И на ее волосы показал.
Она покачала пальцем и проговорила:
- Хаздс... хаздс!
Взяла пальцами прядь длинных волос и повторила в третий раз:
- Хаздс!
Будто поправить его хотела.
- Хаздс! - старательно повторил лох-сигизмунд, подражая девкиному
гортанному выговору, и тоже подергал себя за волосы.
Но девка снова покачала головой.
- Нии! - Тронула его за волосы. - Скофта!
И взаимопонимание, вспыхнувшее на миг, рассыпалось. Мир девкиных
представлений показался Сигизмунду чрезмерно дремучим. Как это - одно
слово для ее волос, другое - для его волос? Как у чукчей, что ли, где
пятнадцать наименований снега?
Откуда ж такая взялась? Что за микронародность такая, чтобы волосья
по-разному назывались?
А девка, видать, задалась целью загнать Сигизмунда в логический тупик.
На пса кивнула и добавила:
- Тагль!
Стало быть, для песьего волоса - третье слово. А для оленьего, поди,
четвертое... Ну тебя, девка, на фиг с твоим таежным наречием.
- Пошли-ка лучше водку пить, - сказал Сигизмунд хмуро.
* * *
Водка "Смоленская роща" оказалась ужасной гадостью. Сигизмунд понял это
после первой же стопки.
Девка сидела напротив него и мелко грызла торжественно преподнесенное
ей большое голландское яблоко. Кобель лежал мордой на девкиных коленях и
стонал. Клянчил.
- Водяры хочешь? - спросил Сигизмунд. И достал вторую стопку. Налил.
Подвинул к девке. - На, траванись.
Девка отложила яблоко. Осторожно взяла стопку. Понюхала. Передернулась.
И стопку отодвинула.
- Ну и не надо, - решил Сигизмунд.
И то правда, зачем дитя природы "Смоленской рощей" травить. Помрет еще.
И открыл для нее "Разина".
К "Разину" девка отнеслась с одобрением. Смотри ты, таежная, из ямы, а
в пиве понимает!
Они чокнулись. Сигизмунд проглотил вторую "Рощи". Девка глядела на него
с ужасом. Видать, оценила, какую дрянь пить приходится.
Сигизмунд закурил и почти мгновенно окривел.
Никогда не поеду в Смоленск. Это решение пришло сразу и утвердилось
навеки.
Девка пила пиво и ела рульку с хлебом. Сигизмунд посылал проклятие
сраной табуретовке при каждой новой стопке.
Ел рульку. Клевал маслины.
Чтоб девку табачным дымом не травить, вытяжку включил.
Но как только вытяжка заревела, девка наладилась бежать. Пришлось
выключить.
Кобель под шумок схитил недоеденный бутерброд. Сигизмунд, не заметив,
сделал себе новый.
- Ты пойми, - втолковывал он девке, наклоняясь к ней через стол и
убедительно хватая ее за руку, - вот раньше все говенно было, но как-то
по-нашему, по-свойски говенно. И ты знал, к примеру, как и куда в этом
говне рулить, чтоб не засосало. А сейчас куда ни поверни - засосет. Вот
был один китайский этот... император или как, он всех в говне топил. А у
нас императора нет, а говно есть. Вот как по-вашему "говно"? В нашем
великом-могучем знаешь сколько разных слов для этого дела есть?
Он потерял мысль и задумался.
- А вот скажи мне, Двала... А вот признайся мне, Двала, как на духу! У
вас, в тайге, промеж людей говно есть?
Девка бессмысленно моргала белыми ресницами. И употребляла "Разина".
Потом переспросила:
- Гоно?
- Ну! - обрадовался Сигизмунд. - Дикая, а понимаешь. Говно, мать, оно...
И снова потерял мысль.
- Вот раньше, - рассуждал Сигизмунд, - кофе стоил четырнадцать копеек.
КОПЕЕК! Посуди, КОПЕЕК! А если без сахара, то тринадцать. А были места,
где и по семь, но дрянь! А в "Сайгоне"
надо было брать двойной. За двадцать восемь. Это если с сахаром. А если
без сахара, то двадцать шесть. Понимаешь? А сейчас полторы тыщи. И дрянь!
И не в "Сайгоне". Нет, мать, "Сайгона". Вот ты думала, есть "Сайгон", а
его... - Сигизмунд надул щеки и фыркнул. - Во как. Падлы, одно слово.
Он пригорюнился и налил себе еще водки. Позаботился - поглядел, есть ли
у девки что пить. Достал для нее вторую бутылку пива. Не жалко! Своя девка
в доску. Хоть и юродивая. Пущай пьет. Для своих - не жалко!
Вспомнил про авокадину.
- Во, - посулил, - сейчас мы ее зарежем...
Девка посмотрела на авокадо изумленно. Спросила что-то. Видать,
интересовалась - что это и как его едят.
- А хрен его знает! - радостно объяснил Сигизмунд. - Мало у нас с
тобой, девка, общего, но тут мы с тобой едины: ни ты, значит, ни я этого
дела не ели.
Он разрезал авокадо пополам.
Внутри обнаружилась дюжая кость.
- Гляди ты! - изумился Сигизмунд.
- Вот дурят нашего брата! Сколько ж в этой дурости весу?
Девку кость заинтересовала не меньше. Выковыряла, повертела. На зуб
попробовала. Косточка раскололась.
Оказалось, это скорлупа, а внутри - белое семяще. Ни хрена себе!
Сигизмунд отнял у нее косточку. Кобелю кинул. Кобель сдуру схватил, но
грызть передумал.
На вкус авокадо оказался никаким.
То есть что-то, конечно, было, но неуловимое. И невкусное. Девка, судя
по всему, тоже была разочарована.
Вконец захмелевший Сигизмунд в сердцах швырнул авокадину кобелю. Кобель
настороженно обнюхал и съел. Девка героически дожевала. Бережлива до еды,
гляди ты. Что ж у них там, в тупике, и есть-то нечего, раз авокадо едят,
бедные?
Сигизмунду вдруг потребовалось покурить.
- Я... сейчас... - сказал он девке, выбираясь из-за стола. Пошатываясь,
пошел в свою комнату, сел и закурил.
Включил автоответчик. Еще раз прослушал жизнеутверждающее сообщение
бравого бойца Федора.
Открыл форточку. Вышвырнул окурок.
Сам едва не выпал из окна. Очень испугался. Сел на кровати, стал
стучать зубами.
От дрянной водки губы онемели.
Худо дело.
Пошатываясь, Сигизмунд побрел обратно на кухню. А девка все ела и ела.
Куда только в нее влезало? Водки оставалось еще на стопку. Сигизмунд вылил
остатки водки и проглотил их с отвращением. Отнял у девки пиво и глотнул.
Чтобы гадкий вкус "Смоленской рощи"
забить.
Потом завел с девкой долгий разговор по душам. Был ею доволен.
Понятливая оказалась. Перед такой и душу раскрыть не грех. Во все вникнет,
обо всем пожалеет...
Собрался было с кобелем пройтись, проветриться, но вдруг разом
ослабел...
* * *
Сигизмунда разбудил телефонный звонок. Звонил боец Федор. Рвался в бой.
- Сколько времени? - сонно спросил Сигизмунд.
- Одиннадцать, - доложил Федор.
- Вечера?
- Утра!
- Блин, - сказал Сигизмунд.
- Это бывает, - согласился Федор.
И осведомился, будут ли приказания.
Приказания были. Купить кефира литр и дуть сюда, к Сигизмунду домой. И
быстро.
- Людмила Сергеевна говорила вчера, будто больны вы и идея у вас вместе
с тем новая, - осторожно заметил Федор.
- Новые партнеры замаячили.
Обрабатывал, - неопределенно ответил Сигизмунд. - Ладно, давай с
кефиром, скорее! Помираю...
Положил трубку и откинулся на подушку.
О-ох! Надо бы девку сокрыть. А кстати... Где девка-то?
Девка, конечно, обнаружилась на тахте. Дрыхла. Сигизмунд даже
позавидовал: ему бы, Сигизмунду, такой сон...
Небось, выжрала все пиво. И дрыхнет!
Кобель, спавший у девки в ногах, при появлении похмельного хозяина
поднял голову, поглядел на Сигизмунда и со взвизгом, как-то очень
по-жлобски зевнул.
Пиво девка и впрямь выжрала все.
Ничего не опохмелку не оставила. При виде пустой бутылки из-под
"Смоленской рощи" Сигизмунда аж передернуло. Поскорее пихнул ее в мусор.
Чтобы не видеть.
Мутно оглядел кухню. Прибрано.
Надо же! Вообще было заметно, что девка похозяйничала. На свой,
диковатый, манер, но очень старательно.
Бутылки были выставлены у стены.
Посуда помыта.
Странно девка посуду помыла.
Вытряхнула, дурища, всю землю из неубиваемого цветка, что чах на
подоконнике.
Землей почистила вилки и ножи. В раковине еще земля осталась.
Горшок из-под цветка тоже помыла.
В сушилке к остальной посуде приобщила.
Все вещи расставила иначе.
По-своему. Тарелки вытащила из сушилки и составила их на газовую плиту.
Додумалась.
Неубиваемый цветок валялся в мусорном ведре. Сигизмунд вытащил его и
дрожащими от похмелья руками торопливо подсадил к другому, такому же.
Дурнота наплывала волнами.
В свое кожаное ведро, какое кобель из песка выкопал, безумная девка
набрала воды и повесила это хозяйство над плитой, на вентиль, которым газ
перекрывают.
Посмотрел на это Сигизмунд с умилением. Хозяюшка. Вот ведь в глуши
жила, а тоже с понятием: баба - она для хозяйства приставлена.
А потом вдруг жуть накатила. Где же это она так жила, пока в Питер не
попала, если никогда не видела, как цветы в горшках растут! Это в какой же
глухомани вырасти нужно! И плитой газовой, похоже, не знает, как
пользоваться, иначе не составила бы на ней посуду.
Ведро - к чертям. Снял, чтобы вылить воду. Пока снимал, облился.
Вернул тарелки на место. Надо будет девку правильному обращению с
посудой и плитой обучить. Но сперва - похмелье избыть.
Двигался как в полусне. В конце концов, не выдержал, пошел в туалет и
сунул два пальца в рот. Полегчало. Теперь бы кефирчику...
Кобель, девку покинув, ходил неотвязно следом. Под ногами путался.
Намекал, что кормить его, кобеля, должно.
Кормить было особо и нечем. Вчера все съели. Это выяснилось, стоило
лишь заглянуть в холодильник.
* * *
Долгожданный Федор прибыл минут через сорок. С кефиром.
Чем Федор хорош, так это тем, что Федор прост. Очень прост. То есть, ну
очень прост.
И все-то у Федора понятно и просто. Сказано: идти тараканов травить -
пошел тараканов травить. Сказано:
пошел в жопу - пошел в жопу...
Сигизмунд взял его на работу сразу после армии. Потому и называл бойцом.
Федору быть бойцом нравилось.
- Сигизмунд Борисович! - радостно завопил Федор с порога. - Похмело
заказывали? Во!
И взметнул сумку.
- Че орешь-то? - угрюмо спросил Сигизмунд.
- Ща, Сигизмунд Борисыч, взлечнетесь! Все ништяк станет! Во, блин!
Накупил!
И радостно заржал.
* * *
Если Сигизмунд был усталым мозгом фирмы, то Федор, несомненно, был ее
бодрыми мышцами.
Федор носил пятнистое. Штаны, ватник. Ватник был НАТОвский. Или
ООНовский. Хрен его разберет, но пятнистый и с воротником из
искусственного меха. Теплый.
И ботинки у Федора были особенные.
Тоже НАТОвский или ООНовские. Федор любил рассуждать о ботинках.
ЮАРовские сущее дерьмо, надо голландские брать. Тут целая наука, как
ботинки брать.
Говнодавы у Федора были высокими, с устрашающим протектором. С хитрой
шнуровкой.
Шнурки тоже непростые. Снимая ботинки в прихожей у Сигизмунда, Федор
случайно повредил шнурок. Очень расстроился. Долго объяснял, почему.
Ценность говнодавов заключалась в том, что по ним можно проехать в
танке. И ноге ничего не делалось. Федор со своим шурином нарочно проводил
испытания. Шурин наезжал на Федора "девяткой". И ничего.
Федор был всегда готов. К любой экстремальной ситуации. Постоянно имел
при себе нитку с иголкой, складной нож о семнадцати разных хреновинах,
даже маскировочный карандаш - раскрашивать морду в стиле "лесной кот".
Есть разные стили, Федору "лесной кот" нравится. Это очень круто. Сейчас у
штатников, у морпехов "лесной кот" это самое то. Во.
Про маскировочный карандаш Сигизмунд случайно узнал. Федор искал
носовой платок, ну и выпало...
Подивился Сигизмунд. Тогда тоже, вот как сейчас, на кухне у Сигизмунда
сидели, водочку пили. Полюбопытствовал, что еще у Федора в карманах есть.
Федор охотно продемонстрировал. Оказалось, что карманов у Федора очень
много, а лежат в карманах тех невиданные вещи. Чего там только не было!
Там нашлись предметы, способные помочь Федору взметнуться по отвесной
стене, переметнуться с крыши на крышу, вскрыть сейф, уцелеть при штормовом
пожаре, при ядерном взрыве, при синдроме длительного раздавливания и
многое-многое иное...
Усевшись на кухне, Федор первым делом плюхнул на стол пакет с кефиром.
Рядом бросил упаковку разрекламированного антипохмельного.
- Зря это взял, - заметил Сигизмунд. - Дрянь. "Алказельцера" что ли не
было.
- Э-э, Сигизмунд Борисович, с "Зельцера"-то нестояк приключается. У
моего шурина...
Про шурина Федор расказывал много и охотно. По мнению Сигизмунда
федоровский шурин был редкостным мудаком.
На самом деле никакого шурина у Федора быть не могло. Потому как шурин
- брат жены, а Федор женат никогда не был. "Шурином" Федор именовал одного
своего дальнего родственника. Так у них было заведено. В конце концов,
какая разница, как называть?
- Кофе сделать? - перебил Сигизмунд Федора.
- Сидите, Борисович, лечитесь. Я сам.
Пожрав антипохмельное, Сигизмунд жадно припал к кефиру. Почувствовал,
как приятный холодок расползается по телу.
Тошнота отпускает.
В девкиной комнате тахта заскрипела. Потом - поспешный топот по
коридору. Девка. Вломилась в сортир и громко расстроилась желудком.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг