Дмитрий Биленкин.
Долгое ожидание
-----------------------------------------------------------------------
Авт.сб. "Ночь контрабандой".
OCR spellcheck by HarryFan, 12 September 2000
-----------------------------------------------------------------------
21 сентября 2073 года
То, что Гаранин держал в руке, было камнем с отпечатком травинки на
шероховатой поверхности, а вовсе не черепом. Но человек в скафандре,
подобно Гамлету, мог прошептать:
- Бедный Йорик...
Только это относилось к целой планете.
Ее, крохотную песчинку в необъятном пространстве, семнадцать суток
назад засекли корабельные локаторы. Возникни по курсу трехголовый змей, он
бы едва ли удивил больше. Не потому даже, что встретилась планета земного
типа, а потому, что она была одиночкой. Одиночкой, сиротой, чего по теории
быть не могло, поскольку планеты возникают со звездами и сопровождают их
до конца.
Только что окрестный вид казался Гаранину угрюмым и не более того.
Мрак, в котором пятнами проступали бывшие некогда водой и воздухом
сугробы, прятал скалы, и лишь зубчатая кромка гор на горизонте выдавалась
среди немигающих звезд. Здесь было все, что так ненавистно человеку в
природе, - мрак, неподвижность, смерть. Дрожащий свет фонаря выхватывал то
остекленевший скол льда, то черную россыпь камней, то членистый
манипулятор роющего автомата, который, отдав образец, замер в ожидании
приказа, точно надломленная лапа стального насекомого.
Человек забыл о нем. За те секунды, пока до Гаранина дошло, что именно
держит его рука, ничто не изменилось, да и не могло измениться вокруг.
Мертвый мир - мертвее не бывает! - таким и остался. Только он оказался еще
и склепом, в котором лежал прах всего, что двигалось, росло, дышало, было
жизнью, а может, и разумом.
Камень с отпечатком - для непосвященного просто камень. Иное он для
ученого.
Гаранин стал медленно подниматься с колен. Перед его взглядом был
равнодушный свод черно-звездного неба. И вдруг привычная бесконечность
звезд потрясла Гаранина.
Напрасно логика твердила, что не произошло ровным счетом ничего
особенного. Смертны не только люди, но и планеты. Да, отвлеченное знание
впервые стало явью. Ну и что? Однако сердце не унималось. Оно стучало в
холодном ужасе, как это бывает в те минуты, когда человек с беспощадной
ясностью осознает, что он не вечен. Вокруг стыла тишина бесконечной ночи.
- Пуск! - эту поспешную команду Гаранин кинул самому себе, словно
спасательный круг.
Роющий автомат ожил, задвигался, слабо блеснувшее щупальце погрузилось
в россыпь камней, и сквозь подошвы скафандра Гаранину передалась дрожь
почвы, в которую энергично вгрызалось сильное тело машины.
Движение машины отрезвило и согрело Гаранина. Не стало могильной
тишины, рядом бурлила покорная человеку мощь, все сразу обрело смысл,
вернулось на свои места, и в Гаранине шевельнулось похожее на
благодарность чувство.
Полчаса спустя, уже в ракете, которая мчала его к кораблю, он
недоуменно перебирал в памяти те минуты, когда ему так внезапно изменила
закалка исследователя. Отчего, почему? С ним лично ничего не случилось. И
с человечеством тоже. Ничего. А волноваться из-за чужой, неведомой и
погибшей жизни - с какой стати?
Но самого себя было не так-то легко обмануть.
На корабле Гаранина, как никогда прежде, обрадовал яркий свет ламп,
звук шагов, чашечка кофе, которую он с наслаждением выпил. И он знал
почему.
9 июля 2104 года
Только календарь напоминал Арсу, какое сегодня число и какой год.
Планета, где ничего не происходит, не нуждается в отсчете времени.
Арс взял лабораторный журнал, но так и не сделал запись. Немигающим
взглядом он смотрел на стеллажи с образцами; с некоторых пор он чувствовал
себя такой же окаменелостью.
Тридцать один год назад Гаранин наткнулся здесь на след жизни. Четверть
века назад здесь был основан стационар. Теперь дела шли вяло и скучно. Ход
здешней эволюции давно выяснен, а уточнять частности можно столько,
сколько существует эта планета. То, что станцию не прикрыли, пожалуй,
можно объяснить человеческим самолюбием и упорством. Но и упорству есть
предел, иначе оно переходит в бессмыслицу.
Арс заставил себя взяться за журнал. "...Анализ образца N_713/96
заставляет предполагать срастание спорангий в продолговатые (круглые?)
сингалии..."
И тут он явственно услышал смех Иссы. "Как поживают твои любимые
кутикулы-мантикулы?" - спрашивала она его, когда была в задиристом
настроении. Арс зажмурился, как от боли. Ее последние письма были
уклончивы и спокойны. Арс чувствовал: он теряет ее! Любовь, верность, три
года разлуки - вечная, как мир, и неизменно новая история... Можно винить
себя, можно винить ее - облегчения нет и не будет.
Арс рванулся из комнаты.
У Суэхиро был час дежурства, перед ним светился контрольный экран.
Собственно говоря, контролировать роющие автоматы не было нужды - они сами
прокладывали путь в заданном горизонте, сами брали информацию о составе
пород, вели анализ палеоусловий, в которых те возникли, и немедленно
сообщали дежурному о всех образцах, хоть чем-то отличающихся от минералов,
конкреций и прочих физико-химических образований. Но пятый номер, похоже,
стал барахлить, и Суэхиро хотел выяснить, в чем дело. Автомат шел по слою,
выше которого обрывались всякие признаки жизни; этой зоне вот уже четверть
века уделялось исключительное внимание, поскольку в ней можно было найти
ответ на самый главный вопрос.
Суэхиро, не отрываясь от наблюдений, с обычной невозмутимостью
приветствовал Арса наклоном головы.
- Выяснил что-нибудь? - стараясь казаться невозмутимым, спросил Арс.
- Пока все нормально.
- М'туа еще не вернулся?
- Нет.
Разговор оборвался. Арс сел, уныло глядя на экран, где однообразно
сменялись косые полосы песчаника. Суэхиро не умел отвлекаться от дела,
даже если оно не требовало сосредоточенности. Арс уже жалел, что пришел.
- Кстати, - сказал Суэхиро. - Час назад по внепространственной связи
пришел запрос.
- Чудовище! - Арс подскочил. - И ты до сих пор молчал?!
- Чудовище? - пожал плечами Суэхиро. - Я молчал - ты не знал; я знал и
молчал - кому было трудней? Землю интересует наше мнение: какова
вероятность того, что станция в ближайшие годы решит поставленную перед
ней задачу?
Радость, которую он не мог побороть, даже если бы желал, охватила Арса.
- Думают о закрытии станции? - быстро спросил он.
- О сокращении объема работ и ведении их исключительно автоматами.
- Давно пора! - вырвалось у Арса.
- Ты уверен?
- Мой ответ тебе известен, - глядя в стену, сказал Арс. - Было в
древности такое занятие - искать чашу Грааля. Мы занимаемся тем же самым.
- Твой ответ - еще не наш ответ, - спокойно возразил Суэхиро.
Оба замолчали.
Открытие планеты-одиночки поставило два главных вопроса. Если на первый
удалось найти приемлемый ответ, то в этом не было заслуги станции. Просто
в 2091 году был открыт закон Морра, и тогда стало ясно, что в
исключительных случаях внутризвездные процессы могут войти в режим
нуль-замыкания. Неизбежный при этом сброс поля тяготения высвобождает
планеты, и они рассеиваются, как семена одуванчиков на ветру. А вот на
второй вопрос могла ответить лишь станция.
Могла ли? Останки фауны свидетельствовали, что обитавшие здесь накануне
катастрофы существа прогрессивной ветви эволюции обладали высокоразвитой
нервной системой. Разум был готов возникнуть, а быть может, и возник.
Но с тех пор прошло миллиард лет.
Миллиард лет - это непредставимо. Земная жизнь освоила сушу, заполнила
ее земноводными, рептилиями, млекопитающими, вознесла и погубила
динозавров, от пещер вывела человека к звездам - все эти великие события
уложились в треть миллиардолетия. Всего в одну треть!
Какие следы, какой цивилизации могли уцелеть? На Земле куда легче найти
хрупкую раковину аммонита, которая возникла за много миллионов лет до
человека, чем стойкое каменное рубило, хотя им пользовались лишь сотни
веков назад. Не потому, однако, что время более снисходительно к раковине.
Все поддается распаду, но природа может случайно сохранить и раковину, и
отпечаток былинки, и даже след волны, сотни миллионов лет назад набежавшей
на песок. Дело просто в количестве. Раковины слагали горные цепи, а все
изготовленные человечеством рубила едва ли составили десяток холмов. Время
беспощадно, за миллиардолетие оно губит экземпляры любой серии, если их
количество не триллион триллионов. А какая продукция какой цивилизации
составит это число?
Правда, с поверхности планета была мертва, а где нет движения, там нет
и разрушения. Мертва-то мертва, да не совсем: внутренние силы продолжали
сминать и плавить оболочку. И это как-никак длилось миллиард лет...
Пропел сигнал, возвещая о том, что в шлюз вошел вездеход.
Арс вздрогнул.
- М'туа, - сказал он. - Третий и решающий голос.
- Подожди, - сказал Суэхиро. - Кажется, я понял, почему барахлит
автомат. Похоже, нам придется отозвать его на поверхность и
отремонтировать. Вот посмотри...
Арс пожал плечами и подошел к экрану. На станции продолжался будничный
рабочий день.
7 января 2105 года
Впервые за все эти годы М'туа брел просто так. Не то чтобы он никогда
не ходил по этой планете пешком; ходил, но редко и с целью, а так все
ездил. Просто невероятно, насколько в нем изменилась психология масаев,
которые так долго и так упорно чуждались техники.
Сейчас цели не было, и М'туа чувствовал себя несколько странно,
пожалуй, беспокойно, словно забыл что-то. Цель исчезла с того момента,
когда они, перестроив аппараты на автоматическую разведку, принялись ждать
звездолет. Теперь они больше не были нужны планете. Вот тогда-то М'туа и
потянуло пойти проститься. Ни Арс, ни Суэхиро не разделяли его настроения:
первый мыслями был уже давно на Земле, а второй из-за свойственной ему
педантичности находил еще тысячу несделанных дел - откуда только они у
него появлялись!
Как всегда, вокруг не было ничего, кроме льда, камня и темноты. М'туа
давно научился не замечать окружающего, и потому что оно было
однообразным, и потому что оно было мрачным. Но сейчас М'туа ощущал
величие пейзажа. Оно не подавляло и не отпугивало; грусть и легкое
сожаление - вот что испытывал М'туа. Как странно, оказывается, на этой
гиблой планете осталась частичка его души!
Крак! - нога раздавила льдышку, которая некогда была... Чем? Порывом
ветра, может быть. Или капельками росы. Крак, крак! М'туа шел по погасшим
полярным сияниям, по умолкшим родникам, по окаменевшему ветру. Крак, крак!
Вот так, вот так. Человеку надоело, и он ушел, два голоса против трех.
Нет, не надоело ему, М'туа, не надоело. Дальнейшее пребывание человека не
рационально, что надо, доделают роботы, вот и все. Планете и так отдано
много человеческих жизней.
Много? Жизней? Разумеется. Исследования поглотили сотни человеко-лет, и
если их поделить на длительность человеческой жизни, все так и получится.
М'туа свернул к каменной гряде, чтобы больше не ступать по льду,
который некогда был водой и воздухом. Луч фонаря бросал перед ним
колеблющийся овал света. Овал существовал как бы сам по себе, поскольку в
вакууме луч ничем не выдавал свой путь от источника. Падая на камни, он
высекал тусклые искры - это в них поблескивали листочки слюды. Бесцветная,
серая игра блесток, но М'туа ею залюбовался, потому что в ней была
непредвиденность; отсвет вспыхивал внезапно, как крошечный глаз пугливого
зверька.
Сначала все искорки казались одинаковыми, но вскоре М'туа убедился, что
это далеко не так: одни были ярче, другие темней, некоторые чешуйки
посылали золотистый отблеск, порой в них мелькал зеленоватый оттенок. "Я
же этого никогда не видел, - подумал М'туа. - Забавно..."
Какой-то кристаллик послал чуть радужный, как от алмаза, лучик. А, это
кварц, сказал себе М'туа и наклонился, чтобы удостовериться. Он выковырял
из почвы крохотный прозрачный обломок и, сразу потеряв к нему интерес, тут
же отбросил. Эка невидаль - кварц! И когда тот уже исчез в темноте, до
сознания М'туа дошло впечатление, что осколок имеет необычный для кварца
излом.
М'туа бросился вслед за осколком, но проклятый камешек исчез, будто его
и не было. М'туа опустился на четвереньки, лихорадочно шаря лучом по
поверхности. На мгновение он устыдился своей горячности, для которой не
было веских оснований, но человек так устроен, что если он потерял
какой-то пустяк и взялся за розыск, то уж не отступится. Поползав, М'туа
наконец нашел то, что искал.
Когда осколок лег на ладонь и М'туа вгляделся в него, сердце дало
перебой. М'туа выхватил анализатор, но еще до анализа, до определения он
знал, что на его ладони лежит сокровище, которому нет цены, - осколок
обыкновенного стекла.
Из воспоминаний М'туа
"Когда анализатор подтвердил, что это стекло, я пустился в пляс.
Вероятно, это было удивительное зрелище, потому что, насколько помню, ноги
сами собой исполняли какой-то полузабытый танец моих африканских предков.
И в этом, между прочим, был свой смысл.
Я был окрылен находкой, восхищен силой человеческого предвидения. Ведь
теория с самого начала указывала, что именно осколки стекла могли
оказаться теми "изделиями" цивилизации, которые в силу своей
физико-химической стойкости и массовости имели шанс сохраниться в ощутимых
количествах. Но я хочу обратить внимание на другое. Я кинулся за
отброшенным было осколком, потому что я один из тех немногих людей,
которые видели, как бьется и рассыпается стекло. Любому человеку
попадались осколки стекла, но кто помнит хрупкий стакан и хрупкое
стеклянное окно? Бьющееся стекло вышло из употребления столетие назад, и
лишь в глухой деревушке, где я родился, в доме деда случайно сохранилось
обычное оконное стекло, которое я однажды и прикончил неловким ударом
мяча. Мне не так запомнилась последовавшая выволочка, как то ошеломление,
которое я испытал при виде сыплющихся осколков. Это было поразительное,
незабываемое зрелище! Оно мелькнуло передо мной там, на планете..."
23 мая 2112 года
Чуть слышно посвистывал старинный фарфоровый чайник. За раскрытым
проемом стены лежал дремлющий сад. Смутно белели осыпанные цветом вишни.
Спокойствие рассвета, чашечка душистого чая в ладонях - что еще надо для
счастья сосредоточенной работы ума?
На столе перед Барфом лежали доставленные с той планеты стеклянные
шарики. На первом кое-где уцелели бороздки; шарик был оплетен ими, как
глобус меридианами. На тусклой и щербатой поверхности второго бороздки не
сохранились. Тем не менее шарики были тождественными. На обоих резьба
имела прокраску, так что каждая бороздка одновременно являлась кромкой
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг