Сталина в траурной рамке. Знаменитый шнобель Отца Народа упирался аккурат
Аспиду в переносицу.
Один пышный ус свисал к аспидовой брови. Отчеркнутые красным
карандашом, бросились в глаза слова: "...в памяти советских людей".
Сигизмунд зашевелил губами. "В памяти советских людей". Должен же быть
здесь какой-то скрытый смысл? Но какой? Какое вообще это имеет отношение к
пленению Сигизмунда в приемной камере ленинградского терминала?
Дед докурил папиросу, бросил окурок на пол. От окурка разлетелись
искры, тут же обернувшиеся белыми огоньками, какие уже бродили по камере.
Огоньки умножались, окутывая деда светящимся роем, и в конце концов съели
его.
Сигизмунд пал на нары, заложил руки за голову. Стал соображать. Имело
ли явление Аспида какой-то тайный смысл? Или не имело? Еще одна дурацкая
выходка Анахрона? Но зачем?..
Он снова прокрутил в голове все, что заметил в облике деда, и понял:
никакого тайного (да и явного) смысла в случившемся не было. Скорее всего,
и деда в камере не было. Просто Сигизмунд увидел какую-то картинку из
прошлого. А может, грезится ему. Может, он уже сошел с ума. Запросто.
Голода он пока не чувствовал. Сигизмунд перевернулся на живот,
несколько раз с силой ударил кулаками по нарам, а потом натянул куртку на
голову и плакал, пока не заснул.
* * *
На этот раз он выспался. Пробудил его жгучий голод. Сигизмунд пошарил в
кармане куртки. Нашел кусочек собачьего корма "Чаппи". Брал на прогулку,
чтобы вознаграждать кобеля за послушание.
Рассосал. Запил ржавой водой из-под крана.
Возвращаясь к нарам, заметил что-то на полу. Наклонился и поднял окурок.
Это был свежий окурок от "герцоговины".
Сигизмунд повертел бумажную гильзу в пальцах, чувствуя, как в душе
нарастает паника. Из последних сил взял себя в руки и, пытаясь быть
хладнокровным, спалил окурок на огоньке зажигалки. Пепел растоптал по
полу. Вот и все.
Снова улегся.
Уставился в потолок.
Вода текла все громче. Этот звук разъедал мозги. Сигизмунд понял, что
сходит с ума.
Да. Хлипкое создание - человек. Такая способность к выживанию, такой
превосходный инструмент по осознанию и преобразованию действительности, то
есть - разум человеческий... Но посади все это великолепие на нары в
закрытое помещение и пусти там струйку воды - и все, готово дело, летит с
катушек. Горделивый рассудок послушно гаснет, и спустя пару дней налицо
пускающий слюни дебил, не хуже Михайлова-младшего из справки.
Сигизмунд громко выругался, достал из-за пазухи брошюру "Высокий
гражданский долг народного контролера" и принялся зачитывать ее вслух.
- Реальность - бесценное качество нашей демократии. И именно реальному
ее развитию и углублению партия придает огромное значение. В целом речь
идет о том, чтобы во всю ширь развернуть созидательную силу
социалистического самоуправления народа.
В этом и состоит смысл совершенствования политической системы нашего
общества.
Это и есть приближение ее к идеалу социализма.
Вообще, товарищи, равнение на высшие нормы социализма должно у нас
войти в правило. О них никак нельзя забывать при оценках достигнутого. С
ними надо соизмерять и сегодняшнюю практику, и планы на будущее.
Возьмите, например, святой для нас принцип социализма: от каждого - по
способностям, каждому - по труду. Это основа основ той социальной
справедливости, которую именно наш рабочий класс, наш народ впервые в
истории превратил из мечты в живую действительность. Но сознавая все
величие этого завоевания, нельзя забывать о том, что его надо и оберегать,
и развивать. У нас достаточно опыта, который учит, что соблюдение принципа
"по труду" требует особой заботы. Иначе приходится иметь дело с его
нарушениями. С такими, которые немало вредят нашей экономике. И с такими,
которые глубоко возмущают советских людей...
На последние слова Анахрон отозвался странным звуком. Где-то во чреве
чудовищного механизма раздалось что-то вроде восхищенного "Ах!"
- А, проняло? - вскричал Сигизмунд, с новой силой углубляясь в речь,
произнесенную Константином Устиновичем Черненко на Всесоюзном совещании
народных контролеров (издана тиражом 750 тысяч экземпляров - по нынешним
временам усраться можно от такого тиража!)
Места, обозначенные словами "аплодисменты" и "бурные, продолжительные
аплодисменты", Сигизмунд отрабатывал буквально. Долго, яростно бил в
ладоши. Вопил также - в порядке личной инициативы: "Браво! Бис!"
Потом брошюрка кончилась. Сигизмунд перевел дыхание и понял, что ему
стало значительно легче. Даже звук капающей воды теперь не так его
доставал.
* * *
Брошюру "Высокий долг..." Сигизмунд прочитал еще пять раз. В последний
раз он уже пытался инсценировать ее. Расхаживал по камере, держа книжонку
в отставленной руке, и изображал все то, о чем там было написано.
Например, дойдя до слов:
"Речь идет о том, чтобы привести в действие мощные рычаги личной
заинтересованности", Сигизмунд с силой тянул за воображаемые рычаги.
Постепенно в голове у него складывался план спектакля. Основная тема -
человек в плену бесчеловечного механизма. Вокруг Народного Контролера
вертятся и скрежещут шестеренки соцсоревнования, приводятся в действие
огромные рычаги личной заинтересованности и ответственности, вертятся
колеса Госплана, юркают бюрократические извращения, натягиваются
злокозненные нити хищений и приписок... И человек - Народный Контролер,
своего рода Новый Адам, мечущийся среди упорядоченного механического
хаоса...
Занимаясь всей этой ерундой, Сигизмунд в то же время понимал, что
сейчас он НЕ сходит с ума.
Рассудок в полном порядке. Ситуация, как говорится в американских
боевиках, под контролем.
Ну, отчасти под контролем.
Потом эта активная деятельность иссякла, и Сигизмунд впал в апатию. Он
даже есть больше не хотел. Лежал, закрыв глаза и вытянувшись. Ему было
скучно.
* * *
И вот в одиночество Сигизмунда вторгся новый звук.
Сигизмунд мгновенно подобрался. С чмокающим звуком тяжеленная
герметичная дверь разлепилась и начала медленно, мучительно медленно
отворачиваться...
* * *
Ну вот и все.
Пьеса закончена. Акт пятый: гибель Нового Адама. Народного Контролера,
то есть.
"...Скрежещет дверь. Входят слуги Госплана, дабы схватить Народного
Контролера, предать его бюрократическим извращениям и в конце концов
мучительной казни. Ибо не дозволено никому, а Новому Адаму - тем паче
возвращаться в закрытый навеки "Сайгон"! С гордо поднятой головой Новый
Адам бесстрашно..."
Ни на мгновение не переставая генерить абсурдную пьесу, Сигизмунд тем
не менее испытывал самый настоящий животный ужас, ибо не сомневался: сюда
пришли именно для того, чтобы его убить.
В дверном проеме показались две громадные фигуры. Палачи! Губы
Сигизмунда прошептали сами собой:
- My Father!
Into Your hands I commend my Spirit.
Даже не прошептали - пропели любимую мелодию из "Jesus Christ -
Superstar".
Сигизмунд закрыл глаза.
* * *
Его схватили грубые руки. Сигизмунд пассивно сопротивлялся - обвис всем
телом и жалостно выстанывал последние арии из "Jesus Christ'а". Палачи
сильно потянули его за запястья. "Распинание началось", - подумал
Сигизмунд. Сейчас приставят к кресту и незамысловато приколотят его,
С.Б.Моржа, как фанерину.
- Едрен покатух! Сигисмундс, твоя мат! Ти ест как мудак! - донесся
знакомый голос.
Сигизмунд опасливо открыл глаза. Над ним болтались рыжие патлы Вавилы.
Покосился чуть левее и встретился взглядом с Вамбой. "Скурин" был очень
озабочен.
- Что вы там, заснули? Кантуйте его наверх! - крикнула из-за двери
Аська. - Или он там у вас подох?
Сигизмунд неожиданно вернулся в реальность и вырвался из образа
Народного Контролера, он же Новый Адам.
- Щас я тебе промеж глаз засвечу, узнаешь, кто тут подох! - заорал
Сигизмунд. Он почувствовал себя живым. Все-таки не совладал с ним Анахрон.
Не по зубам оказался внучек дедушкиной машинке!
Аська всунулась в камеру. Деловито повела глазами налево-направо.
- Говнюк ты, Морж. Мы тебя ищем, ищем... Уже думали ментам сдаваться.
Нет, сперва - ну что, ну ушел мужик, ты ведь у нас половозрелый. Обидчивый
стал в последнее время, вспыльчивый, нервный какой-то. Брюзжал всю дорогу,
цеплялся ко всем. Слушай, может климакс у тебя? Сейчас у мужиков климакс
рано начинается... В общем, Моржик, скажу прямо: мы по тебе не скучали. -
Аська засмеялась и подсела к Сигизмунду на нары. Вавила с диковатой
нежностью поглядывал на крошечную на фоне вандалов Аську и лыбился
непонятно чему. - Ну, мы аттиле так и сказали:
ушел и ушел, не дите, жрать захочет - вернется. А как ты к вечеру не
пришел, аттила и завелся. "Где Сигисмундс? Где Сигисмундс?" Представляешь?
Всю плешь проел. Вынь да положь ему Сигисмундса. Даже Сегериха своего
забыл. Наутро, едва зенки продрал, опять за свое. Я уж, чтоб его
успокоить, Федору твоему позвонила. Федор доложился, что не ведает, где
тебя носит. Старикан чуть из кожи вон не выпрыгнул. На койке аж
подскакивает, надрывается: "Сигисмундс, мол, Сигисмундс! Искать, искать,
искать!" Лантхильда зареванная ходит. Виктория бледная, утомилась
переводить. А к вечеру аттила вдруг говорит: мол, в Анахроне Морж сидит.
Мы ему: да в каком Анахроне, ты че, мол, старый хрен, умом тронулся? А он
свое: зять мой, мол, ненаглядный, в Анахроне сидит, нутром чую.
Родич он мой теперь, - это аттила так объясняет, - не могу, говорит,
допустить, чтобы род мой ущерб такой претерпел.
- Какой ущерб?
- ошалев от этого потока, спросил Сигизмунд.
- Такой, что зятек в Анахроне подохнет! Трагично, мол, это! И бездарно.
- Слушай, Аська, я тут пока сидел, такую пьесу сочинил, - сказал
Сигизмунд, разглядывая Аську, которую совсем недавно видел в "Сайгоне"
юной.
За тринадцать лет природа стесала с Аськи юношескую округлость, сделала
черты лица и фигуру более угловатыми, острыми, резкими. Отсутствие волос
подчеркивало странную выразительность аськиного лица. Сигизмунд не мог
понять, какая Аська нравится ему больше - образца 1984-го года или
нынешняя.
- Ты что так смотришь, Морж? - вдруг насторожилась Аська.
- Так просто.
Аська вдруг разревелась.
- Ты бы хоть сказал, куда идешь, идиот! Ведь загнулся бы здесь, если бы
не дед! Что бы мы делали, если бы ты... если без тебя...
- А что вы без меня? - спросил Сигизмунд мрачно. - Вы и так без меня! Я
вам давно уже не нужен был!
- Дурак! Дурак!
Вавила, побей его!
Вавила посмотрел на Аську, потом перевел тяжелый взгляд на Сигизмунда.
Как бы оценивал: всерьез просит его разлюбезная поколотить Моржа или
просто так болтает?
Вамба проговорил что-то угрожающим тоном. Надо полагать, за сохранность
родового имущества радеет.
Вавила пожал плечами и засмеялся. Потом перевел взгляд на Аську,
осклабился:
- Ти ест дура!
- Что, так и будем тут сидеть? - осведомился Сигизмунд.
- Это ты здесь сидишь, пузыри пускаешь! - огрызнулась Аська. - За ручку
тебя водить, что ли?
- Слушай, а как вы сюда вошли?
- Ногами.
Вамба-то рядом с тобой стоял, когда ты нас в Анахрон водил. Он охотник,
между прочим, - это Вика говорит. Он все примечает, запоминает, все
приметы, тропы там, веточки сломанные... А Вавила, кстати, - еще более
крутой охотник. Это так, к сведению. Вот они все и приметили, на какие ты
камни жал, да куда по подземке переть... Тем более, что и коридор всего
один. Слушай, Морж, а тут землетрясения, пока ты сидел, были? Мы тут
приходим, глядим - ты и вправду в камере сидишь. И по всему видать, крышу
тебе вовсю сносит. Ходил взад-вперед, декламировал чего-то. А что ты
декламировал-то?
- Потом. Пошли отсюда на хер.
* * *
В "предбаннике"
Вавила, покосившись на Аську, вдруг быстрым шагом подошел к самому краю
колодца. Аська визгнула:
- Ты куда?
Вавила обернулся, посмотрел на Аську, на Вамбу, на Сигизмунда, а потом
с достоинством плюнул в колодец.
У Сигизмунда - по ассоциации с именем "Гэндальф", застрявшему от
посещения "Сайгона", - вдруг появилось предчувствие, что из бездны сейчас
попрут озверелые Балроги.
Однако ничего не произошло. Аська приосанилась, горделиво глянула на
Сигизмунда: вот, мол, каков Вавилыч. А потом восхищенно воззрилась на
вандальского раздолбая.
Вавила отошел от колодца и первым двинулся из "предбанника" в коридор.
Шел высоко подняв голову и спиной источая спесь.
* * *
Первым Сигизмунда приветствовал ополоумевший от счастья кобель. Из
"светелки"
выскочила Лантхильда. Звучно потянула носом, всхлипнула и чинно обняла
Сигизмунда. Отодвинулась. Встала, таращась и сложив руки на животе.
Из кухни выглянула Вика, что-то быстро проговорила. Исчезла.
Сигизмунд подхватил Лантхильду за бока, попытался поднять в воздух, но
не смог. Оба засмеялись. Сигизмунд вдруг почувствовал, что он наконец-то
дома.
Отбиваясь от восторженных наскоков пса, Сигизмунд кое-как разделся.
Вошел на кухню.
И ощущение домашнего уюта мгновенно рухнуло. На кухне сидел,
расположившись как у себя в хузе, незнакомый и совершенно чужой человек.
Высокий костистый старик в спортивных штанах и фланелевой рубахе навыпуск,
с жуткими шрамами на лице и двумя сверлильными установками вместо глаз.
Длинные седые пряди, ниспадавшие на плечи, были прихвачены бисерным
хайратником.
Удивительно, но хайратник папашу Валамира непостижимым образом
благообразил. Смягчал свирепый облик старого вандала. Аттила ни в коем
случае не выглядел ряженым. Будто всю жизнь носил на длинных изжелта-седых
вандальских хаздьос бисерные хайратнички.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг