,
Фиделинка-Делинка. Всегда старалась показать мне, что она целиком на моей
стороне...
- Я не хочу ничего разрушать, - смутилась Марисель. - С чего ты взяла?
Мне просто интересно узнать, почему эти... как это? Литовцы... Не
захватили такую маленькую церковь, когда даже кремль был в их руках?
- Не знаю, - чистосердечно признался я. - Наверное, стены были очень
крепкими...
- Ага! - обрадовано закричала Марисель. Да так громко, что верующие,
которые толпились у церкви, оглянулись на нее. А одна старушка в черном
одеянии испуганно перекрестилась. - Значит, не знаешь? А кто мне говорил,
что все знаешь о своем городе?
- Ну, я говорил, - сказал я. - Но пойми, Мари, я же не большая
советская энциклопедия...
Кубинкам, видимо, понравился мой ответ, и они звонко рассмеялись, снова
привлекая к себе внимание верующих старушек. Смеялись они настолько
заразительно, что я не выдержал и присоединился к ним.
Затем продолжил рассказывать о церкви.
- Когда враги поняли, что церковь им не захватить, они решили поджечь
ее.
Это им удалось. Огонь был настолько жарким, что стены треснули, и пламя
проникло внутрь храма. А в церкви, кстати, находились не только воины, но
и простые посадские жители, в основном маленькие дети, которые спрятались
от врага. Все они погибли. Сгорели заживо или задохнулись в дыму. Хотя
могли остаться в живых: литовцы обещали всем, кто сдастся и выйдет без
оружия, сохранить жизнь. Они говорили это перед тем, как поджечь церковь,
но русские люди не пошли на поклон к захватчикам... Своды храма
обрушились, погребая под обломками всех, кто был внутри. Существует
старинная легенда, что каждый год в тот день, когда в храме погибли
защитники города и невинные горожане, по стенам церкви течет кровь...
- Ой! - вскрикнула Фиделина, хватая меня за руку. Ее ладонь, потная от
волнения, чуть дрожала. - Неужели правда?
- Не знаю, - ответил я. - Я же говорю, легенда, я ее слышал от
экскурсовода. Но люди на самом деле погибли здесь, об этом даже летопись
писала... Слушайте дальше. Когда литовцев прогнали русские войска, церковь
была восстановлена. Но и после этого случая она несколько раз горела, но
уже не от нашествия врагов, а от пожаров, которые часто опустошали
Староволжск. Самые страшные пожары случились в 1674 и 1763 годах. Пожар
1763 года вошел в историю как Великий Пожар, сгорел почти весь
Староволжск. Белая Троица пострадала и в 1941 году, во время Отечественной
войны. Видите, какая бурная история у этой небольшой церквушки. А ты,
Делинка, говоришь, что в Камагуэе церкви красивее...
- Но они на самом деле красивые, - тихо возразила Фиделина. - Ты же не
видел... правда...
Она стояла напротив, опустив глаза. И я понял, что невольно задел
Фиделину за живое, и она не знает, что ей делать. С одной стороны, ей
очень хочется поспорить со мной, отстоять свою точку зрения, доказать мне,
что в ее родном городе Камагуэе церкви более красивые, чем у нас в
Староволжске. И это для Фиделины было бы естественно - она же приехала с
Кубы. Куба была родиной Фиделины, и все, что осталось там, было ей очень
дорого. И она хотела спорить со мной, доказывать мне свою правоту. И в
тоже время Фиделина боялась невзначай обидеть меня. Она чувствовала, что
история, которую я рассказал - это часть истории моей страны, России,
страны, в которой она, Фиделина, оказалась благодаря случайному стечению
обстоятельств. Не будь она дочерью кубинского военного, ее отца не
отправили в советскую военную академию, и она никогда не увидела бы
Староволжск. Не познакомилась бы со мной...
Фиделина не просто жила в России, в Староволжске, не просто дружила со
мной - она еще пыталась понять, насколько это было возможно, эту неведомую
страну, историю ее народа. Фиделина внимательно слушала меня, когда я
рассказывал ей о русской истории. Она слушала, не перебивая, мои рассказы
об истории Древней Руси, о монголо-татарском нашествии, о борьбе с
иноземными поработителями.
И однажды, примерно за месяц до того, как навсегда уехать навсегда,
сказала мне? "Наверное, ты будешь историком. Ты очень много знаешь по
истории своей страны". Ты ошиблась, милая Фиделинка. Я не стал историком,
я закончил совсем другой факультет. Но историю люблю до сих пор...
- У Камагуэя, - сказал я, - более спокойная история. Враги не
превращали твой город в руины...
Фиделина ничего не ответила - наверное, согласилась со мной. Молчала и
Марисель. Обе девочки задумчиво смотрели на белокаменный храм, самый
древний в Староволжске. Я не знал, о чем они думали в этот миг. Может
быть, пытались понять, почему русские люди предпочли умереть, но не
покориться врагу. Или они думали о тех безымянных русских мастерах,
которые строили и воссоздавали из руин этот храм, вкладывая в мертвый
камень тепло своих рук и любовь своих сердец. Или перед их взором вставали
картины лютого побоища, которое произошло на этих заросших полевыми
травами улочках Заречной слободы.
Я не знал, о чем думали Марисель и Фиделина, стоя перед древними
стенами белокаменного русского храма. Не знал, о чем думала Марисель...
А она, наверное, уже знала, что пройдет совсем немного времени - и мы
расстанемся.
Расстанемся навсегда...
III
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг