Дмитрий БИЛЕНКИН
НЕ БУДЬТЕ МИСТИКОМ!
При высокой температуре мысли ползут и вязнут, как ноги в глинистом
месиве. Только лениво, нехотя, круговоротно. Все вяжется мерным узором,
монотонной чредой всеобщих пустяков, успокоительным колыханием теплой
ряби, так, без обрыва, но и без четкой связи, без единого всплеска, нет ни
малейшего раздражения даже на некстати свалившийся грипп. Впрочем, когда
грипп бывает кстати? Только когда хочешь увильнуть от более досадной, чем
болезнь, заботы. Я же был в отпуске, в крохотном городке Закарпатья,
принадлежал сам себе, рассчитывал всласть отдохнуть и всласть поработать,
а вместо этого, укрывшись пледом, лежал в старом доме, еще точнее - в
"комнате с привидениями".
Кстати, весьма уютной и недорогой, только немного запущенной.
Напротив кровати находился камин, сейчас, в свете ночника, отверзлый и
черный, как зев пещеры. Солидных размеров ковер на полу напоминал о
дряхлости, забвении, пыли и тому подобных серьезных вещах. Когда-то
веселенькие, в пунцовых розах, обои изрядно пожухли и смотрели на меня
пятнами, которым при желании можно было придать смысл и оттенок выцветшей
крови. Такого желания я не испытывал. Наоборот, я им был благодарен, ибо
подозрительная теперь тусклость аляповатых роз, их багровая в сумерках
мрачность наверняка помогли мне осесть в этом тихом, всего за рубль в
сутки, пристанище, когда я уже было отчаялся снять где-либо комнату.
Сезон, наплыв жаждущих солнца и винограда северян! Долго я тогда вышагивал
по раскаленному сухим блеском булыжнику, напрасно стучался в устные
домики, стойко принимал вежливые улыбки отказа и брел дальше от одного
тенистого оазиса к другому. Места не было нигде, и я уже ощущал то, что,
верно, чувствует бесприютная дворняга, некую униженность легковесного и,
как пыль под ногами, никому не нужного существования, когда одна
тонконогая, лет двенадцати фея в шортиках, шмыгнув носом, махнула куда-то
в глубь переулка:
- А вы попробуйте у дяди Мартина. У него, правда, нечисто... Но,
может, и сдаст. Прямо и налево, старый дом, во-он черепица в просвете!
Владелец домика оказался похожим на встревоженного филина. Даже
рубашка была на нем какая-то оттопыренная, седые волосы топорщились, как
им хотелось, а глаза под круглыми очками то часто мигали, то, наоборот,
застывали в неподвижности, такие же серые, как и весь облик хозяина.
Мартин не столько говорил, сколько мямлил, и неизвестно чего в его
междометиях было больше - смущения или нежелания объясняться. Сначала он
мне отказал, но сделал это так "неуверенно, что я продолжал уговоры и,
должно быть, мой вид был красноречивей слов; мой собеседник явно ощутил
некое моральное неудобство своей позиции и, мигая чаще обычного, даже
заерзал.
- Нет, нет, не хочу вас подводить... э... вообще... тут, видите ли...
Впрочем, однако... Да, конечно: человек без угла хуже, чем угол без
человека, но... Слушайте, как вы относитесь к привидениям?
- Что?!
- Понятно... - Он грустно покачал головой. - Видите ли, комната есть,
пустая, но в ней... э... поселилось привидение. Не могу вам помочь, -
добавил он тоскливо.
К счастью, я даже не улыбнулся. Долгие мытарства хождений сделали из
меня провидца и дипломата. Я тут же без всяких логических обоснований
отбросил мысль о легком помешательстве собеседника, внутренним зрением
приметил под его рубашкой крохотный крестик (прочем, выпуклость этого
амулета могла сама собой обозначиться под тканью) и понял, с кем имею
дело. Мартин искренне хотел помочь ближнему, но совесть, но долг никак не
позволяли ему сводить человека с нечистью, да еще брать за это деньги. В
той же мере его, однако, угнетала мысль, что вот есть же свободная
комната, а вот человек, которому она позарез нужна. Свою роль, конечно,
играли и деньги.
Уже спокойно, с понимающим выражением лица я осведомился, как давно
поселилось привидение, что оно себе позволяет, и уверил Мартина, что
перспектива встречи с ним меня ничуть не смущает. Я не стал приводить
довода, что ни в какие привидения не верю (этот довод его не убедил бы), а
просто сказал, что раз для него, Мартина призрак неопасен, то, значит, и я
с ним какнибудь уживусь.
Это произвело нужное впечатление.
- Но я-то не живу в комнате, - заколебался он. - Ее и дети избегают.
Младший в свой последний приезд попробовал... А!
- Да ведь я ненадолго. Сами же говорите, что оно не всегда
появляется. Попробуем, попытка не пытка...
- Так-то оно так... - Мартин тихонько вздохнул. - Ладно, я вас
предупредил. Только знаете что? Говорите всем, что я с вас взял полную
цену, а то соседи... Ну, вы понимаете.
Так я обрел пристанище. А заодно воображаемое привидение и вполне
реального добродушного хозяина, с которым под материнской опекой хозяйки
мы в этот же вечер славно раздавили бутылочку домашнего вина. Уже в
постели я лениво подумал, как интересно устроена жизнь и кого только в ней
нет. Предполагал ли я утром, что столкнусь с психологией совсем другой
эпохи и буду разговаривать с человеком, для которого божий промысел и
нечистая сила такая же реальность, как телевизор и космические полеты?
Разумеется, нет. Каждый держится своего круга, живет его представлениями и
порой забывает, что это еще не весь мир.
Никакого привидения я, само собой, не увидел ни в ту ночь, ни в
последующие. Так, собственно, и должно было быть, но вовсе не потому, что
призраков не бывает. Проблема существования чего-либо не так проста, как
кажется людям с однозначным складом ума, для которых что-то либо есть,
либо его нет вообще. Кроме геосфер имеется еще ноосфера, а это отнюдь не
пустыня. Усилия психики творили и творят в ней не менее диковинные, чем в
биосфере, образования, которые, правда, еще ждут своего Линнея и Дарвина.
Существует ли Гамлет или Дон-Кихот? Их нет, никогда не было в физическом
мире, но в духовном они есть, существуют как образ и способны воплотиться
на сцене, то есть отчасти перейти в сферу телесной осязаемости.
Привидения-образования того же класса, хотя и другого рода. Они порождены
не искусством, а религиозной мистикой, это продукт мировоззрения былой
эпохи, но для тех, кто в них верует, они существуют и по сей день.
Воображение способно их воскресить, здесь актерствует психика самого
зрителя, однако это уже частности. Важно, что мне привидение не могло
явиться, ибо я в них не верил.
Оно и не являлось, чем повергло Мартина в легкое недоумение. Понятно,
я ничего не стал объяснять и даже не намекнул, что если бы он не был столь
щепетилен и всем предлагал "комнату с привидениями", то это лишь увеличило
бы наплыв желающих.
Более того, наверняка бы нашлись любители платить втридорога, лишь бы
было потом о чем порассказать. Что делать, вялое существование требует
душевной щекотки и доброе старое привидение годится для этого не хуже, чем
вымысел о каком-нибудь "Бермудском треугольнике". Ничего этого я Мартину
не сказал, наоборот, в шутку заметил, что, видимо, пришелся привидению не
по вкусу и оно, чего доброго, навсегда очистит помещение. "Дай-то бог..."
- пробормотал Мартин не слишком уверенно, но я не сомневался, что заронил
в нем некоторую надежду. На большее я и не рассчитывал. Атеиста трудно
заставить поверить в потусторонний мир, но многие из нас почему-то
убеждены, что обратная задача куда проще.
Так или иначе, все обстояло прекрасно, если бы не проклятый грипп.
Хотя когда еще можно вот так, ни о чем не беспокоиться, просто лежать,
забывая о времени? Хочешь держаться на стремнине - греби изо всех сил,
таков удел современного человека и грипп здесь при всех своих
неприятностях еще и разрядка. За окном давно смерклось, в доме было тихо,
не хотелось даже читать, я лежал, безучастно глядя на тусклые пятна обоев,
и вялый ход мыслей так меня убаюкал, что я не расслышал шагов Мартина за
дверью.
- Да-да, - встрепенулся я на стук. - Входите!
Сначала в проеме двери возник поднос с графином и мелко дребезжащим о
стекло стаканом. Как и в прежние свои посещения, Мартин кинул украдкой
взгляд, в котором читалась надежда увидеть меня молодцом, а когда эта
надежда не оправдалась, его лицо сразу стало сокрушенным. Подозреваю, что
добрую душу моего хозяина томило сознание невольной вины, ибо захворал я в
его доме, значит, он, хозяин, чего-то не предусмотрел, о чем-то не
позаботился, ведь, что ни говори, свалился я один, а вот у соседей все
постояльцы здоровы и вообще в городе никто не слышал ни о какой эпидемии.
Допускаю даже, что в причинах моей болезни Мартин усматривал козни
привидения, которое, почему-то не решаясь действовать в открытую, прибегло
к окольному маневру.
- Вот, - сказал он, ставя графин с лимонадом. - Как вы себя
чувствуете?
- Нормально...
Брови Мартина чуть-чуть приподнялись.
- Нормально, - повторил я. - А что? Вирус - честный противник. Сразу
дает о себе знать, организм тут же на него врукопашную, так и ломаем друг
друга.
- Все смеетесь... Хоть бы аспирин приняли, еще лучше - антибиотик.
- Дорогой Мартин, вы ужасно нелогичны! По-вашему, все в руке божьей,
так какая разница - глотаю я таблетки или нет?
- Извините, но нелогичны вы. Бог дал человеку разум, разум создал
лекарства, значит, ими надо пользоваться. А вы, человек науки, и
пренебрегаете... Он осудительно покачал головой.
- Наука, - возразил я со вздохом, - не смирению учит. Но и не
гордыне. Пониманию. С лекарствами, знаете ли, как с автомобилем; доставит
быстрее, но можно разучиться ходить пешком. Всему свое время, согласны?
- Ну, как знаете... Может, еще чего надо?
- Нет. Спасибо за питье, больше ничего не надо. Повода задерживаться
у Мартина больше не было. Однако он остался в кресле. Вид у него был
весьма смущенный, чем-то он сейчас напоминал неловкого торговца из-под
полы, даже волосы встопорщились больше обычного, а руки растерянно елозили
по коленям, округлые глаза смотрели мимо и часто мигали.
- Не беспокойтесь, все будет хорошо, - сказал я. - Подумаешь, грипп!
- Нет, нет, я не о том... Сейчас, понимаете ли, полнолуние...
- Да? Ну и что?
- Самое беспокойное время... Вы опять будете смеяться, но...
- А-а! Привидение. Полно, Мартин, ничего со мной не случится.
- Да, да... Но, знаете, на всякий случай... Вам же все равно? А мне
как-то спокойней...
- Спасибо, Мартин, только зачем мне куда-то переходить? И вас стесню,
и мне неудобно. Оставим это.
- Нет, нет, вы не так меня поняли! Оно, конечно, самое святое дело
вам было бы перейти, но, простите, наука, как я погляжу, всетаки учит
гордыне... Ах, я не о том! Но... Вы не рассердитесь, если я над вами
повешу... Все-таки может оно поостережется.
С этими словами откуда-то из глубин своих одежд Мартин извлек изящное
костяное распятие.
Я чуть было не рассмеялся. Мне хотелось сказать, что распятие
наверняка уже здесь висело и ничуть не помогло (еще бы!), но выражение
глаз Мартина было таким просительным, его забота обо мне была такой
трогательной, что я поспешно кивнул.
- Вот и хорошо, вот и славно, - обрадовался Мартин. - Так и на душе
как-то спокойней... Ваше право все это отрицать, но опыт отцов, уверяю
вас, чего-то стоит... А ведь я вам гожусь в отцы!
- Нельзя отрицать того, чего нельзя отрицать, - ответил я (спорить
мне уже не хотелось). - Спокойной ночи.
- Минутку. - Мартин перегнулся, чтобы повесить распятие, и надо мной
заколыхался его животик. - Ну вот... Спокойной ночи, спокойной ночи!
Высоко приподнимая пятки в заштопанных носках, он мягко, как на
лыжах, заскользил шлепанцами к двери и тщательно прикрыл ее за собой.
Я нехотя встал, повернул ключ, разделся, выключил ночник, натянул на
себя одеяло повыше. Теплая пещерка постели показалась мне самым уютным на
земле местом. Туманные обрывки мыслей продолжали свое вялое круговращение,
я не сомневался, что засну тотчас. Но это ожидание не сбылось, видимо, я
слишком много продремал днем.
Впрочем, это не имело значения, при высокой температуре мало что
имеет значение. Где-то далеко соборные часы пробили полночь. Услышав их, я
приоткрыл глаза. Комната мне представилась чужой, ибо в окно успела
заглянуть луна. Ровный свет далекого шара серебрил ковер, косо
перечеркнутый тенью рамы, белизной глазури покрывал в ногах крахмальные
простыни, льдистыми сколами преломлялся у изголовья в стекле графина, а за
пределами этого минерального сияния и блеска все было провалом мрака,
столь глухого и черного, словно комната переместилась в инопланетное
измерение и воздух в ней утерял свою способность смягчать контраст.
Таково вообще свойство лунного света, есть в нем что-то нездешнее,
недаром он льется с черных космических равнин до безнадежности мертвенного
шара. Поддаваясь его гипнозу, я вяло подумал, что привидению самое время
явиться. Полночь в старинном (ну, не старинном - старом) доме, страхи
хозяина, таинственный блеск Луны - что еще надо? Все было по классике,
правда, слегка уцененной, так как полагалось быть замку, а не комнате за
рубль в сутки, и не полагалось быть электричеству, чей прозаический свет я
мог вызвать движением пальца. Вдобавок призраки - явление скорей
западноевропейское, чем русское. У нас все было как-то более по-домашнему
- ну, там лешие, кикиморы, домовые, все без особых страстей-мордастей и
прочих романтических переживаний. То ли дело Европа! Там не один век
выходили наставления, как надлежит говорить с призраками - вежливо и
обязательно по-латыни, что, несомненно, указывало на аристократическую
природу как самих привидений, так и тех, кто с ними общался.
Куда уж мне, плебею... Устроившись поуютней, я продолжал разглядывать
наплывы лунного света и тьмы. Все, решительно все способствовало
галлюцинациям, и это было даже интересно, потому что галлюцинации со мной
никогда не случались. Не то чтобы я их жаждал изведать, но почему бы и
нет? Грипп не совсем притушил исследовательское любопытство,
обстоятельства благоприятствовали, здравый смысл ослабил свою рутинную
хватку, словом, я ждал неизвестно чего в том вялом и отрешенном состоянии
нездоровья, когда человек одинаково способен погладить и кошку, и
мурлыкающую тигрицу.
И я дождался. Девушка возникла в косом сиянии, возникла сразу, без
всяких там промежуточных стадий материализации. Но если это было
привидение, то весьма нестандартное. Никакой мистической полупрозрачности,
никаких туманных хламид и горящих глаз; вид у девушки был сосредоточенный,
как у гимнастки перед выходом к спортивным снарядам; ее стройную, вполне
телесную фигуру облегал переливчатый купальник, который наверняка поверг
бы в смятение любого сочинителя готических романов.
Легкое нетерпеливое движение ног еще резче обозначило гибкий перелив
мускулов моей гостьи. Никогда не думал, что галлюцинация может явить столь
прелестный образ! Нисколько не сомневаясь в его природе, я все же для
чистоты опыта надавил на веки глаз. Но, увы, гриппозная лихорадка начисто
вышибла из памяти, что именно должно было раздвоиться - видение или
реальные предметы. Вдобавок, что совсем непростительно, я перестарался в
усилии и на мгновение просто ослеп. А когда зрение восстановилось, то уже
никакого раздвоения не было ни в чем. Белесый глаз луны по-прежнему
заглядывал в окно, ничто не изменилось в комнате, кроме позы самой
девушки. Пригнувшись, как перед броском, отведя назад тонкие локти, она
медленно двигалась на меня. Ход ее ног был беззвучен и мягок, глаза
смотрели куда-то поверх кровати, я отчетливо видел каждую западинку
облитого лунным сиянием тела девушки, в ней не было ничего от нежити,
кроме...
Ее движущаяся тень падала не в ту сторону! И глаза взблескивали не
тогда, когда на них падал свет... На меня летел призрак!
Сердце бухнуло, как набатный колокол. Не стало голоса, я хотел и не
мог вскрикнуть, а только что есть силы зажмурился, ожидая, что меня
вот-вот заденет, тронет притворившийся человеком дух.
Ничего не произошло, даже воздух не шевельнулся. Когда же я обморочко
раскрыл глаза, то никакой девушки не было. Было другое: прямо перед
постелью, спиной ко мне возвышалась темная мужская фигура, чьи напряженно
движущиеся плечи выдавали какую-то сосредоточенную работу рук.
Тень от фигуры падала в полном согласии с законами оптики. Такая
смена видений логична для сна, не для яви, ибо только во сне возможно
превращение чего угодно во что угодно. Однако врут те романы, в которых
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг