девке не годились.
Довольная произведенным эффектом, уселась, чинно сложила руки.
Сигизмунд встал, подошел к ней сзади и, положив руки ей на плечи,
значительно произнес:
- Новый Год. Лантхильд, Новый Год.
Она заерзала, посмотрела на него снизу вверх. Вопросительно посмотрела.
Не понимает?
Он показал на елку.
- Новый Год.
- Йоль?
- Ну пусть будет йоль, если тебе так легче. Йооль...
Он на мгновение встретился глазами с портретом деда. Дед будто
кривовато улыбался. Это он с таким лицом на удостоверение
фотографировался. Большой приколист был, небось.
Лантхильда тоже посмотрела на деда. А потом на Сигизмунда. Он выпустил
ее плечи и сел за стол.
- Сейчас новый аттракцион будет.
Гляди!
Девка доверчиво уставилась на бутыль шампанского. Сигизмунд
процитировал то, что обыкновенно торжественно возглашалось в подобных
случаях отцом:
- "Стал открывать с опаскою советское шампанское"...
Сигизмунд забыл, какой поэт написал эти чеканные строки. Помнил только,
что из шестидесятников. Из того бессильного поколения пустоцветов в
клетчатых рубашках, что всю жизнь просидело на кухне, бряцая на гитарке.
Пробка оглушительно полетела в потолок, потревожив монументальную
люстру. Могучая белопенная струя щедро облила стол и едоков. Лантхильда
визгнула и засмеялась. Кобель, поджав хвост,
убрался подальше.
Оставшееся Сигизмунд разлил по бокалам. В телевизоре уже маячил
Президент. А это означало, что через десять минут по высочайшей отмашке
вся страна торжественно въедет в новый, 1997-й, год.
- Будь здорова, Лантхильд! - сказал Сигизмунд громко, поднимая бокал.
- Хайлс! - бойко отозвалась девка, проблеснув тремя свастиками на
луннице.
Сигизмунд невольно покосился на портрет деда-орденоносца.
- Хайлс! - ответил Сигизмунд девке. И ничего, не подавился.
- Нуу, - потянула Лантхильда. - Таак... Наадо...
- Драастис, - подхватил Сигизмунд.
Они выпили шампанского. Из телевизора вместо торжественного, органного
Гимна Советского Союза, зазвучало что-то невразумительное. Из оперы "Жизнь
за царя". Про то, как русский мужик поляков заблудил. Сигизмунду как
потомку каноника Стрыйковского это не могло быть по душе.
Шампанское Лантхильду изумило. Она глотала, с каждым глотком все шире
вытаращивая глаза. Допив, громко рыгнула.
Сигизмунд засмеялся, сказал: "знай наших" и рыгнул тоже. Ананасы в
шампанском, Игорь Северянин, серебряный век, блин.
Кобель выбрался из убежища, решив, что опасность миновала, и положил
морду Лантхильде на колени. Она сунула ему кусок мяса.
Кобель жадно заглатывал добычу под столом, чихая от чеснока. Строгая
девка сделала ему внушение. К благочинию призывала, не иначе.
Сигизмунд разлил по фужерам остатки шампанского. Лантхильда что-то
радостное проговорила, крикнула троекратно "ункар хайлс" и постучала
фужером об стол, расплескивая пену.
Допили шампанское. Развеселились.
Поглощали мясо с чесноком, заедая ананасами. Много и беспричинно
смеялись.
Лантхильду смешило киви. На Сигизмунда показывала, говорила что-то и,
краснея, прыскала. Сигизмунд, в принципе, понимал, о чем ведет речи
подпившая мави.
Когда шампанское стало выветриваться, Сигизмунд понял: пора разорять
заначку. Полез далеко-далеко, а именно - в "аптечку". "Аптечка" была еще
дореволюционная, темного дерева, висела на стене в гостиной. Очертаниями
напоминала маленький орган. Украшалась завитушками и картинкой на ткани:
джентльмен в сером и дама наблюдают за девочками, играющими с бело-рыжей
собачкой. Очень умилительно.
Там-то и сберегал Сигизмунд бутылку настоящего "Реми Мартена".
Несколько лет уже сберегал. Хотел как-нибудь на Новый Год распить. Чтоб
уютно было, чтоб дом, свечи, елка. Да только все не случалось такого
Нового Года.
А вот сейчас вдруг почувствовал - пора. Лучше уже и быть не может,
шестое чувство подсказало. Водрузил на стол длинношеего пузана из темного
стекла, приставил к нему две крошечные золотые рюмочки. Лантхильда
безудержно расхохоталась.
Объяснять принялась про махта-харью и литильс рюмочки. Сигизмунд
вспомнил про молотобойца и "пимм!" и тоже захохотал. Однако на рюмочках
настоял. "Реми Мартен" требовал этикета.
Стоял, черный и чопорный, и требовал.
Потому Сигизмунд знаками призвал девку к молчанию. Мол, будем сейчас
ритуальничать. А в голове Лантхильды все вращался маховик: раскрутившись,
не мог остановиться, воспроизводя одну и ту же шутку.
Сигизмунд разлил коньяк и поставил перед Лантхильдой рюмочку со словом:
"Пимм!" После этого еще минут десять девка переставляла рюмочку и
пиммкала. Сигизмунд ей вторил. В конце концов, оба стали напоминать
парочку спятивших игроков в шашки.
Потом выпили. Коньяк был настоящий. Душистый огонь. Лантхильда
изумилась, стала ртом воздух хватать - не ожидала, болезная. Сигизмунд
налил ей пепси. Потом спросил:
- Слушай, Лантхильд, а хво ист махта-харья?
Девка напустила на себя важный вид. Приосанилась. Надула щеки.
Сигизмунд ткнул в ее надутые щеки пальцами, будто пузырь проткнул.
- Пуф! - выдохнула девка.
- Это я, стало быть, такой? - Сигизмунд надул щеки.
Лантхильда убежала, слегка загребая в стороны. Было слышно, как она с
грохотом опрокинула что-то в "светелке". Появилась, зацепив плечом дверной
косяк, с карандашом и бумагой.
Плюхнулась рядом с Сигизмундом.
- Махта-харья ист... - Карандаш бойко забегал по бумаге. Сигизмунд
наблюдал с восхищением. Во насобачилась!
На листке появилось изображение перекачанного "быка". Рожа зверская.
Зубы оскалены. Волосы торчат во все стороны. Шея толстая. Борода веником.
Интеллекта нет. И не предвидится.
- Махта-харья! - с гордостью произнесла девка.
- Так вот кем ты меня считала! - сказал Сигизмунд. И вдруг, испустив
леденящий душу крик, сделал зверскую рожу и полез душить Лантхильду.
Та увернулась, оттолкнула его.
Поскольку Сигизмунд неловко сидел на стуле, то едва не упал -
Лантхильда успела подхватить его в последний момент.
- Хири, - сказала она. И на другом листке нарисовала второго "быка".
Второй "бык" мало чем отличался от первого, разве что в плечах пошире, в
тазу поуже.
- Махта-вэр, - сказала девка. И начала перечислять: - Вавила, брозар...
Ариульф...
- Ик, - подсказал Сигизмунд.
- Нии, - сказала девка. - Зу харья ист. Зу махта-харья. Зу унзара
альякундс ист.
- Ну вот, обозвали, - сказал Сигизмунд и налил себе еще "Реми Мартена".
Лантхильда тоже придвинула к нему свою рюмочку.
- Пли-из, - сказал Сигизмунд. И выдал: - За баб-с гусары пьют стоя!
И встал.
- За бабс, - лихо вскричала Лантхильда. И тоже вскочила.
Они выпили. Второй раз коньяк пошел в девку легче.
- Ты заедай, заедай, - советовал Сигизмунд. - Итан.
- Итья, - поправила Лантхильда.
- Да фиг с ним, пусть итья, главное - кушай.
Девка налегла на ананас.
- Как Вавила, так вэр, а как я - так харя какая-то, - посетовал
Сигизмунд.
Лантхильда ела и кивала.
Откушав, вытерлась рукавом. Снова рюмочку пальцем пошевелила.
- Погоди, - сказал Сигизмунд.
Лантхильда не вняла. Пошевелила рюмку настойчивее. Сигизмунд,
посмеиваясь, налил ей еще. Вишь, разохотилась.
Она показала, чтобы он и себе налил.
Дальше Лантхильда благочиние нарушила. Видать, ого насмотрелась. С
рюмкой в руках встала из-за стола.
Прошлась по гостиной. Явно подражала кому-то, потому что манеры у нее
вдруг стали американские. Еще не хватало, чтобы ноги на стол класть начала.
Подошла к портрету деда.
Подбоченилась. Поигрывая рюмкой, начала разглядывать. Потом вдруг
почесалась.
Сигизмунд потешался, глядя на нее.
- Атта аттинс, - задумчиво молвила девка. Капнула коньяком на пианино
под дедовым портретом.
- Ну, ты полировку-то портишь, - встрепенулся Сигизмунд.
Девка повернулась к нему и строго указала на портрет.
- Надо.
- Что надо-то?
- Надо. Атта аттинс.
Так. Теперь в доме вводится культ поклонения предкам. Так сказать,
перманентная родительская суббота. Еще не хватало перед портретом
девкиного аттилы поклоны бить. Или плясать. С копьем и в юбке из листьев.
- Слышь, Лантхильд. Ты ведь не заставишь меня... - Сигизмунд собрался с
мыслями. - Твоему батьке поклоны бить... а?
Девка посмотрела на Сигизмунда, по-птичьи дернув головой. И направилась
к нему, целеустремленно, как робот-трансформер. Устремила на него палец.
- У нааст ут проблеем, - высказалась она, в точности копируя монотонную
интонацию синхронного перевода.
Боже! Откуда она этого набралась?
Нет чтобы что-нибудь приличное выучить. Полезное. Жизненное.
- Да нет у нас проблем, - сказал Сигизмунд. - Сядь, Лантхильд. И
насладись беспроблемьем. Расскажи мне что-нибудь интересное.
Усадить Лантхильду было трудно - разошлась, разгулялась. Расхаживала
взад-вперед с рюмочкой, то и дело прикладываясь, и разглагольствовала.
Употреблялись уже знакомые слова "гайтс", "двало Наталья", "милокс",
"годиск-квино", "тиви", "квино" как таковая.
Значительно больше было незнакомых слов. В принципе, Сигизмунд
догадывался, что девка осуждает его образ жизни. Выпила и решила
поговорить начистоту.
Помаргивала разноцветными огнями елка. Торжественно мерцала матовая
бутылка с золотой этикеткой. Золотом Нибелунгов глядела стопочка с каплей
коньяка на дне.
Лантхильда с распущенными волосами, разрумянившаяся, стояла спиной к
Сигизмунду, глядя на дедову фотографию. И говорила, говорила...
За окном трещало и взрывалось - там баловались пиротехникой. Откушали,
послушали разные глупости по ого, "Песни о главном-2" - и выбежали
утрамбовать в желудке трапезу.
Сигизмунду было странно. Вот сидит он под новогодней елкой, употребляет
"Реми Мартен", который берег для доброго вечера с хорошим другом. Сидит
наедине с человеком, которого избрал для распития заветной бутылки.
Сигизмунду хотелось бы все это высказать, объяснить. И о елке, и о
коньяке, и о добром, единственном вечере.
Но начнет он говорить - и будет Лантхильде его речь казаться чужой и
непонятной. Только и поймет, что о чем-то важном ей говорят. А о чем...
- Лантхильд! - прервал девку Сигизмунд.
Она обернулась. По правой щеке гуляют разноцветные огни.
- Еще?
Она поняла. Кивнула. Сигизмунд наполнил рюмочки.
- Драастис, - сказала Лантхильда, видимо, желая сказать "мерси".
- Нии "драастис", - поправил Сигизмунд. - Мерсии.
Это она усвоила мгновенно.
- Мерсии.
Сигизмунд поднял рюмочку.
- Хайлс! - легко произнес он.
- За бабс! - отозвалась Лантхильда, решив сделать ему приятное.
Они одновременно засмеялись.
Выпили.
- Пойдем гулять, - предложил Сигизмунд. Девка и кобель знали это слово
одинаково. Обожравшийся пес, бессильно простертый кверху раздутым брюхом,
мгновенно вскинулся.
Сигизмунд встал и пошел из комнаты. Хундс побежал впереди. На пороге
Сигизмунд запнулся об хундса и утерял тапок. Пес тут же ухватил потерю и
унес.
- Другие собаки приносят хозяевам обувь, - укоризненно сказал Сигизмунд.
Лантхильда продолжала сидеть, вопросительно глядя на Сигизмунда.
- Ну, идем, - повторил он. - Вставай. Пошли проветримся.
Девка встала, и тут ее повело. Да.
Девке-то точно надо бы проветриться.
Сигизмунд усадил ее в коридоре на тумбу для обуви. Лантхильда глядела в
пространство остекленевшими глазами и загадочно улыбалась. Сигизмунд
натянул ей на ноги сапожки. Надел на нее шубку.
Застегнул пуговки. Нахлобучил на лавину длинных белых волос вязаную
шапочку.
Лантхильда очнулась от транса и вновь повела тягучие разговоры.
Вышли на улицу. Почти тут же налетели на подвыпившую компанию с
бенгальскими огнями. Стали кричать друг другу "С Новым Годом!" Кобель
помчался облаивать компанию. Естественно, нашелся кто-то, кто начал
дразнить собаку. Пес пришел в восторг. Охотно ввязался в перебранку.
Дразнивший, похоже, тоже. Но тут кто-то еще запустил петарду.
Поджав хвост, кобель под громкий хохот спасся.
Звук взрыва пробудил Лантхильду.
Визгнула. Потеряла равновесие, с размаху села в снег.
В компании засмеялись. Обступили.
Протянули Сигизмунду бутылку. Тот глотнул. Вернул. Бутылка пошла по
рукам и исчезла.
Парень без шапки отделился от компании, помог Сигизмунду поднять
Лантхильду.
- Тяжеленькая, - уважительно произнес парень, водружая девку на скамью.
- На, держи. Бабахни во здравие.
Похоже, твою подружку это возбуждает.
И вручил Сигизмунду еще одну петарду.
- Мерсии, - неожиданно очнулась девка.
Парень хохотнул, и компания, галдя, удалилась.
Другая компания, в отдалении, пыталась с помощью худосочных петард
подорвать фонарный столб.
Лантхильда сделала попытку встать.
- Пойдем, - сказал Сигизмунд. - Заодно и возбудимся.
Достал зажигалку, запустил подаренную петарду. Из трубки со свистом
один за другим вылетели несколько огней. Почти сразу бессильно погасли.
Лантхильда окончательно очухалась.
Вцепилась в руку Сигизмунда. С другого бока на Сигизмунда карабкался
перепуганный кобель. На ручки просился.
Пинком отогнав пса, Сигизмунд приобнял девку.
Лантхильда чудила. То принималась петь свои диковатые протяжные песни.
То втолковывала Сигизмунду насчет козы. То делала попытки упасть...
Бродя кругами, Сигизмунд приблизился к компании "подрывников". Те с
маниакальным упорством пьяных продолжали взрывать фонарь. В основном
старались двое - оба "не первой свежести", как выразилась бы Аська. Один
был устрашающе патлат и длинен. Возле него вилась, притоптывая,
миниатюрная дамочка в шубке. Дамочке было скучно. Время от времени она
повторяла:
- Ну, идем, что ли?
- Уйди, коза... Не мешай, клоп...
- отрыкивался патлатый.
Второй упорно чиркал сыроватыми спичками, близоруко склоняясь над
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг