удивления отметил, что его и Аронга лексика изменилась, даже голоса
звучали иначе. Впрочем, так и должно было быть, теперь он обязан говорить
иначе, и Аронг помогает ему освоиться с этим новым и непривычным
состоянием. Все было правильно, но от сознания этой правильности Антону
стало так неуютно, что он придвинулся ближе к Аронгу, единственному, кто
его сейчас мог понять.
- Вопросы есть? - Старик будто и не заметил его движения.
- Только один. Понимаю, ситуация инверсии должна была быть однозначной,
но почему именно конец второго мегахрона?
- Каждый повторяет кого-нибудь из своих предков не только чертами лица.
Оказалось, что тебе ближе всего по духу Андрей Полынов, который жил в
конце второго мегахрона и, как свидетельствует история, не дал разгореться
Соларнийскому безумию.
- Ясно, больше вопросов нет.
Аронг вопреки ожиданию, казалось, не торопился. Он сидел выпрямившись,
но шевеление теней углубило его морщины - сейчас он действительно выглядел
старым. Древние сполохи огня, уютное потрескивание поленьев создавали
иллюзию, что время повернуло назад, что оно, как прежде, сулит радость
долгой беседы человека с человеком, неважно - знакомым или незнакомым.
Увы! Теперь он, Антон Полынов, наследник и продолжатель дела своего
знаменитого предка, надолго (может быть, навсегда) будет лишен этой
радости.
О том же, вероятно, подумал Аронг, его спокойные, лучащиеся светом
глаза потемнели, как озеро перед ненастьем.
- Теперь о деле. - Он зябко потер протянутые к огню руки. - Антон Геэ,
да, Антон Гез, будущий джент Империи. Вы готовы к второй инверсии, ты не
передумал, Антон?
- После того как снял самозапрет? Отказа не будет. К чему лишние слова?
- На Плеядах говорят многословно. Привыкай. Для тренировки пространно,
в духе второго мегахрона, изложи возникшую ситуацию.
Антон задумался.
- Она сложна и проста одновременно. Проблема возникла на рубеже
третьего мегахрона, когда был открыт Д-принцип и дальние звезды стали
легкодоступными. Началось быстрое освоение иных планетных систем,
человечество действительно вышло из своей земной колыбели. Но где свет,
там и тень. Распахнутостью Галактики воспользовались и те, кого не
устраивал торжествующий порядок социального обновления. Терпя поражение на
Земле, они подались в космос и, объявив себя фундаменталистами,
единственными хранителями "извечных ценностей человеческого духа", создали
в Плеядах свое государство. Эволюция раздвоилась. Федерация, затем -
Империя Плеяд, отгородилась от Союза Звездных Республик, там история пошла
иной дорогой. Нам это не мешало, в Галактика достаточно места для всех.
Пожалуй, человечество даже выиграло, избавившись в переломный момент от
стольких консервативных и еще опасных элементов. Так, наше соседство с
фундаменталистами могло бы длиться и дальше. Однако сейчас все резко и
угрожающе изменилось. При раскопках на одной из своих планет
фундаменталисты обнаружили давнюю базу Предтеч, в ней оружие. Или нечто,
способное быть оружием. Оно действует! Вот все, что мы о нем знаем: первое
случайное включение, один-единственный импульс смахнул с планетарной
орбиты луну покрупнее нашей. Все, далее из их передач исчезло всякое
упоминание о находке, зато - факт тревожный и красноречивый - началось
разжигание страстей, имперцам настойчиво внушают, что их предки бились за
счастье всех миров, что наше коварство беспредельно, что "дьявол и бог"
сосуществовать не могут, что "кровь и почва" взывают и что мы, вынашивая
зловещие планы, готовим одну звездную эскадру за другой. Вывод: сделана
ставка на оружие Предтеч. Его возможности? Способ действия? Перспектива
массового воспроизведения? Степень угрозы? Полная неизвестность. Но раз
нет ни одного враждебного поступка, то послать разведчиков - значит,
выступить против самих себя, против морально-этических норм, которые для
общества то же самое, что совесть для отдельного человека. А не послать -
значит, остаться в неведении. Как же пройти по этому "лезвию бритвы"? Я
вызвался снять самозапрет, вызвались и другие; потребуют обстоятельства -
мы пойдем до конца. Но когда? Отчасти я уже понял человека далекого
прошлого, отчасти я уже стал им, и знаешь что? Собственная сила, наша
сила, представляется мне теперь бессилием. Надо делать то, что без
колебаний делали наши предки. И немедленно, иначе будет поздно!
- А ты уверен, что наши предки не испытывали колебаний в выборе
средств?
Сказано было без упрека, но Антон вздрогнул, как от укола.
- Извини, - прошептал он. - Будь наши предки неразборчивы в средствах,
нас, таких, конечно, не было бы! Я сказал глупость.
- Не стоит извиняться, инверсия даром не проходит. Второе замечание:
ситуацию ты обрисовал верно, однако патриции, одним из которых тебе
придется стать, обычно говорят извилисто. Теперь о предстоящем. Ответ на
твои сомнения - вот.
Откуда-то из складок кимоно Аронг вытянул шарик, своим цветом и
размытыми очертаниями похожий на сгусток черной мглы или дыма.
Покачиваясь, шарик замер на раскрытой ладони.
- Что это?!
- Спутник-шпион. Невидимка, которого очень трудно найти. Но мы
предполагали, что он должен появиться, искали тщательно и, как видишь,
нашли. Это не единственный, надо думать. Поэтому то, что мы сидим возле
камина, - Аронг грустно улыбнулся, - не случайно. И кибертрон сейчас
отключен, и все прочее. Еще два-три шага в том же направлении, и мы,
боюсь, очутимся в пещерах. Что делать, наш разговор не для плеядцев.
- Но зачем, зачем им спутники-шпионы?! Они же знают, что у нас нет
общественных секретов, только личные!
- Знают, но не верят, потому что общество, как и человек, судит о
других по себе. Они и помыслить не могут, что ваша подготовка - частная,
если так можно выразиться, инициатива всего нескольких граждан Союза и
потому не подлежит оповещению. Совет это учел... тоже в частной беседе.
Да, сила или моральна, или губительна, третьего не дано, и в некоторых
ситуациях это приводит к тяжелым противоречиям.
- Но коль скоро они прибегли...
- Да! Сила действия равна силе противодействия, этот закон пора
подтвердить. Время познакомить тебя с остальными. Входите!
3. ЛЮДИ КОЛЬЦА
Они вошли и молча уселись, все трое. Никто особо не выделил Антона,
однако он уловил напряженный ток их внимания к себе и, в свою очередь,
попытался вникнуть в их сущность. Ничего не получилось, каждый закрылся
наглухо, словно уже был на Плеядах, и Антон увидел лишь то, что видели его
глаза.
Старший мужчина вызвал бы повышенный интерес в любой компании людей
третьего мегахрона. Он был приземист, крепко сложен, но сутуловат.
Невозмутимый взгляд матово-карих глаз часто обращался внутрь себя, похоже,
нить углубленных размышлений не прерывалась, даже когда незнакомец глядел
прямо на собеседника. И что куда поразительней сутулости - его смуглое с
твердыми скулами лицо окуривал дымок коротенькой и изогнутой трубки.
- Там курят, - небрежно пояснил он и уселся, как само воплощение
спокойствия.
Второй человек показался Антону мальчиком. Но то был пигмей, самый
настоящий пигмей, из тех, кто до конца второго мегахрона жил охотой в
глухих джунглях Африки. Однако чуть голубоватый оттенок кожи выдавал а нем
ригелианина по крайней мере третьего поколения звездопереселенцев.
Но больше всего Антона поразила девушка, ее тонкой красоты лицо,
грациозное в каждом движении тело ребенка, которое невольно хотелось
защитить от порыва ветра, таким хрупким оно казалось. Так могла бы
выглядеть фея, но фея жгучего юга, лесной дух Индостана с черными, как
ночь, трепетными глазами грустной волшебницы. Через плечо девушки был
переброшен иллир, самый магический инструмент из всех придуманных
человечеством.
"Странно, - в замешательстве подумал Антон. - Вот уж кому здесь не
место! Ей бы стоять на радужном мостике и перебирать струны иллира..."
Ответом ему был гневный взмах пушистых ресниц.
- Меня зовут Ума, и ты неправ. Кто из нас менее подходит - ты, не
сумевший закрыться, или я, тобой не понятая? - Узкая ладонь девушки
корабликом подалась от груди. - Прими объяснение. Я из касты париев, самой
нищей, самой отверженной, какая только была на Земле. Тень наша оскверняла
пищу брахмана и его самого, он к себе в дом не мог войти после этого без
должного омовения Нас, новорожденных, мать заталкивала в нору своего
пристанища, засыпала сухой травой, приваливала камнем, чтобы младенца не
заели комары, мухи, крысы. Молоко у несчастной кончалось через
месяц-другой, нашей едой становилась кашица из кореньев. С шести лет и
раньше мы, девочки, кроме работ, начинали ублажать мужчин и нетерпеливых
мальчиков. Так длилось свыше трех тысячелетий. Что перед этим века нашего
мегахрона! Выносливей нас нет никого. Может быть, твое прошлое было лучше,
а мы своего не забыли, и у нас свой счет к фундаменталистам!
- Прости, - смущенно и растерянно ответил Антон. - Сейчас мои чувства
открыты, видишь, в них не было желания обидеть.
- А только незнание, - Ума кивнула. - Вижу и принимаю. Скажу больше:
сестрой тебе я могу стать и без кольца.
- Это невозможно!
- Для Умы возможно, - возразил Аронг. - Называю ее подлинное имя,
потому что оно будет тем же самым и на Плеядах. Остальные представятся
сами.
- Джент Лю Банг, чимандр философского ранга, к вашим услугам, - сутулый
мужчина вынул изо рта трубку и с достоинством поклонился.
- Юл Найт, сын первопатриция, - озорно подмигнув, пигмей скучающе и
расслабленно потянулся в кресле. - Балованный мальчишка, и ничего больше.
Там, на Плеядах, буду выглядеть лилейно-белым представителем высшей расы,
Уму при встрече заставлю плясать, а всякого там чимандра... Кстати, какова
этимология слова "чимандр"?
- Слово "чимандр", - невозмутимо ответил Лю Банг, - произошло от
скрещения понятий "чиновник" и "мандарин", причем под последним отнюдь не
следует понимать фрукт, поскольку в данном случае имеется в виду
древнекитайский сановник, названный так португальцами из-за смыслового
сходства с санскритским "мантрин", советник. Надеюсь, мой ответ
удовлетворил достопочтенного сына первопатриция.
- Объяснение без поклона, что напиток без стакана, - высокомерно
произнес Юл. - Вообще в нашем роду не любят всяких там ученых, философов,
поэтов и прочих умствующих служак, а уж желтомазых тем более. Но я,
подросток, еще не очень осведомлен в тонкостях крови и иерархии, поэтому
прощаю. Вот баядерочка, дело иное. Эй, ты, сладенькая, повесели!
Рука Антона дернулась, он понял, что способен, уже способен
непроизвольно ударить наглеца, но гнев тут же сменило восхищение тем, как
ловко Юл приноровился к своей отвратительной маске. Выходит, опередив его,
они уже прошли вторую инверсию, которая позволяет человеку быть не тем,
кто он есть. Глаза Умы тоже вспыхнули возмущением, но тотчас стали покорно
умиленными, как у собачки, которую поманил хозяин. С податливой улыбкой
обещания девушка сняла с плеча иллир, вынула из футляра мерцающий
перламутром и хрусталем инструмент, лицо ее сделалось строгим,
сосредоточенно замершим, точно рельеф темной бронзы. Превращение было
столь же мгновенным, как и движение пальцев по клавишам и струнам иллира.
Возник долгий певучий звук такой красоты и силы, что с лица Юла сама собой
спала ухмылочка шалопая, Антон невольно подался вперед, а Лю Банг выронил
трубку. Никогда ничего подобного Антон не слышал. Завораживающий звук
креп, ширился, рос, охватывая собой все видимое и скрытое, казалось, сам
воздух стал опаловым, осязаемым, текучим. Ума тряхнула головой, ее волосы
черным пламенем заскользили по голым плечам, губы выдохнули:
- В круг, в круг!
И то же самое приказала мелодия. Антон, Юл Найт, Лю Банг повиновались.
Аронг отступил в тень и будто растворился за мерцающей завесой, теперь их
осталось четверо. Образовав круг, они сидели, почти касаясь друг друга
коленями, и ничего уже не стало, кроме видений музыки, кроме них самих,
кроме отблеска огня на их лицах. Переливы стали громче, трепетней,
осязаемей, тонкое лицо Умы напряглось, темно-сияющие глаза стали еще
огромней, еще черней, они не видели ничего и видели все, а пальцы
скользили по иллиру все быстрее, быстрее, пока вибрирующие струны и сам
иллир не подернулись смутно искрящейся дымкой.
И тогда возникло Кольцо.
Оно повисло между сидящими, светло-огненное, размыто пульсирующее. От
каждого на Кольцо словно падала тень, и там, где она была, свет тускнел, в
каждом месте по-своему; иногда казалось, что эти затемнения хотят
исчезнуть, раствориться в золотистом ритме Кольца, но что-то упорно мешало
этому. Голос иллира стал тише, нежнее. Левой рукой Ума коснулась Кольца,
правая, как прежде, порхала над струнами. Брови девушки сошлись к
переносице, взгляд застыл. Пульсация света стала ровней, мерное движение
ладони словно разглаживало биения, невольный вздох разом прошел по
сидящим, все взялись за руки, только Ума осталась вне круга. Ее губы
беззвучно шептали, но слова отдавались в каждом.
Зла раскрылись очи, очи,
Веет холод ночи, ночи,
Души слабеет твердь, твердь,
Подступает смерть, смерть,
Стань светлее, круг, круг,
Ближе, ближе, друг, друг,
Вглядись в его лицо, лицо,
Крепче стань, Кольцо, Кольцо!
Больше нет помех, помех,
Ты узнаешь всех, всех,
Скинь сомнений груз, груз,
Крепче нету уз, уз!
В тебе душа моя, моя,
Во мне душа твоя, твоя,
До скончания годин, годин,
Ты отныне не один, не один,
С тобою всюду Круг, Круг,
С тобой навеки Друг, Друг!
С последними, такими детскими, наивными, как заклинание, словами Ума
замкнула цепь протянутых рук. Кольцо засияло ровным блеском, взмыло над
головами, в его свете на миг померкло все окружающее. Тело Антона
сделалось невесомым, блаженным, а когда зрение и тяжесть вернулись, он
обнаружил себя под звездно-распахнутым небом босым и нагим мальчишкой
среди росного луга над обрывом омутно неподвижной реки, в которой двоилось
звездное небо. И он был там не один. Обнявшись, плечом к плечу, они стояли
вокруг бестрепетно горящего костерка, трое мальчиков и девочка, и он был
ими и они были им, и не было большего счастья вот так стоять и смотреть на
их лица, и вдыхать свежий запах трав, и чувствовать тепло огня, и слушать
безмятежную тишину земли, и видеть вселенную над собой, и ощущать
тревожную, но не властную над ними близость омута, в котором застыл
звездный сполох Стожар, таких далеких и таких уже близких Плеяд. Было
спокойствие земли и было спокойствие сомкнувшихся тел и душ. Он знал всех
троих как самого себя, и они знали его, они стали ближе, чем братья и
сестры, ближе, чем возлюбленные, и, чувствуя себя беззаботными детьми, все
четверо знали, что им предстоит, и словно общий ток крови пульсировал в их
телах. Крепче связи не было и быть не могло. Там, на Плеядах, их путь
разойдется, каждому, возможно, не раз придется сменить лицо, тем более
имя, все равно теперь они мгновенно узнают друг друга а любой одежде, в
любом облике, найдут друг друга, как бы далеко их ни разнесло, всегда
будут точно пальцы одной руки, готовой, если потребуется, мгновенно
сжаться в кулак, вот эти мальчики и эта девочка, дети Земли, дети
человечества, в последний раз собравшиеся вместе, час назад совсем не
знающие друг друга, а теперь нерасторжимые - пока дышат, живут, надеются.
Их объятия длились, и с ними был миллионы лет назад зажженный их
предками огонь костра, была вечная земля и вечное небо, и росный запах
травы, и неподвижно струящаяся река, все, чем жил и будет жить
человеческий род, какие бы звезды над ним ни светили.
Так продолжалось, может быть, мгновение, может быть, век. Наконец Ума
медленно-медленно убрала руки с плеч товарищей, худая грудь малышки опала
в протяжном вздохе, и все кончилось сразу, они очутились перед
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг