Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
хорошо работает мозг, старик думает, учит, воспитывает других, передавая
им свой опыт; затем устает мозг, слабеет память, но не изменяет сердце,
полное нежности и участия к молодой жизни, самой своей чистотой и
благородством вносящее в нее гармонию, дух единства, который делает ее
сильнее. Однако так случается редко. Гораздо чаще человек, который слишком
долго живет, рано или поздно переживает сам себя. Наступает момент, когда
он начинает брать у жизни больше, чем дает ей, когда он своим
существованием уже уменьшает ее величину. Возникает вражда между ним и ею;
она отталкивает его, он впивается в нее, усиливается вернуть ее назад, к
тому прошлому, в котором ощущал свою связь с нею. Он не только паразит
жизни, он ее активный ненавистник; он пьет ее соки, чтобы жить, и не
хочет, чтобы она жила, чтобы она продолжала свое движение. Это - не
человек, потому что существо человеческое, социально-творческое, уже
умерло в нем; это - труп такого существа. Вреден и обыкновенный,
физиологический труп: его надо удалять или уничтожать, иначе он заражает
воздух и приносит болезни. Но вампир, живой мертвец, много вреднее и
опаснее, если при жизни он был сильным человеком.
  - Именно таким образом вы понимаете президента и Тэо?
  - Да; и тут есть нечто еще худшее: в трупах людей заключены трупы идей.
Идеи умирают, как люди, но еще упорнее они впиваются в жизнь после своей
смерти. Вспомните идею религиозного авторитета: когда она отжила и стала
неспособна вести человечество вперед, сколько веков она еще боролась за
господство, сколько взяла крови, слез и загубленных сил, пока удалось
окончательно похоронить ее. Что касается демократии, то эта идея, как я
думаю, еще не завершила всего, что может дать; но чтобы оставаться живой,
она должна изменяться и развиваться с самим обществом; а для Тэо она
застыла, замерла на том прошлом, в котором он действительно жил. Рабочей
партии тогда не было; она - начало чего-то нового, чуждого ему, и во имя
своей мертвой идеи он не хочет допустить ее. Лозунг же "социального мира",
если и мог быть прежде сколько-нибудь полезен как протест против бешеной
войны всех против всех и беспощадного эгоизма победителей, то теперь,
когда борьба классов приобрела новый смысл и несет в себе великое будущее,
он безнадежно исчерпан и не заключает в себе ни капли жизни.
  - Как странно представлять себе вампирами людей, которых знаешь! -
задумчиво сказал Мэнни.
  - И странно, и тяжело, если видел их благородными и мужественными бойцами,
- прибавил Нэтти.
  Мэнни сделал головой движение, как будто хотел стряхнуть с себя что-то.
  - Я и сам не замечаю, как поддаюсь вашим поэтическим образам, - заметил он
с улыбкой. - Но вот еще вопрос. Если я верно вас понял, то вампирами люди
и другие существа могут быть не только в старости?
  - Конечно, нет, - сказал Нэтти. - По народному поверью вампирами
становятся и мертворожденные дети. Когда отживают целые классы общества,
то мертвецы рождают мертвецов. То же бывает и в мире идей: ведь до сих пор
возникают еще даже новые религиозные секты.
  - Да, а вот, пожалуй, самое слабое место вашей теории. Как определить
момент, когда живое существо делается вампиром?
  - Это в самом деле очень трудно, - ответил Нэтти. - Большей частью
превращение обнаруживается гораздо позже, когда принесенный вред уже
очевиден, когда вампир успел много выпить крови. Уж, конечно, не в
последние дни Тэо стал впервые врагом будущего. Прежде меня мучила тайна
этого момента. Я был очень молод, когда впервые проникся смыслом легенды;
мои выводы были тогда резки, ощущения остры. Иногда я думал: вот, я
встречаю разных людей, живу с ними, верю им, даже люблю их; а всегда ли я
знаю, _кто они_ в действительности? Может быть, именно в эту минуту
человек, который дружески беседует со мною, невидимо для меня и для себя
переходит роковую границу: что-то разрушается, что-то меняется в нем, -
только что он бы живым, а теперь... И меня охватывал почти страх.
Ребяческое настроение, разумеется.
  - Нет, не совсем ребяческое, если верить в вашу теорию, - возразил Мэнни.
- И для меня удивительно, как вы, с вашим светлым, радостным взглядом на
жизнь, могли создать такую мрачную фантазию.
  - Создал ее не я, а истолкование подсказала мне история, - улыбаясь,
возразил Нэтти. - Притом для меня она не только мрачная. В детстве я очень
любил сказки о героях, которые сражаются со страшными чудовищами...
  - И вы мечтали сами быть таким героем, победителем вампиров? Что ж, ваша
мечта исполнилась; и я понимаю, что теперь вы можете не бояться никаких
мертвецов.
  - Они - враги, а врагов чего же бояться? И кроме того, живая жизнь рано
или поздно всегда победит мертвую.



                                6. Вампир


  Борьба продолжалась, все более ожесточенная со стороны врагов Мэнни. Но
при всем желании правительство не могло принять против него сколько-нибудь
решительных шагов, благодаря тактике Нэтти, который умело воспользовался
раскрытыми фактами подкупа должностных лиц. Ему удалось по старым бумагам
Фели Рао восстановить историю тех пятидесяти депутатов, которые стали
сразу миллионерами и сторонниками Рао; оказалось, что некоторые из них и
теперь продолжали заседать в парламенте, в числе ярых противников Мэнни.
После такого скандала и парламентское большинство было надолго
парализовано в своих враждебных намерениях. Правительству оставалось
только вести булавочную войну против Правления Работ, устраивая ему разные
мелкие затруднения и придирки.
  Мэнни странным образом мало интересовался всей этой борьбой. Он выслушивал
доклады Нэтти и других сотрудников, большею частью одобрял их действия и
проекты, иногда, если требовалось, сам делал то, что они советовали; но
почти постоянно чувствовалось, что мысль его занята чем-то другим. Он
становился все более рассеян, даже неровен в отношениях к окружающим,
старался до минимума сокращать деловые свидания и беседы, точно они сильно
утомляли его. Казалось, что и его физическое здоровье, которое столько лет
противостояло влиянию тюрьмы, теперь начало поддаваться; на лице его стали
часто замечаться следы бессонных ночей, в глазах появился лихорадочный
блеск. Когда ему говорили об этом, он раздражался и сухо обрывал
собеседника.
  Однако с Нэтти он никогда не позволял себе ни малейшей резкости, только
временами начинал немного избегать его; но гораздо чаще проявлял к нему
необычно ласковое внимание, почти нежность. Настоящих разговоров о
предметах разногласия он с ним не вел, - но иногда неожиданно задавал ему
вопрос по поводу какого-нибудь из крайних выводов его миропонимания,
словно хотел измерить всю глубину расхождений; а затем он немедленно
переходил к другим темам. Всего охотнее он его расспрашивал о годах
детства, о близких ему людях, обо всем, что прямо или косвенно
соприкасалось с Нэллой.
  Нэтти замечал все это и даже рассказывал своей матери, но, поглощенный
борьбой и планами, не раздумывал особенно и успокаивался на самом легком
объяснении: он полагал, что это - вполне естественная нервность человека,
для которого после долгих лет тюрьмы приближается момент освобождения.
Нэлла, с ее более чутким сердцем, сомневалась, чтобы все было так просто,
однако не высказывала своих опасений, потому что ни к чему ясному и
определенному не приходила. Она думала даже сама пойти и повидаться с
Мэнни, но не могла найти предлога, отчасти ее удерживало воспоминание о
старом разговоре с Арри, который увидел бы теперь в ее поступке особый
смысл, неприятный для нее.
  Каждый вечер, после ухода своих посетителей, Мэнни подолгу оставался в
огромной камере, служившей ему рабочим кабинетом. Он сидел неподвижно,
прислонившись к спинке кресла, и отдавался своим размышлениям. Но ход их
становился чем дальше, тем более смутным, и часто уже сам Мэнни не мог бы
точно сказать, о чем он думал. Два момента, однако, выступали ярче
остального в этом хаосе и как будто господствовали над ним: во-первых,
мысли и образы, связанные с теорией Нэтти о вампирах, и, во-вторых, не
прекращавшееся чувство необходимости скоро принять какое то очень важное
решение.
  Время шло. За два дня до освобождения, поздно вечером, Мэнни, как
обыкновенно, был один в своем мрачном кабинете. За день он много работал,
но не ощущал никакого утомления, напротив, его самочувствие было лучше
обычного. Голова была ясная, хотя до странности пустая: Мэнни казалось,
что он ровно ни о чем не думает, и это было почти приятно. Слабый свет,
разливавшийся от электрической лампочки, прикрытой абажуром, был
недостаточен для большой комнаты, и в углах царил полумрак.
  Вдруг у Мэнни явилось впечатление, что сзади на него устремлен чей-то
взгляд. Он повернул голову. В самом дальнем от него углу мрак сгустился и
принял, сначала неопределенно, очертания человеческой фигуры; но уже резко
выделялись горящие глаза. Фигура, скользя, стала приближаться и сделалась
отчетливее. Когда она перешла в освещенное пространство, Мэнни узнал ее -
без удивления, хотя с отвлеченным сознанием несообразности факта: это был
инженер Маро.
  Призрак с насмешливым поклоном остановился в нескольких шагах от Мэнни и
сел на свободный стул напротив. Он был таков, как во время последнего
объяснения, с той же циничной улыбкой; только лицо было гораздо бледнее,
глаза ярче, губы краснее, чем тогда, и на шее видна была неправильная
кровавая полоса разорванных тканей.
  - Мой привет! - сказал он. - Мне нет надобности представляться, вы меня
хорошо знаете. Вы не удивлены, потому что, в сущности, давно ожидаете
меня. Да, я Вампир; не специально ваш друг Маро, а Вампир вообще,
властитель мертвой жизни. Я принял сегодня этот образ, как наиболее
подходящий для нашей беседы и, пожалуй, один из лучших. Но у меня есть и
сколько угодно других; а очень скоро я приобрету еще один, много лучше...
  Призрак остановился и засмеялся тихим, самодовольным смехом. Затем он
продолжал:
  - Нам надо поговорить о серьезных вещах. О, мы столкуемся! Будем
беседовать по порядку и сначала выясним положение. Оно довольно просто, но
совершенно нелепо; вы по совести должны согласиться, что это так. Вот уже
три года Мэнни Альдо, великий инженер, играет странную роль, чрезвычайно
неподходящую для него: роль орудия в чужих руках. Такова прискорбная
истина. Вы всегда признавали, что истина не зависит от того, кто
высказывает ее. Если вам неприятно, что приходится выслушивать ее от меня,
то тем хуже для вас; а она от этого не перестанет быть истиной. Припомните
ход событий и взгляните на него беспристрастно.
  - Ваше возвращение к власти - по чьей воле оно произошло? Увы! по воле
ваших старых врагов, с которыми вы прежде так мало церемонились: рабочих
союзов. Да! будьте искренни; вы не можете отрицать этого. Сами вы тогда не
имели возможности ничего предпринять; все явилось извне. Разоблачения
Нэтти были, конечно, очень важны, но для кого он старался? Для рабочих
союзов. Самый план тайного расследования, вы знаете, был дан ему не кем
иным, как Арри, который за десять лет размышления в тюрьме успел
догадаться о многом. И потом, Фели Рао был мастер тушить всякие дела: что
вышло бы из разоблачений никому неизвестного юноши, если бы манифест
рабочей федерации не придал им настоящей силы? Союзы потребовали себе вас,
как они требуют прибавки заработной платы на пять копеек. Может быть, это
лестно. Они получили вас, как получили бы соответственное число копеек. Но
вы, никогда не желавший уступать им, ни даже вести переговоров с ними, -
вы в роли уступаемого им объекта.
  Тут Мэнни, слегка раздраженный издевательством, прервал своего собеседника.
  - Что же вы полагаете, я должен был отказаться? - холодно спросил он. - У
меня не было _иных_ прав руководить делом? Оно не было _моим_ созданием?
  - Я не говорю ничего подобного, - с прежней усмешкой ответил Вампир. -
Разумеется, было бы глупо отказаться от власти; но вопрос права был тогда
ни при чем; решался вопрос силы, и он был решен за вас другими. Однако с
этим можно бы еще примириться, если бы вы только воспользовались грубой
силой масс, чтобы взять свое. Но вышло вовсе не то. Были ли вы с того
момента действительным хозяином дела? Нет и нет! Около вас появилась
симпатичная фигура бывшего рабочего, инженера Нэтти. Я не позволю себе
говорить о нем непочтительно: он ваш сын. Но я позволю себе говорить о нем
правду: для того, кто служит идее, как вы, родство не имеет голоса в
серьезных делах, не так ли? Он достойный молодой человек, и у него, как у
вас, тяжелая рука, это мне хорошо известно.
  Мэнни улыбнулся и утвердительно кивнул головой. Он почти перестал уже
сознавать фантастичность происходящего и внимательно следил за мыслью
собеседника, точно в объяснении с реальным врагом. Тот продолжал:
  - Это не мешает ему быть безнадежным утопистом. По крайней мере, вы сами
очень недавно были такого мнения. Он утопист вредный, потому что извращает
самые принципы строгой науки, заменяя их, как вы справедливо выразились
однажды, какой-то "поэзией труда". Чистую, вечную истину он отрицает, он
хочет бросить ее под ноги массам. И это тем опаснее, что делается в
привлекательной и по-своему логичной форме, которая, конечно, не может
иметь влияния на нас с вами, но соблазнит многих и многих. Таков инженер
Нэтти. И что же? Он считается вашим первым помощником, а на самом деле,
хотя и это было бы очень немало, он представляет нечто гораздо большее.
Его фигура заслонила от вас все: вы видите его глазами, думаете его
головой; он истинный руководитель и хозяин.
  - Вы станете отрицать это. Вы скажете, что не уступили Нэтти в вопросе о
союзах, что даже ограничили его права, назначивши второго помощника.
Жалкие, недостойные вас отговорки. Самая мысль о назначении другого
помощника была подсказана вам тем же Нэтти. Да, он сам не захотел
требовать слишком многого сразу; он умеет ждать: "все придет в свое
время". А главное, он умеет ценить практический результат выше пустой
формы и хорошо рассчитал выгоды великодушного отступления: припомните,
какие инструкции об уступках рабочим вы дали потом своему второму
помощнику; сам Нэтти, пожалуй, затруднился бы превзойти их. И теперь,
когда ваши директора ведут переговоры с рабочими, то о ком они думают, с
кем считаются? Как вы полагаете, с вами или с Нэтти? Наконец, что может
быть характернее нынешней кампании! Совершается нападение на _вас_ и на
ваше дело; а кто организует защиту? Кто руководит контратакой? Вы едва
даете себе труд утверждать предложения Нэтти. Наивный Тэо! Он представил
все дело как раз навыворот. Правда, не его ума дело судить о таких людях,
как вы и Нэтти. Но и не одному Тэо трудно было бы догадаться, что великий
Мэнни, не довольствуясь тюрьмой, находится еще в плену у социалистов.
  Мэнни пожал плечами.
  - На все это достаточно простого ответа. Верно или неверно то, что вы
говорите, для меня безразлично, не входить же мне в разбор ваших насквозь
мелких соображений. Дело не пострадало, оно идет хорошо, защита его
надежна. Для меня интересно только это.
  - Но в таком случае зачем же называть его _своим_ делом? Надо тогда
открыто признать то, что есть, и сказать: "Это дело перестало быть моим".
И притом, пострадало оно или нет, это вопрос еще нерешенный: надо
подождать результатов создавшегося положения. Пока что вы уже обязаны
Нэтти конфликтом с демократами. Посмотрим, что будет, когда Нэтти со
своими союзами пойдет дальше. Но главное то, что исчезает всякая гарантия
для будущего. Эта гарантия была в вас, в вашей силе и верности себе. А вы
мало-помалу _перестаете быть самим собою_. Вот где опасность, и вот на что
я оказывал своими "мелкими соображениями". Еще хуже то, что вы ее не
замечаете, не _хотите_ замечать ее. Да, вы умышленно закрываете глаза,
иначе вас самого поразило бы, насколько вы не тот, что прежде. Когда-то
величайшие триумфы, восторженное прославление ваших побед миллионами людей
оставляли вас спокойным и холодным, как вечные снега высоких гор. Теперь
же самое осторожное, сдержанное одобрение со стороны Нэтти заставляет ваше
сердце биться, как у школьника, получившего похвалу от учителей. Хуже
того, когда Совет рабочих союзов, отвечая демократам, недавно заявил, что
если буржуазия умеет только преследовать своих великих людей и клеветать
на них, то пролетариат сумеет защищать их, как и дело человечества,
которому они служат, тогда - припомните. Да, стены тюрьмы могут гордиться,
они видели слезы на глазах великого Мэнни!
  Инженер Мэнни гневно вскочил с места, но через секунду овладел собою и
снова сел с презрительным замечанием:
  - Лучше не говорите о том, чего вы никогда не поймете, Вампир.
  - Да? - засмеялся тот с циничным благодушием. - Вы правы: есть вещи,
которые понять нелегко. Например, когда Мэнни с сочувствием выслушивает
революционные планы Нэтти, теоретически отвергая их и признавая вредными
утопиями. Или когда он проводит целые часы в созерцании женского портрета,
он, который некогда гордым усилием победил и отбросил любовь, как помеху
на пути к великим целям. Нет, бесполезно уклоняться от фактов; они ясны -
вы изменяете себе, вы опутаны сетями, из которых не решаетесь вырваться.

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг