Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
                                   Части                         Следующая
А.Богословский. 

                            Спасение

   -----------------------------------------------------------------------
   "Знание - сила", 1982, N 1
   OCR & spellcheck by HarryFan, 31 July 2000
   -----------------------------------------------------------------------


   Эта зима прошла для меня ужасно. Все она длилась и длилась, и казалось,
не будет ей конца. И когда наступил март, метели все  бесились  в  городе,
холода стояли январские, и никакой надежды на живительные солнечные  лучи,
еще не было. Городовые стояли с красными  носами  и  смешно  хлопали  себя
руками по  бокам.  Большие  витрины  на  Кузнецком  были  все  в  разводах
изморози, а седоки в санях набрасывали на себя меховые полости.
   Жизнь моя была трудна и безнадежна. За зиму я сменил несколько квартир,
и все это были нищие и темные углы, населенные нищими же людьми.  Рукописи
мои, стихи, поэмы, романы, рассказы в журналы не принимали, и вскоре  одно
мое появление, вечно голодного, замерзшего, в драном,  холодном  пальтишке
стало вызывать презрительные гримасы. Горькое  отчаяние  охватывало  меня,
когда я сидел при свете одинокой свечи над  своими  рукописями,  глядя  на
плавающие по стенам тени, и грел озябшие руки под мышками. Последние гроши
из  оставленного  мне  покойной  матерью  скудного  состояния  испарялись.
Впереди ждала полная черноты пропасть, падение.
   В марте снимал я  комнату  в  грязных  меблирашках  у  мадам  Дрызиной,
недалеко от Тверской, в узком  и  кривом  переулке.  Часами  бродил  я  по
вечерним заснеженным улицам со своими невеселыми думами. Даже  надежда  на
весну,  на  тепло  и  та  оставила  меня.  В  те  дни  близок  я   был   к
умопомешательству или к самоубийству, но даже на  этот  шаг  духовных  сил
моих недоставало. Ноги мои так стыли,  что  я  буквально  не  слышал  свои
пальцы, руки окоченевали, лицо дубело, и лишь тогда я заходил в какой-либо
трактир погреться. Просто так сидеть было неловко и я заказывал себе чаю и
ситного, и половой приносил их мне с выражением все того же  презрения  на
сытой, лоснящейся морде.
   Более всего приглянулся мне трактир Рублева  -  был  он  теплым,  более
чистым, нежели другие, и дешевым. Там можно было съесть приличную  солянку
и выпить немного водки, что и составляло мою  пищу  на  весь  почти  день.
Водки, правда,  я  несколько  боялся,  ибо  страшился  привыкнуть  к  ней,
спиться, сойти с круга, как сошли на моих глазах многие достойные  русские
люди, не сумевшие справиться с нищетой, несправедливостью и тяготами  этой
печальной жизни. Пьяниц же подстерегал конец страшный и полуживотный - они
замерзали насмерть на морозе, в снегу, бывали убиты в пьяной  драке,  либо
помирали на полатях ночлежного дома в белой горячке.
   В Рублевском же трактире пьяниц было немного. Сидели тут  люди  большей
частью хотя и бедные, но достойные, разговоры шли негромкие, половые  были
вежливы  и  не  орала  безобразная  музыкальная  машина.  Тут  можно  было
посидеть, помечтать, а то спросить газеты и даже шахматы. В  шахматы  меня
научил играть еще давно мой покойный батюшка в нашем имении, и игрывал я в
них  недурно.  Главным  образом  с  каким-то  серым  чиновником,  Василием
Лукичом, который частенько заглядывал в трактир.  И  когда  я  пригревался
после еды и задумчиво склонялся над шахматною доскою, то даже казалось мне
порой, что нет вокруг этой дикой, нищей жизни, а словно я вновь  маленький
и в нашем курском имении играю в шахматы с  батюшкой.  Светит  керосиновая
лампа, от стен и мебели идет покой, и пусть там за окнами злится вьюга,  а
мы поиграем и пойдем пить чай с вареньем... И так мне  не  хотелось  тогда
возвращаться по морозу в холодную клопиную свою комнату и  вновь  смотреть
на несчастные мои рукописи при неверном свете грошовой свечи.
   Этими днями стал я примечать одного странного человека,  который  почти
каждый вечер стал появляться  в  трактире  Рублева.  Выглядел  он  странно
потому, что одет был несуразно: в рваный,  старый  армячишко,  непонятные,
холодные  штиблеты,  узенькие  брючки,  а  лицо  у  него,  напротив,  было
интеллигентным и  возвышенным.  Правильные  черты,  высокий  лоб,  голубые
глубокие глаза и длинные, как у  художника,  волосы.  Был  он  безбородым,
безусым, и думал я, что он  какой-нибудь  спившийся  актер,  родившийся  в
приличном семействе и получивший некогда  образование,  но  находился  он,
видно, в крайне плачевном состоянии. Никогда он ничего не заказывал, кроме
чаю с булкой, и платил какими-то грязными копейками, словно днем стоял  на
паперти. Лицо его всегда казалось встревоженным, нервическим,  он  подолгу
глядел в одну точку и что-то бормотал, а однажды взял газету, полистал ее,
потом отшвырнул от себя, схватился руками за голову, и я  услышал,  как  у
него вырвалось с тихим стоном: "Боже мой! Начало века!.."
   - Что же вы? - вернул меня к прерванной партии чиновник Василий  Лукич.
- Думайте-с...
   На следующий день странный молодой человек  подошел  к  нам,  когда  мы
разыгрывали очередную партию, жалко как-то улыбнулся и сказал:
   - Извините, пожалуйста,  я  не  помешаю  вам,  если  посмотрю,  как  вы
играете?
   Василий Лукич надулся и промолчал, а я улыбнулся ему в ответ  и  указал
на свободный стул:
   - Извольте, вы нам не помешаете.
   Он уселся рядом и со вниманием стал следить за игрой.  От  рваного  его
армяка довольно противно пахло, и длинные его волосы, казалось,  свалялись
от грязи в сосульки. Весь он был какой-то уж  очень  неухоженный.  Видимо,
судьба опустила его на: самое дно жизни.
   - Так нельзя ходить!  -  воскликнул  он  вдруг  после  очередного  хода
Василия Лукича. - У вас на эф6 полетит ладья.
   - Потрудитесь помолчать, - сказал мой чиновник в раздражении.  -  Я  не
спрашивал вашего совета.
   - Извините, - быстро проговорил молодой человек, покраснел и потупился.
Мне  стало  его  жалко,  как  жалко  мне  было  всех  людей  опустившихся,
униженных, раздавленных бедностью, а этот человек еще и интриговал меня.
   - Вы любите шахматы? - спросил я его с улыбкою.
   - Люблю? - переспросил он и прищурился.  -  Да  нет,  не  очень...  Так
просто, хоть какое-то развлечение...
   - Развлечение, - угрюмо пробормотал Василий Лукич. - Вам бы, милостивый
государь, каким бы делом заняться, а не развлечениями-с.
   -  Дело?..  -  странно  повторил  тот  и  как-то  прозрачно  глянул  на
старика-чиновника голубым своим взором. - Я бы рад заняться делом,  только
какое, к черту, тут у вас может быть дело!..
   - Вы из провинции? - спросил я его, чтобы вызвать на беседу.
   - Нет, я москвич, - ответил он и усмехнулся. - А что, так непохож?
   - Да нет, отчего же...
   - Вид у меня, конечно... - сказал он. - Прямо скажем, не Онасис.
   - Кто? - переспросив я из вежливости.
   - Онасис, - сказал он и тихо рассмеялся. - Да  вы  не  знаете.  И,  что
самое интересное, никогда не узнаете. Он, наверно, еще и не родился.  -  И
опять тихо засмеялся.
   Я посмотрел на него  с  жалостью.  Видимо,  невзгоды  повлияли  на  его
психику и он заговаривался.
   Но чиновник Василий Лукич почему-то  страшно  осерчал.  Он  повернул  к
незнакомцу лицо, одарил его презрительным взглядом  и  надменно  выговорил
толстыми губами:
   - Потрудитесь замолчать, милостивый государь! Потрудитесь не  встревать
в игру-с! - Потом он оборотился ко мне. - Извините, господин  студент,  но
продолжать сегодня у меня нету желания-с. До следующего, более  удачливого
раза! - Он неуклюже поднялся, отвесил мне неуклюжий поклон и удалился.
   Молодой человек скривил губы в усмешке.
   - Надутый дурак, - молвил он небрежно. - Господи, сколько же  на  свете
было дураков. А мне всегда казалось, что  раньше  их  было  меньше.  -  Он
перемешал на доске фигуры. - Давайте сыграем... господин студент?
   Он выиграл у меня партию моментально, с блеском. Я  крайне  удивился  и
ошарашенно посмотрел на моего партнера.
   - Вы... шахматист? - спросил я глуповато.
   - Нет, - покривился он. - Даже  не  любитель.  Наивысшее  достижение  -
второе место на первенстве школы... - Он пристально посмотрел на  меня.  -
Послушайте, как, вас зовут?
   - Анатолий Иванович...
   - Меня зовут Павел Петрович... Просто Павел. Сколько вам лет?
   - Двадцать пять, - ответил я, начиная удивляться этому допросу.
   - Мне тоже двадцать пять, - сказал он. - Вы - студент?..
   - Бывший студент, - печально поправил я.
   - Ну хорошо, пусть бывший, - он  заговорил  горячо  и  страстно.  -  Вы
молодой, образованный человек,  не  косный,  не  глупый,  способны  ли  вы
поверить в очень странную, необъяснимую  историю?..  -  глаза  его  горели
странным огнем. - Способны?
   - Не знаю, - сдержанно пожал я плечами.
   Уж столько раз я сталкивался во время моих хождений по улицам и  бедным
трактирам,  во  время  житья  в  нищих  комнатах  с  подобными  любителями
рассказывать  небывалые  истории.  Доведенные  нуждой  до  отчаяния,  люди
пытались хоть этими историями как-то оправдать или  же  выставить  себя  в
интересном, выгодном  плане.  Но  чувствуя  себя  литератором,  писателем,
обязанным  прислушиваться  к  боли  человеческого  сердца,  я  слушал  эти
небылицы и, видимо, доставлял большое облегчение  рассказчикам,  жаждавшим
выговориться. Почему бы мне не  выслушать  и  этого  одинокого  и  жалкого
человека?
   - Ну что же, - вновь пожал я плечами. - Расскажите...
   - Кто  вы  по  профессии?  -  спросил  быстро  мой  новый  знакомый.  -
Гуманитарий или техник?
   - Я учился на юридическом,  -  начал  я.  -  Родители  мои,  обедневшие
дворяне, продали имение и переехали в Москву, но здесь батюшка умер, почти
ничего нам не оставив. Вскоре умерла и моя бедная мать, и я  вынужден  был
прервать занятия. - Я невесело усмехнулся. - Что ж, у меня  нету  средств,
увы. Но я пишу, я много пишу, занимаюсь поэзией, прозой, также переводами.
Пока, правда, я еще не нашел издателя, но со временем...
   - Феноменально! - воскликнул Павел и улыбка появилась  на  его  бледном
лице. - Это же гениально, что вы литератор! Тогда давайте так, врубите все
свое воображение  и  постарайтесь  воспринимать  все,  что  я  скажу,  как
реальность... - Он нервно облизнул  губы.  -  Слушайте.  Представьте,  что
молодой человек, допустим я, живет в Москве, но только  через  восемьдесят
лет. Не в Москве 1902 года, как вы, а в Москве конца  двадцатого  века.  И
этот человек... он тоже молодой литератор... этот человек выходит из своей
квартиры, спускается в лифте вниз, выходит из подъезда... -  Павел  сделал
паузу и страшно округлил глаза. - И выходит на восемьдесят лет  раньше,  в
1902 году!..
   Я было поначалу подумал, что вот и еще один доведен жизнью до  безумия,
но потом посмотрел на него, заглянул в его глаза, и холодок прошел у  меня
вдоль позвоночника. Все-таки я  литератор,  человек  чувствующий  довольно
тонко, и вот я всем своим существом  почувствовал,  что  этот  человек  не
врет. Он не безумен и он не врет! И, как  ни  похоже  то,  что  он  сейчас
сказал, на бред умалишенного, но все это  чистейшая  правда.  И  надо  мне
решить, относиться с иронией к его рассказу или же поверить всерьез...
   - Допустим, - медленно сказал я. - Пусть так, но... но это же  все-таки
сказка!
   - Это не сказка! - грустно сказал он и улыбнулся.  -  Я  вижу,  вы  мне
поверили. Спасибо вам, ведь для меня главное, чтоб не  смотрели  на  меня,
как на идиота, а вправду  поверили  мне.  А  доказательств  я  могу  найти
тысячи...
   - А вы кому-нибудь, рассказывали про это? - спросил я.
   - Ну а как же! - воскликнул он.  -  Все  смеются  и  крутят  пальцем  у
виска!.. Милый мой Анатолий Иванович, Толя!.. Какое же счастье, что я тебя
встретил! Какое счастье! - Он уже чуть не плакал и смахивал слезу  с  глаз
грязным и драным рукавом своего армяка... - Ты только верь мне, верь, в то
сойду с ума...
   - Подождите, - прервал я его, подозвал полового, заказал штоф  водки  и
какой-то закуски.  Я  чувствовал,  ей-богу,  чувствовал,  что  стою  перед
великой и важной тайной, и решил тут уж не высчитывать каждый грош. -  Вы,
наверное, голодны, Павел?
   - Да, - сказал он радостно. - Я тут... у вас уже скоро две недели. Черт
знает, как живу...
   Половой принес заказ, мы разлили водку,  чокнулись  с  ним,  ничего  не
говоря, выпили и закусили. Приятная теплота разлилась по моему телу.
   - А водка у вас лучше нашей, - весело сказал Павел. - У  нас  ее  гонят
черт знает из чего, говорят, даже из нефти.
   - Из нефти?
   - Ага, - он счастливо засмеялся. - Нет, это замечательно,  что  я  тебя
встретил. Это великолепно!
   - Однако... как же ты? Рассказывай!
   - Ну что ж, - он посерьезнел. - Так вот, я живу в Москве 198... года. Я
работаю на радио, но тоже пишу стихи... Даже точнее не стихи, а тексты для
песен.
   - На радио? - переспросил я.
   - Ах, да... - встрепенулся он. - Радио, это... впрочем,  я  тебе  потом
объясню... Так вот, я  подхалтуриваю,  пишу  тексты  для  песен.  Поэт  я,
конечно, никудышный, но публика и это кушает, а башли идут. В  общем,  все
было в полном порядке. И вот я  вышел  из  дому,  собрался  пойти  к  Вите
Капустину, это молодой композитор, и отнести ему пару текстов. Спускаюсь в
лифте... Да, у нас дома высокие, я живу  на  четырнадцатом  этаже...  вот,
открываю дверь подъезда и сначала ничего не замечаю. Потом делаю несколько
шагов, оглядываюсь, и - батюшки! - мимо  меня  едут  сани,  идут  какие-то
придурки в диких одеждах, какие-то хипари бородатые и все  такое...  -  Он
нервно передохнул. - В общем, сзади меня никакого моего  подъезда,  ничего
нет, а на ближайшей афишной тумбе я читаю, что 12 марта 1902 года в Москве
начинаются гастроли цирка Чинизелли. Вот так! Я, честно  говоря,  подумал,
что сошел с ума. И щипал себя, и глаза закрывал... Да  что  уж  там!  Я  и
сейчас не соображу, на каком свете нахожусь.
   - Как же ты живешь? - спросил я. - Где?
   - Да сначала болтался, как это самое в проруби. Хотел в одном  подъезде
переночевать, так у вас тут дворники - зверюги. Полицейский меня  в  часть
хотел доставить, а потом говорит:  иди,  бродяга,  в  ночлежку  на  Хитров
рынок. А там набрел на какого-то чувака, он меня принял за своего коллегу,
за безработного артиста, так с ним а ночлежке и живу... Ужас! Блохи, вонь,
грязь. Прямо "На дне" Горького... Слава богу, мне этот актерик  пятаки  на
еду дает, а то бы, знаешь... Ну, я на третий день немного пришел в себя, а
то все как  в  бреду  был.  Думаю,  надо  что-то  предпринимать.  Пошел  в
милицию... то есть в полицию. Думаю, надо что-то... если все объяснить, то
может хоть как-то... Что ты! Вытурили в момент! И по роже разок дали,  вот
так-то. Ладно, думаю, пусть, тут невежи, жандармы,  пойду  в  университет,
там думающие люди, поймут. Меня и на порог не пустили.  Иди,  говорят,  от
греха подальше, оборванец. Ладно, оборванец!  Я  вот  за  эти  вельветовые
джинсы 150 рэ фарцам отдал, батник у меня французский, ну-у...  рубашка  -
это батник. А эту рвань мне мой артист устроил, чтоб я не замерз. Я же  из
дому раздетый вышел, мне только до машины дойти, а там печка...  Машина  -
это автомобиль. Ты знаешь, что такое автомобиль?
   - Знаю, - сказал я, жадно поедая  его  глазами.  Его,  человека  нашего
будущего! Теперь, прослушав эту сбивчивую, подчас непонятную мне тираду, я
ни секунды не сомневался в его правдивости. - Говори же, Павел, говори!
   - Что ж говорить-то, - грустно поник он головой, - теперь я вроде как у
вас в плену. Ни туда ни сюда. Застрял. Как дальше жить не знаю...  Грязный
весь, ванну негде принять.
   - Ванну, - повторил я. - А что ж, у вас у всех ванны есть?
   - У всех, - быстро ответил он. - В Москве у всех. Наверно,  у  всех.  Я
точно не знаю... - Павел с подозрением посмотрел вдруг на  меня.  -  Толя,
тебе что же, доказательства нужны?
   - Да что ты! - всплеснул я руками.
   Но он опять сильно покраснел и полез в карман  своих  неудобных,  узких
брюк. Оттуда он достал какую-то круглую штучку на цепочке и протянул мне.
   - Вот, - сказал он веско, - брелок для  ключей,  а  на  нем  изображена
Эйфелева башня в Париже. Видишь,  написано  "PARIS".  Ведь  в  наше  время
Эйфелевой башни нет?
   - Есть, - сказал я, почему-то чувствуя даже что-то вроде стыда за  наше
время. - Ее построили к Всемирной выставке... Вся Франция против  нее,  мы
думаем, что ее снесут, но... - Она все-таки стоит?
   - Стоит, - кивнул Павел. - Стоит, зараза. - Но вновь погрустнел.  -  Ну
как мне тебе доказать-то? Ну расскажу, что у нас в небе самолеты летают со
скоростью звука, что автомобили  по  шоссе  гоняют,  что  подводные  лодки

Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг