возможно, начнутся кое-какие пиротехнические эффекты.
- Какие же?
- Не знаю. Но видишь, стрелка индикатора метнулась. Очевидно, на Солнце
произошла мощная вспышка, и теперь нас ждет электромагнитная буря.
- Она чем-нибудь грозит нам?
- Чем она может нам грозить, интересно? Эта возможность, мой друг,
просчитана. Боюсь только, что зрелище не будет слишком эффектным: там, в
пустыне, оно выглядело жидковато. Замечаешь? Вокруг что-то затевается. Я
думаю, имеет смысл здесь сделать остановку, благо озеро все равно требует
исследования.
Бааде был прав: что-то менялось. Серия неуловимых переходов, которые
воспринимаются скорее чувством, чем разумом, подобно тем предвестникам,
которые на Земле предупреждают о первом порыве грозы тогда, когда воздух еще
тих и спокоен. Темнота словно линяла; в ней обнаружился подслой, который
просвечивал сквозь нее. Иногда из глубин темноты выплывали какие-то клубы
черней самой черноты, но они быстро таяли, уступая место полусвету.
Так длилось приготовление. Но сам покров ночи был отброшен сразу!
Полынов и Бааде дружно ахнули: с неба летели холодные и беззвучные молнии.
Озеро мигало ответными вспышками отблесков. Все осветилось, тени
уничтожились. Вершины скал полыхали голубоватым призрачным сиянием, которое
трепетало, будто раздуваемое ветром.
Над озером вдруг выгнулась зеленоватая дуга. Она повисла, смыкаясь с
собственным отражением в озере; по ней прошел ток пульсации. И с каждой
пульсацией она словно накалялась - все сильней, сильней, пока не рассыпалась
искрами, затопив все окрест мятущимися бликами. Из призрачных глыб льда,
нависших над озером, брызнула радуга.
- Ого-го! - закричал Бааде, подпрыгивая на сиденье. Инженер был
неузнаваем. - Стоило лететь сюда, черт побери!
Психолог согласно кивнул. Бааде быстро и смиренно глянул на Полынова.
- Яша, - сказал он умоляюще, - опасности никакой. Я выйду, пожалуй, а?
- Ты думаешь, мне не хочется?
Они вышли. И попали в круг хоровода разноцветных холодных огней. Они
кружились над ними, как светляки.
- Ей-ей, это так красиво, что я сейчас тоже пущусь в пляс, - пообещал
Бааде.
И не было конца блеску бесшумных молний, парению радуг, миганию
отсветов в озере, всему этому пышному и бестолковому празднику Меркурия.
Впервые планета не выглядела чужой и враждебной, и потому людям не хотелось
думать, что великолепие когда-нибудь кончится.
Но фейерверк постепенно гас. Медленно наползала муть. Плотный чад
гаснущих огней обволакивал все.
- Представление окончено, - сказал Бааде, и эти трафаретные слова уже
не могли показаться кощунством. - Пора и за дело.
- Ты не очень-то копайся, - откликнулся Полынов.
- Тебе что-нибудь не нравится?
- Да. Мгла падает сверху.
- Хм... Не все ли равно, откуда она падает?
- Возможно. Но мне почему-то не нравится.
- Чувства, эмоции, подсознательные комплексы... - пробурчал Бааде. -
Наступит темнота, вот что будет. Так что стой возле машины, чтобы быстренько
включить свет. А я пойду.
Полынов был не совсем прав, утверждая, что мгла падает сверху. Она
надвигалась отовсюду и ниоткуда конкретно. Темнота боролась со светом так,
как иной раз зло борется с добром, - принимая его обличие, его оболочку. Но
внимание Полынова по ассоциации с давними видениями сна было обращено лишь
на зримое движение волн тьмы - глухой накат ночи, суживающий вокруг
пространство.
От наблюдений его отвлек голос Бааде.
- Слушай, здесь мелко, и я, пожалуй, немного залезу, так сказать,
искупаться.
Его шлем маячил в расщелине.
- Генрих, да ты что?!
- Так ведь безопасно! Мелко, я промерил. Чистая вода, так и ждешь, что
выплывет золотая рыбка... Нет, ты пойми: искупаться в меркурианском озере!!!
Каково? Ну, подойди для страховки с тросом, что ли...
Полынов подбежал к краю нависшей над озером плиты. Бааде сидел на
корточках, водя рукавицей по "воде" и глядя на медленно и неохотно
разбегающиеся круги. Рядом валялся пробоотборник, жалобно мигая контрольной
лампочкой. Сквозь густую маслянистую жидкость просвечивали мелкие камешки на
дне. Полынов понял, что противиться желанию Бааде было бы слишком жестоко.
"Мальчишка, - с нежностью подумал психолог. - Взрослый мальчишка... Впрочем,
он, видимо, прав: реальной опасности нет. А искупаться - заманчиво..."
- Подожди, - сказал он, включая на всякий случай прожекторы вездехода.
Он достал трос и кинул конец Бааде. - Обвяжись.
Бааде шагнул в озеро навстречу своему отражению, искаженному всплеском.
- Ух! Да тут еще мельче, чем я думал... Ну да: это же не вода, другой
показатель преломления...
Внушительная глыба металла - так Бааде выглядел в скафандре - медленно
входила в озеро. Присела, шлепнула ладонями, окунулась. Человек купался в
смеси благородных газов, купался там, где никогда не было и не будет солнца.
Инженер громко фыркал от удовольствия. Волночки с тихим шелестом набегали на
берег. Кругом медленно темнело.
Полынов - пока не поздно - застрекотал киноаппаратом. То, что они
проделывали, не лезло ни в какие инструкции. Это было чудовищное нарушение
всех правил и предписаний. Но Полынов по собственному опыту, по опыту многих
экспедиций знал: ничто так не запоминается праздником, ничто так не сближает
человека с природой, ничто так не поднимает настроения, как вот такие
незапланированные, пожалуй, даже запретные развлечения, чья прелесть и
польза именно в том, что их не ждешь, что они приходят как подарок,
возникают как оазис в разграфленной пустыне обязанностей и дел. Бааде знал
это не хуже. Он ворочался в озере, плескался, будто исполняя какой-то танец.
- Пожалуй, хватит, - поколебавшись, сказал, наконец, Полынов.
Инженер послушно вылез, отряхнулся.
- Ну, славно.
Полынова тоже подмывало окунуться. Но он сдержался: дважды испытывать
судьбу не стоит. И все же он почувствовал, что после купания друга планета
переставала быть совсем чужой.
Меж тем противоположный берег помутнел и словно приблизился, повис над
озером. Ночь, однако, все еще медлила. Посоветовавшись, космонавты решили,
что они могут успеть осмотреть окрестности озера. Тем более что этого все
равно требовала программа: нельзя сжиться с местностью, наблюдая ее сквозь
стекло машины. Для этого нужно ходить пешком, обязательно пешком.
Полынов брел - просто брел, разглядывая берег, носком переворачивая
камни. Камни как камни, такие же, как везде: базальт, габбро с
полупрозрачными включениями оливина. Если бы не светящийся и темный -
одновременно! - туман, смущающий своей непохожестью на земные туманы, можно
было бы, пожалуй, вообразить, что наконец-то достигнуто соответствие между
тем, что видится, и тем, что есть на самом деле. Но соответствия все же не
было.
"Пожалуй, все гораздо сложней, чем просто мираж, просто галлюцинация, -
подумал Полынов. - Но будь я проклят, я не могу подобрать названия тому, что
все время, кроме редких исключений, стоит между мною и этой странной
планетой. Не на что опереться: я не могу подобрать этому земного подобия;
все, все ассоциации оказываются неточными или обманчивыми. Что же делать и
надо ли что-нибудь делать вообще?" До него донеслось бормотание Бааде:
- Так, так, плита, отполированная до зеркальности... Похоже на
вулканическое стекло... Нет, что-то другое...
Психолог вскинул голову. Медвежья фигура Бааде выглядела неясным
силуэтом, как на недопроявленном снимке. И она колыхалась, словно от ряби,
готовая вот-вот растаять в волнах загадочной светотьмы. Затем Бааде сделал
шаг. И тотчас психологу захотелось протереть глаза, потому что вслед за этим
шагом Бааде исчез. Совсем, как будто его и не было. Глухой вскрик, звук
удара, передавшийся по почве, сорвали Полынова с места. Он взбежал на плиту,
где только что стоял инженер и откуда он шагнул; лишь инстинкт заставил его
не повторить этого шага. У ног лежала полупрозрачная плита, слабо
поблескивающая, как запотевшее зеркало. Сквозь нее проступало что-то темное.
Бааде нигде не было.
- Генрих, Генрих! - закричал Полынов.
- Здесь я... - донеслось из-под плиты. - Жив, скафандр цел, нога
только...
- Тебя засыпало?
- Как бы не так! Бросай веревку, бросай сквозь плиту, плиты нет.
До Полынова не вмиг дошел смысл сказанного. Как это нет плиты, когда
она есть? И внезапно он понял: то самое противоречие! Обман, обретшая плоть
призрачность, которая постоянно стояла между ними и Меркурием, - вот что
такое эта плита.
Он швырнул вниз веревку, она прошла сквозь несуществующее препятствие,
которое тотчас скрыло от глаз ее конец, упавший в расщелину.
- Давай... - послышался голос из-под земли. Полынов потащил быстро,
ловко, в душе ужасаясь той беспечности, с которой они только что
разгуливали.
Сначала проступали очертания тела Бааде - он как бы выплывал из глубин
"плиты". Наконец он весь очутился на поверхности.
- Нет, нет, ничего, - вновь поторопился он успокоить психолога. - Всего
метров десять, я даже успел перевернуться, как кошка, лапами вниз... Нога
вот только зацепилась за выступ.
- Двинуть ею можешь?
- Могу, но очень больно.
- Так, а так? - Пальцы Полынова быстро забегали, с силой продавливая
толстую оболочку скафандра. - Счастливо отделался: простое растяжение.
Он подставил спину, подхватил Бааде.
- Небитый битого везет...
Полынов шел предельно осторожно, выверяя каждый шаг, пробуя ногой все
мало-мальски подозрительные места, как пробуют хрупкий лед. Может быть,
воображение преувеличивало, но сейчас Полынов ежеминутно ждал какой-нибудь
новой каверзы. Обошлось, однако.
В кабине он подождал, пока компрессор отсосет меркурианский воздух,
впущенный ими, когда они выходили. Вдвоем кое-как стянули скафандры. Полынов
оголил ногу Бааде.
- Сейчас будет немного больно. Ты потерпи уж... - Он с силой рванул
лодыжку. Бааде скрипнул зубами.
- Уф-ф... - отдуваясь и потирая опухшую ногу, проговорил он. - Не
ожидал попасть в руки костоправа. Сейчас, думаю, мой врач вытащит
какой-нибудь хитрый аппарат...
- Простой случай требует простых решений. Даже на Меркурии. Кстати,
кто-то уверял меня, что отличить мираж от немиража пара пустяков.
- Нормальный мираж, нормальный, понимаешь? Тот удаляется, когда к нему
подходит порядочный человек, ясно?
- Мы не на Земле.
- Удивительно... Почему-то данная истина, данная в довольно болезненном
ощущении, известна и мне. Ну и что? Тебе от этого легче?
- Легче. Случись такое на Земле... Сам понимаешь... А здесь все
понятно: есть некое явление, которое почему-то не замечают приборы. Мне
кажется, ключ здесь.
- А твоя теория?
- Отвечу: это явно не мираж и не галлюцинация. Но я не исключаю их из
общего комплекса непонятного. Пока.
Бааде кивнул и поудобней устроил ногу на сиденье.
- Что, больно? - обеспокоенно спросил Полынов.
- Нет. Я зол и отвечаю, как Ньютон: гипотез не строю! Пусть это шуточки
меркурианского дьявола, летающие гробы, сапоги всмятку, но мне нужны точные
факты! Точные, понимаешь? Факты!
- По-моему, ты слишком ждешь их отсюда. - Полынов постучал по стеклу
индикаторной шкалы. - За последние десятилетия мы чересчур привыкли глядеть
на мир через вот эти очки. Консерватизм привычки, понимаешь?
- Чем рассуждать, давай-ка лучше выбираться отсюда. "Туман, - решил
Полынов. - Умственный туман". Он сел поудобней за руль, включил двигатель и
огляделся, чтобы вернее выбрать путь. И тут он увидел, что пути уже не было.
Процесс, начавшийся, пока они бродили по берегу озера, завершился. Снаружи
был светлый мрак. Стена белесого, как молоко, воздуха, более непроницаемая
для взгляда, чем глухая полночь. В ней растворялись лучи фар. И ни одной
звезды в небе! Бааде приподнялся.
- Попробуй пеленг корабля...
Ответом эфира был оглушительный треск.
- Выключи...
Молчание. Молчание обступало вездеход. Такое абсолютное молчание
окружает затонувший корабль.
- Итак, - услышал Полынов собственный шепот. Назло повысил голос: -
Итак, мы просчитались. Почему?
- Мы не учли чего-то...
- Чего же?
- Вероятно, того, что на Меркурии до сих пор не было наших глаз.
Инженера совсем покинула самоуверенность. Он не был растерян, нет. Но
он искал ошибку - беспощадно и строго. Мысленно он просматривал сейчас все с
самого начала - десятки фильмов, снятых АМС, непререкаемую чреду формул и
графиков, расчетов и опытов, создавших модель Меркурия, в точность которой
он верил и которая, оказалось, в чем-то существенном не совпадала с
действительностью. Полынов не торопил его.
Шло время, драгоценное время.
- Может быть, наши меркурианские станции не попадали в такую бурю? -
психолог, наконец, решился задать вопрос.
Бааде помотал головой. "Нет, нет, дураками мы были бы..."
И снова молчание. Только опытные и стойкие люди отваживаются на
молчание, на раздумье, когда все толкает на энергичные действия или хотя бы
на видимость действия.
- Предположение есть, - Бааде повернулся к Полынову так, что затрещало
сиденье. - Все дело, кажется, в том, что искусственное зрение совершенней
природного.
- Объясни.
- Попытаюсь. К нам вся информация о внешнем мире поступает в
сравнительно узком диапазоне электромагнитных волн. Что делает конструктор,
которому поручено создать телеглаз для Меркурия? Он использует все
достижения техники, это естественно. Он закладывает в телеглаз возможность
видения во всем диапазоне волн, ставит автоматическую коррекцию помех и так
далее и тому подобное. А результат? Допустим, видимый спектр забит помехами,
вот как сейчас. Автоматический глаз немедленно переключается на те частоты,
где помех нет. А наш глаз сделать этого не может. Теперь об ошибке. Знаешь,
я должен извиниться перед тобой за вчерашние слова... Потому что ошибка, мне думается, чисто психологическая. Мы знали, что автоматический глаз лучше
природного. Но бессознательно мы уверены в обратном. В том, что лучше нас
ничто видеть мир не может. Это ведь воспитано тысячелетиями, не так ли? И мы
не задумываемся над тем, будет ли наш глаз видеть так же хорошо в тех или
иных условиях, как автоматический. Эта мысль просто не приходила нам в
голову! Пожалуйста, вот результат: на вездеход не ставится автоматический
глаз. Зачем, мол, это сложное и громоздкое устройство, когда в кабине сидит
человек? Человек! Венец природы, само совершенство, понимаешь? Я, ты, мы,
все носители этой гордости, без которой нас не было бы здесь. Да, не было
бы. Но диалектика есть диалектика... Но это только предположение, только
предположение! - спохватился Бааде, ставящий точность превыше всего. - Может
быть, все и не так.
Полынов положил ему руку на плечо.
- Генрих, - сказал он, - ты молодец! - Этого, пожалуй, не следовало
говорить - Бааде не переносил громких слов.
- Давай лучше думать, как нам выбраться, - отрывисто сказал он. - Вот
что: у меня неплохо развито пространственное восприятие. Ехать надо туда.
Давай двигаться на ощупь, как слепые. Рано или поздно выберемся на
освещенную сторону. А там ориентир, которого ничто не закроет, - Солнце.
У Полынова, когда он стронул машину, было ощущение, что она вот-вот
всплывет. И только тяжеловесный скрежет гусениц позволил от него
освободиться. Вездеход расталкивал непрозрачность, медленно продвигаясь
вперед. Возмущенно гудел мотор, чья сила сдерживалась человеком. Можно было
бы идти и быстрей, но Полынов боялся ошибиться. Едва впереди перед самым
носом машины обрисовывался камень или выступ, Полынов всякий раз пробовал
нащупать его границу. Иногда удавалось - об этом извещал слабый боковой
толчок; чаще нет - вездеход кренился, траки гусениц скрежетали, осиливая
препятствие. "Ничего, метод проб и ошибок еще никогда не подводил, - утешал
себя Полынов. - Привыкну".
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг