вернулся к ее матери...
- Сводная, что ли? - попытался понять Сигизмунд.
- Она ничего, - продолжала Аська, не расслышав вопроса, - только жуткий
синий чулок. Я ее несколько лет не видела... У тебя раскладушки нет? Не
могу же я ее в свою постель брать.
Во-первых, я лесбиянка, я к ней сразу приставать начну, а это будет
инцест, а во-вторых, со мной мужики в этой постели трахаются, она мешать
будет...
- Поищу, - сказал Сигизмунд. - Она когда приезжает?
- После Нового Года.
- Приходи ко мне на Рождество, если на Новый Год не можешь. Только
первого января не приходи. И второго. У нас третьего прогон.
Сигизмунд еще раз чмокнул Аську, пожелал ей мерри кристмас и хэппи нью
йеар и отбыл.
* * *
Купил елку. Несколько лет не покупал, а тут вдруг взял да купил.
Торговали елками у "Горьковской" на маленьком пятачке. Утоптанный снег,
засыпанный иголками, двое мрачноватых, подмерзших мужичков, убогий юмор
картонной вывески "Елки африканские, 25 тыс.
любая". Мужички подтанцовывали под вывеской, прихлопывали рукавицами.
Торговля шла вяло. "Африканки" были откровенно лысоваты.
Сигизмунд выбрал две - Ярополку пониже и попушистей, себе -
подолговязей. Тут же в ларьке приобрел набор пластмассовых машинок. С
выбором долго не мудрил: поймал безнадежно отиравшегося у ларька
школьника, спросил, какой набор тот бы себе выбрал, будь он пятилетним
пацаном. Школьник безошибочно указал на пожарный. Там были машинки с
цистернами, со шлангами и лестницами. Цвет, естественно, красный.
Поблагодарив за консультацию, Сигизмунд купил школьнику машинку за две
тысячи, а Ярополку приобрел пожарный набор.
Со всем этим добром явился к Наталье. Из квартиры неслись визгливые
мультипликационные возгласы на английской мове внахлест с русской.
Сигизмунд даже заходить не стал. Вручил елку, давно заготовленный для
Натальи парфюмерный набор в красивой упаковке с бантом и дар "юному
пожарнику".
Бегло поблагодарив, Наталья сказала:
- Ярополк к тебе в гости просится.
Заберешь его первого или второго, хорошо? Я уже обещала.
- Второго, - холодея, сказал Сигизмунд. - Первого я у своих.
- Ну, с наступающим, - сказала Наталья. Холодновато чмокнула его. -
Спасибо.
От Натальи Сигизмунд зашел в ближайший обменник. Сменял последние сто
баксов - обломки несостоявшегося радиотелефона.
Лантхильде надо бы что-то подарить. Лантхильда - не Вавила, тут водкой
не отделаешься. Рассеянно обвел взглядом магазин игрушек с почти пустыми
полками - перед Новым Годом все выбрали своим чадам. И наткнулся на куклу
Барби. Никогда на эту пошлятину не смотрел, а тут... Стояла в прозрачной
коробке, наряженная в золотое платье и туфельки на высоком каблуке,
золотоволосая, надменная, с длинным носом и пустенькими светлыми
глазками...
Усмехаясь и дивясь сам себе, попросил показать поближе. Ну что еще
дарить девочке, как не Барби!..
Вспомнился лантхильдин девический профиль, нежное очертание щеки.
Девочка.
Мави. Мави выбирает Барби. Йаа...
Продавщица, недовольная тем, что он слишком долго вертит куклу в руках,
осведомилась:
- Так вы берете?
- Йаа, - сказал Сигизмунд.
- Семьдесят шесть тысяч, - подобревшим голосом четко произнесла
продавщица.
- Запакуйте.
- У нас нет...
- Ну мешок какой-нибудь дайте фирменный. Мне подарить надо...
- Нет ничего. Вон, в канцелярском отделе купите бумагу.
Сигизмунд пробил подарочную бумагу, семьдесят шесть тысяч за Барби и,
под завистливые взоры какого-то ребенка в шапке с помпоном, вступил в
обладание куклой.
* * *
Наименование "елка африканская"
натолкнуло Сигизмунда на мысль затарить к шампанскому киви, ананасов и
бананов.
Ну и мандаринов, конечно, без них Новый Год не в Новый Год.
Странно в этой стране течет время:
несколько десятков лет будто стояло на месте, а теперь вот побежало.
Еще десять лет назад и плода-то под названием "киви" никто не ведал, а
сейчас в любое время года. И ананас не в диковину. И за бананами очереди
нет. И уже никого это не удивляет.
Кроме, может быть, девки. Да и то по дремучести.
Когда он приехал домой, Лантхильда все еще сидела взаперти. На всякий
случай Сигизмунд громко крикнул:
- Лантхильд! Я приехал!
Она пошевелилась за дверью, но ничего не ответила.
Ладно. Тогда елку будем ставить без нее.
Кобель елкой заинтересовался.
Обнюхал, уколол нос. Залег поблизости, положив морду на лапы, стал
следить.
Сигизмунд поставил елку у окна в гостиной - где обычно. Полез на
антресоли за игрушками.
Коробка с игрушками была большая, еще дореволюционная, многоярусная. На
крышке карамельно-благостный Санта-клаус одарял из огромного мешка
розовощеких, упитанных немецких ребятишек в коротких штанишках.
Постепенно старинные игрушки разбивались, замещаясь более новыми.
Теперь в этой коробке хранилась, можно сказать, история страны за
последнее столетие. Кроме антиквариата, были здесь шары и звезды могучего
стекла сталинской закалки. Игрушки тридцатых годов, сделанные из бересты и
папье-маше: олешки, медвешки и прочие головешки, а также пионерка Катя в
пилотке со звездой и с мячом под мышкой. Сберегались усыпанные блестками
гэдээровские шарики семидесятых годов. Хранилось и несколько жидких
ублюдков, произведенных в нищие перестроечные годы. Сигизмунд с умилением
вновь увидел пластмассовые снежинки - спутники его детских лет.
Водружая на макушку красную звезду, Сигизмунд усмехался: хитрый
тоталитаризм заменил Вифлеемскую звезду Кремлевской. Звезда была
послевоенных годов, толстая, очень советская. Она идеально гармонировала с
Гимном Советского Союза. И, главное, была небьющаяся.
То есть, при желании ее, конечно, можно было разбить...
Была роскошная пика - сперва из старого набора, "родная", потом
гэдээровская, с колокольчиками, но обе бесславно разбились. Чего не
скажешь о звезде. Ура, товарищи.
Сигизмунд украшал елку и думал о том, какое это печальное занятие.
По-настоящему он в последний раз радовался Новому Году в одиннадцать лет.
И больше эта светлая радость его не посещала. По инерции еще несколько лет
ждал Нового Года. Из-за подарков, наверное. А потом и вовсе перестал
ставить елку. Одно время надеялся, что Ярополк поможет вновь вернуться в
эту праздничную безмятежность. Но Ярополк был слишком мал, когда они с
Натальей разошлись.
Так что после развода Сигизмунд впервые наряжал елку. Брал в руки шарик
за шариком, и его захлестывало воспоминаниями. Вспомнилось вдруг, что у
матери было красное кремпленовое платье с длинной молнией на спине - она
всегда выгоняла Сигизмунда из комнаты и просила отца помочь застегнуть эту
молнию. И другие воспоминания, такие же мелкие и болезненные.
Открылась дверь. Сигизмунд замер со стеклянными бусами в руках.
Поскрипев паркетом, Лантхильда сказала басом:
- Сигисмундс...
Долго молчала, бедная, охрипла, должно быть.
- Йаа-а, - с удовольствием отозвался Сигизмунд. - Привет, заключенная.
Она не ответила. Сигизмунд обернулся. Лантхильда смотрела на елку,
широко раскрыв глаза. Будто не верила увиденному.
- Что, нравится?
- Терва, - начала она объяснять.
- Это, Лантхильд, елка. Йоолкис, - перевел Сигизмунд для лучшего
понимания. - Елочка-елочка, зеленая иголочка. О танненбаум, о танненбаум...
- Нии, терва, - упрямо повторила Лантхильда.
- Ты меня слушай! - рассердился Сигизмунд. - Праздник такой есть.
Ноовый Гоодс.
- Годс, - обрадовалась Лантхильда.
Закивала. - Терва йолис годс ист.
- Вот и я о том, - легко согласился Сигизмунд.
Она еще немного понаблюдала, как Сигизмунд наряжает елку, а потом
сбегала в свою комнату и вернулась с гирляндой, которую он ей подарил.
Протянула. Сигизмунд опутал елку гирляндой, воткнул в розетку. Гирлянда
заморгала, игрушки заблестели, пионерка Катя разрумянилась.
- Так. Работает.
Выключил.
Лантхильда держалась как ни в чем не бывало. Будто и не просидела
несколько дней взаперти по собственной дурости.
Для чего только ого смотрит? Там ясно сказано: "LIBRESSE" куда надо - и
плясать, плясать!..
Сигизмунд решил отрешиться от девкиных странностей. Каждый по-своему с
ума сходит. Был бы человек хороший. Он чувствовал, что правильно поступил,
оставшись дома с Лантхильдой. Она была именно тем человеком, который
поможет ему вернуть Новый Год. В полном смысле этого некогда светлого и
доброго праздника.
Для Аськи хорошо попраздновать - это ужраться и учинить ряд
последовательных безобразий, с последующим воспоминанием о том, кто какие
подвиги совершал. Родители будут уныло смотреть телевизор, есть салаты и
рано лягут спать. О Наталье с тещей лучше не думать - теща после второй
стопочки любит пилить зятя...
Обернулся к Лантхильде.
- Итан хочешь, Лантхильд?
Девка не чинилась. Энергично закивала.
Сигизмунд убрал коробку на пианино, чтобы кобель не разорил.
Отправились итан. И фретан, конечно, тоже - неподвижно лежавший хундс ожил
и побежал впереди людей.
* * *
Весь вечер тридцатого декабря Лантхильда была задумчива. На удивление.
То и дело замирала с приоткрытым ртом и застывшими глазами. Время от
времени Сигизмунд ловил на себе ее испытующие взгляды. Какая мысль
ворочалась, медленно рождаясь в ее голове, понять было трудно.
Увязалась с ним на вечернюю прогулку. Сигизмунд не возражал, напротив -
пусть проветрится. А то уж зеленая стала.
После прогулки про "йоль"
выспрашивала.
- Ель? Елка то есть. Дерево такое, - объяснял Сигизмунд, как умел.
- Нии. Йоль. Долдс. Винтрос.
Сигизмунд развел руками, показывая, что не понимает. Лантхильда
вздохнула и снова погрузилась в свою задумчивость.
Ближе к ночи заявилась в гостиную с носовым платком в руке. Подсела к
Сигизмунду на спальник (он лежал и бездумно пялился в ого). Показала на
носовой платок.
Сигизмунд сел, взял платок, показал, как нос вытирать надлежит.
Лантхильда, сердясь, отобрала у него платок. Показала, что за уголочек
надо взять.
Забавляясь, Сигизмунд послушался.
Лантхильда взяла платок за другой уголочек и дернула. Вырвала платок.
- Ты чего?
Она заговорила, нетерпеливо что-то втолковывая. Снова всунула ему
уголок платка. Показала, чтоб крепче держал.
На этот раз платок разорвался пополам. Лантхильда его заранее надрезала.
- Ну, и что теперь с этим делать?
Лантхильда встала со спальника, подобралась к елке и привязала свой
обрывок на ветку. Настойчиво стала звать Сигизмунда. Мол, делай то же
самое.
Ему было лень вставать. Но девка проявила тут недюжинное упорство.
Телевизор выключила.
- Ну, коли так... А для чего тебе это надо? - Напрягся, вспомнил: -
Духве?..
- Надо, - решительно сказала Лантхильда.
Пока он шел к елке, пока привязывал, она жадно следила за ним.
- Ну, теперь ты довольна? - прицепив тряпицу к елке, осведомился
Сигизмунд.
Лантхильда дала понять, что да, очень довольна. Снова включила
телевизор. Похлопала по спальнику, чтобы он садился и смотрел дальше. А
сама ушла в "светелку".
Нет, точно что-то с Лантхильдой не в порядке. Только думать об этом не
хотелось. Человек-то она хороший. И завтра они вместе встретят Новый Год.
Сигизмунду почему-то казалось, что это правильно.
* * *
В шестнадцать ноль-ноль тридцать первого декабря Сигизмунд отключил в
квартире телефон. Чтоб не звонили, не напрашивались в гости и не зазывали.
Сегодня Сигизмунду хотелось жить на острове.
Лантхильда с утра была весела.
Вчера, может, встала не с той ноги, кто ее разберет.
Вдвоем крошили на кухне салат.
Картошки Лантхильда прежде не знала, но с легкой руки Сигизмунда
пристрастилась очень быстро, в краткие сроки повторив исторический путь
русского кулинарного искусства. Мясо Лантхильда тушила сама, не доверяя
Сигизмунду. Она вкусно готовила говядину с чесноком, в этом ей не откажешь.
А больше ничего и не предусматривалось. Гостей-то они не ждали.
Телевизор, включенный, к девкиному восторгу, погромче, изрыгал
благоглупости, достигая в этом феноменальных высот.
Это, равно как и запах мандарин, создавало в доме новогоднюю атмосферу.
И даже фильм "Карнавальная ночь", вроде бы, собирались показывать. Был
такой унылый период, когда ничего советского принципиально не показывали,
а гоняли американскую муть и мрачный, никому не понятный авангард. Теперь
это позади.
Покончив с салатом, Сигизмунд сидел на кухне, курил. Уходить не
хотелось. Смотрел, как Лантхильда выкладывает на блюдо дымящуюся говядину
и шпигует ее чесноком. Как будто полжизни вместе живем.
Почувствовав на себе его взгляд, Лантхильда обернулась. Посмотрела
вопросительно. Он кивнул, она улыбнулась в ответ и вернулась к своей
работе.
Вот так. Будто полжизни вместе. А ведь еще несколько недель назад
собирался надавать ей по ушам и сдать сержанту Кунику.
Потом перетащили в гостиную из кухни стол. Накрыли скатертью -
облагообразили. Пока возились, Сигизмунд вдруг заметил, что под иконой
стоит плошка с кашей. Овсянку девка залила кипятком и водрузила - чтоб
годиск-квино, значит, кушала. Господи, что за дикость!
Поставили салаты, мясо, фрукты, шампанское. Ананасы, чтоб Лантхильду
дивить. Ананасы в шампанском - во разложенцы-то.
Лантхильда явно понимала, что участвует в празднике. Может, не
врубалась, в каком именно, но это не мешало ей радоваться.
Накрыв на стол, ушла в ванную.
Плескалась долго, расточая ароматы шампуней. Потом долго сушилась.
Когда, уже в одиннадцать вечера, Сигизмунд, изведясь от безделья, позвал
ее праздновать, важно вышла из "светелки" принаряженная, с лунницей и
распущенными волосами.
Волосы у нее были густые. И от хорошего шампуня блестели. По большому
счету, все эти холеные дуры, что трясут патлами в рекламе, и в подметки
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг