собачонкой.
Темный силуэт хохочущего мальчика показался Глаголеву знакомым и напомнил
Мишеля. Собачонка залаяла на застопоренный глазастый автомобиль. Женщины
оставили ведра у колодца и подошли к машине.
- Далеко до завода? - спросил Никеев.
Глаголев прислушался, как женщины обе вместе ответили:
- Недалече... Прямо катись... Мимо заборов, а там налево... Как раз к
воротам угодишь...
Никеев тронул. Каретка подпрыгивала на проселочных выбоинах. Глаголев
схватился за ременную петлю и выглядывал в оконца. Справа тянулись
бесконечные заборы. Слева мелькали сплошные кусты и редкие высокие
деревья, за которыми просвечивали отдаленные огни, затуманенные падавшим
снегом. Автомобиль внезапно крякнул и остановился. Никеев вылез и, тяжело
шагая в громадной дохе, обошел вокруг, потом постучал в оконце кузова.
- Поломка, товарищ комиссар... Придется обождать... Глаголев вышел из
каретки. Никеев возился у мотора и ругался. Время тянулось. Снег перестал
кидаться хлопьями, и только мелкая холодная крошка сыпалась с черного
неба. Ветер неприятно посвистывал в кустах, нагоняя с далекого поля
крутящиеся снежные столбики. Глаголев зябко повел плечами.
- Кажется, у тебя, товарищ Никеев, эта история до утра?
Никеев огрызнулся:
- А кто приказал подать эту пигалицу? По такой погоде разве на этой
фиговине надобно ехать? На лимузине, это б в самый раз... Она - машина
настоящая... Броневик, а не ландо... А мое какое дело? Мне приказано, я
исполняю. Скажет секретарь Николаша; "Никеев, приладь мотор к корыту!..
Езжай!"-я и в корыте поеду... Разве я ему могу перечить? Не могу.. А
ехать... могу...
"Никеич мой, кажется, хлебнул по случаю сегодняшнего торжества",-подумал
Глаголев и спросил вслух:
- Как тебе объяснили дорогу? Прямо? Вероятно, тут недалеко. Я дойду до
завода... Оттуда тебе подмогу пришлю...
Глаголев твердо зашагал по дороге. Ветер крутил и сбивал сугробы по краям
проселка, обнажая оледеневшую ноябрьскую землю.
Заборы кончились. Проселок упирался в расстилавшееся огромнее заснеженное
поле. И тут же, у придорожной канавы, притулился маленький домик,
окруженный крохотным палисадником. Три-четыре березы солидно наклонялись
над крышей, качались под порывами ветра и возили жесткими ветвями по
холодному железу.
Глаголев постучал в освещенное окошко. Занавеска изнутри отдернулась, и
кто-то из-за окна помахал рукою.
- Входи через крыльцо... - послышался глухой через стекла ответ.
Рядом тявкнула собачонка, но ceйчас же смолкла.
- ... Да это из Ндпсвета?
Не старый еще, плотный рабочий, в домашней рубахе навыпуск в полосатых
тытаиах, стоял перед Глаголевым на пороге распахнутой двери из сеней, в
домик.
- Входи товарищ..- Признаться, жду я туг приятеля со склада... Да он
что-то опоздал... А у меня только что начата ...
- Я, кажется, заблудился. - поспешно сказал Глаголев.- Мне надо поскорей
попасть ил завод-.- Будьте добры, проведите меня, тввариш, или укажите
дорогу...
- Да в горницу-то зайди! - предложил Глаголеву рабочий.
Через сенцы и кухоньку они вошли в низенькую комнату. В углу на кровати
лежала больная женщина. К кровати был придвинут простой обеденный стол, на
котором черным раструбом рупор громкоговорителя. Женщина слабо
приподнялась с подушек и смотрела на Глаголева. Рабочий кивком головы
показал на лежавшую:
- Хоэяйка моя... Аннушка.
- Здравствуйте,- поздоровался Глагвлев с женщиной. Рабочий почесал себе
правый висок и обратился к Глаголеву:
- На завод тебе? Вот дело-то. А мы с Аннушкой только что приготовились
заводской доклад слушать... По радио... Да и заодно Мишутку тоже
послушаем...
Глатолев улыбнулся:
- Какого это Мишутку?
Рабочий с гордостью обьяснил :
-Сын. Голова-парень... На заводе помощником мастера... Такой любопытный,
сердце за него радуется... Это он свет оборудовал... и радио.
Глаголев тут только обратил внимание, что в комнатке горела електрическая
лампочка н ясаотоиил, атR видел два высоких шеста антенны на крыше домика
меж качающмкся берез.
А рабочий шродолжал рассказывать про Мяшутку.
- Музыку знает.. На заходе оркестр домрачей устроил... Сам на курсы
музыкальные бегает, какую-то тармониго учит... Да ты садись, отдохни,
обогрейся... Ведь ищь тебя куда занесло.
- Ну, и что же ваш Мшпутка.? - заинтересовался Глаголев, присев на
табуретку около двери.
- Выбивается в люди... Самоуком учился... самотеком выплывет.. Оно
конечно, если бы кто подтолкнул его... Так он бы скорей... по службе-то...
Да где уж... Вот я да Аннушка добрым словом его бодрим...
- А вы, товарищ, сами на заводе работаете?-спросил Глаголев.
- Нет, теперь не работаю... Я свое отработал... Инвалид... В давние поры
два пальца мне раздавило, вот... Так я сторожем на склепал. Заборы-то
видал? Это складские... Сегодяя не моя смена... Так я и налаживаю
говоритель, нам с Аннушкой сынишку послушать...
В рупоре на столе слабо пискнуло. Рабочий быстро повернулся туда,
поправил рычажок, включил усилитель.
- Ага... Начинается... Ну-ка, послушаем...
Из рупора послышались далекие, но отчетливые слова:
- ...И докладчик, товарищ Глаголев, должен быть очень скоро. Он уже выехал
сюда...
Рабочий кивнул головой на рупор:
- Докладчика ждут... Запоздал, поди...
Снова из рупора объявили:
- А пока наш заводской оркестр, под управлением товарища Михаила Зубова,
исполнит несколько вещей в его же гармонизации...
Последнее слово заглушилось шумом аплодисментов и восклицаниями. Рабочий
пошевелил губами, и Глаголев догадался, что это было произнесено имя
"Мишутка". Рупор замолчал. Очевидно, Мишутка занял дирижерское место и
поднял руку.
Маленькая комнатка наполнилась звуками. Глаголев слушал. Оркестр играл
"Дубинушку". Мелодия оставалась нетронутой и лилась красивая и мощная. Но
талантливая рука гармонизатора Мишутки рассыпала по мелодии нежные
украшения, дала новые обороты. Это было подлинное искусство, крепкое,
новое. Глаголев почувствовал, как Мишуткина музыка захватила его сразу и
глубоко.
Аннушка слушала, закрыв глаза. Рабочий стоял, смотрел в рупор и улыбался.
Музыка кончилась, из рупора летел громкий гул рукоплесканий, а рабочий все
еще стоял и смотрел. Потом серьезно сказал:
- Вот это - да... Наш Мишутка... Аннушка... А?
- Проводи, Лука, их... - показала Аннушка на Глаголева. - Ведь им надобно
на завод-то...
- Поехали, - ответил Лука и стал надевать старенький тулупчик.
Вьюга уже не мела. Небо вызвездилось. В воздухе было морозно и ясно.
Лука вел Глаголева через поле по еле заметной заснеженной тропке.
- Ты ведь эва куда загнул... Надо было у второго колодца свернуть, а ты
гаку дал... Сейчас мы к заводу подойдем, только с другой стороны... Да вот
еще история. Ворот там нету... А калитка заколочена. Вчерась и
заколотили... Она только с весны у нас действует до снегу... Ладно...
Покличем сторожа... А ты через забор полезешь...
Глаголев думал о Мишутке. В ушах еще раздавалась полнозвучная музыка
"Дубинушки"... Сколько их, талантливых, молодых, таких Мишуток, таит в
себе рабочий класс... Самоуком и самотеком...
Лука стучал руками в забор и кричал:
- Трофим!.. Идол!.. Встречай гостя!.. Товарищ Глаголев прибил!.. Эй!..
- Как же это... узнал меня? - спросил Глаголев.
Лука улыбнулся:
- Как не узнать... Мы своих вождей в лицо знаем. Кого видать доводилось, а
тебя... - Лука докончил тише: - Тебя по усам узнал... В календаре портрет
имеется... Похож. Да при Аннушке не сказал... Взволнуется, а у нее сердце
слабое. После скажу, кто такой ты... - Он опять застучал в забор. -
Трофим!.. Принимай!..
За забором слышались голоса и шум.
- Кажется, идут? - Глаголев протянул руку Луке.- А твоего Мишутку я
подтолкну, чтобы он дальше по науке шел...
- Спасибо, - пожал Лука руку Глаголеву. - Лезь на забор. Дай-ка я тебя
подсажу... Так они лестницу прилаживают... Вот так...
Глаголев взобрался на верх забора. Лука чуть придержал его за ногу.
- Слышь!.. Ты очень-то за Мишутку не хлопочи. Пусть он сам... самотеком...
За забором смеялись, кричали и хлопали в ладоши. Глаголев исчез,
спустившись по лестнице. Лука пошел по тропке домой. Он спешил к больной
Аннушке, которая осталась одна.
Около калитки своего палисадника Лука поднял глаза и вздрогнул.
Перед ним, прижавшись к березе, стоял и дрожал голый человек.
III. НОВАЯ ДАЧА
Это был еще июль, жаркий и душный, когда к только что отремонтированной
даче, стоявшей на краю загородного поселка, подъехал извозчичий экипаж,
привезший два чемодана и молодую, скромно одетую девушку. В лучах
вечернего солнца ее красивое лицо отсвечивало фарфором, а выбившиеся
из-под шляпы непослушные черные волосы казались синими. Из двери на балкон
выглянула пожилая женщина, всплеснула руками, радостно вскрикнула:
- Илона!.. Илона приехала!..
Через секунду женщина в кухонном фартуке уже спешила с террасы к стоявшей
у калитки девушке.
- Илона, мы ждали тебя не раньше среды, а ты приехала сегодня... Какая ты
выросла большая...
- Тетка Глафира? А ты все такая же! Вечно варишь варенье и по ночам
подаешь отцу крепкий чай? Давай поцелуемся...- Чемоданы не тяжелые... Я их
донесу... Я сильная... В Штутгарте по легкой атлетике у меня второй
приз... Недурно?
Илона расплатилась с извозчиком и легко приподняла чемоданы.
- Ну, Глафа, показывай, куда мне идти... Мне отдельная комната? Ура!.. А
там пишут, что здесь каждому для жилья дается по маленькому квадратику...
Ах, это раньше? А теперь другое?
Илона бросила чемоданы на пол террасы.
- А где отец? Сидит, запершись, и даже не выходит встретить свою
единственную дочку?
Глафира распахнула дверь в комнаты.
- Профессор сейчас в городе... Он прибудет сюда поздно вечером... Может
быть, и утром... Он очень занят.
Илона капризно надула яркие красные губы.
- Он обещал меня встретить, а сам в городе?..
- Профессор ждал твоей телеграммы, Илона...
- Я не хотела тащиться из Кенигсберга поездом и разорилась на аэро... -
рассмеялась Илона и сняла шляпу. - Если отец вернется ночью, то ты, Глафа,
передай... Что я хочу, чтобы он пришел ко мне, если я буду спать.. Я
соскучилась...
Глафира покачала головой.
- Еще бы не соскучиться... Сколько лет без родных. Ученая стала, говорил
мне профессор. А у него тут дела, Илона. Постоянно в городе, только
ночевать иной раз сюда приезжает... А ты иди, отдохни с дороги. У меня
скоро и обед поспеет. А то погуляй. У нас тут хорошо... Воздух какой... И
спокойно, тихо... В городе-то духота... Профессор решил тут обосноваться,
в поселке... Скоро сюда автобусы будут ходить, прямо к даче...
Илона осмотрелась. Невысокая загородка окружала дачу и садик. Прямо шла
дорога к роще, в которой скрывался дачный поселок. Вправо тянулась
бесконечная луговина, перерезанная небольшими овражками Вдали смутным
силуэтом вставал город.
Дачка, очевидно, была приспособлена для зимнего жилья.
Солидная изразцовая печь обещала греть в зимние морозы. Высокий камин, два
кресла, шкаф с посудой, две знакомые картины на стенах напомнили Илоне
детство и отца, всегда с трубкой во рту, голубоватый дым которой
заволакивал печальный взгляд серых затаенных глаз.
Да, отец оплакивал свою молодую жену, которая умерла, подарив ему дочь
Илону... Илона помнит рукописные книги, старинные раскрытые грузные
фолианты, рабочий стол с микроскопом, а за ним отец... Оторвет глаз от
окуляра, посмотрит на дочь, погладит по голове эту маленькую синеволосую
девочку, вздохнет, скажет:
- Илона... Иди к тетке Глафире... Спать тебе пора... Я приду к тебе,
поцелую... А мне пусть тетка чаю крепкого подаст...
Илона подошла к книжному шкафу. Да, те же знакомые названия на корешках
толстых переплетов. Она прошлась по даче и заглянула в одну комнату:
узенькая походная кровать, тумбочка с лампой, раскрытый тортик английского
романа, шкура волка на полу и пара ночных мягких туфель. В другой комнате
с большим венецианским окном - письменный стол с обычными, небрежно
расставленными предметами и валяющимися книгами... На полке глобус и
начатая работа по выпиливанию. Лобзик висит рядом на гвоздике. В углу -
большой зеркальный шкаф, плотно стоящий на полу, словно вросший в него.
- Это кабинет профессора,--тихо сказала Глафира за спиной Илоны. Илона
слегка вздрогнула.
- Ты испугала меня... Где моя комната?
- Наверху... Светелочка-чистая игрушка. И постелька новая... Голубое
одеяльце... Вся комната голубая... Любимый твой цвет. Пойди, полюбуйся...
После осмотра Илона прошлась по роще. Седоволосый юноша в светлой куртке
сидел на пенечке и играл на самодельной свирели. Тонкие руки высвистывали
что-то похожее на птичье пение. Илона остановилась и прислушалась. Юноша
опустил свирель и поднял на Илому синие глаза.
- Вам нравится?
Илона качнула головой вниз.
- Это какая-то птица... Не знаю... Иволга?.. Щегол? Но очень похоже...
Юноша довольно улыбнулся.
- Похоже? И даже очень? Это и требовалось доказать... Благодарю вас...
В раще звонкий девячий голос раскатисто аукнул:
- Ay.. Эй-эй!..
Юноша легко вспрыгяул на пенек, вытянулся всем телом и взмахнул
свирелочкой.
- Иду!.. Эй-эй!.
Крепко отталкиваясь тугими носками, он убежал и скрылся за стволами
деревьев. Илона медленно пошла домой.
От луговины поднимался блеклый туман. Новый месяц осторожно показал из-за
деревьев свои тонкие серебряные рога.
В светелке наверху Илона быстро разделась и легла. Хотелось спать. Она
закрыла глаза и забылась. Уже совсем засыпая, она всомнила белые волосы и
синие глаза юноши, игравшего на смешной свистульке, и улыбнулась. Роща...
Золотые стволы берез... Звонкое ауканье... Из рощи выходит человек в серой
шинели... Ближе к Илоне... Отец? Он кладет ей руку на голову, но не
ласкает, как прежде а давит, больно, сильно...
- Отец!
Илона проснулась и, дрожа, осмотрелась вокруг. Тусклый свет проходил через
балконную дверь и бросал два холодных пятна на голубую стену. Цепкая
тишина окутывала Илоиу. Захотелось крикнуть. Молодая девушка спрыгнула с
постели и подошла к окну. Над бугристым краем луговины далеким смутным
миражом трепетали огоньки города. Деревья в палисаднике, спали.
Илона прильнула горячим лбом к холодящему стеклу и посмотрела на крупную
зеленоватую звезду, вясеяшую в пустом небе. На нее она любила смотреть и
раньше, когда не спалось. Названия звезды Илона не знала, но вид этого
далекого мира всегда успокаивал ее. В светелке показалось душно. Под
потолком в темноте жалобно скулил одинокий комар. Илона захотела открыть
дверь и выйти на балкон. Она нащупала ключ и повернула его.
В это время чужие холодные руки легли на ее плечи.
Илона слабо вскрикнула.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг