- Учитесь говорить на урду, Пингль, - настаивал Джим. - Это настоящий
"французский язык" Индостана, в него входит много персидских и арабских
слов. Название языка произошло от "Урду-э-муэлле" - так называется
старинный базар близ королевского дворца в Дели.
В праздничные ярмарки туда собираются продавцы и покупатели со всех концов
Индии. Там и выработался, я думаю, этот язык. Как дипломаты всех стран
понимают по-французски, так и здесь каждый житель Индии поймет вас на
урду. Хотите, я буду помогать вам?
Я мог только поблагодарить Джима и, к моему удовольствию, вскоре стал
делать успехи, давая приказания слугам:
- Чаа-бана-о! (Приготовь чаю!) Пани пиланала-о! (Принеси воды!)
Все служащие на плантациях хорошо знали по три-пять местных языков, не
считая урду. Надсмотрщики из местных служили мистеру Уолсону агентурой по
различным спекуляциям с товарами, приобретаемыми через деревенских-
ростовщиков. Всему этому не обучали в Дижане, и для меня было новостью,
что в деревнях существуют "камиа" - крестьяне, задолжавшие ростовщику и
навек закабаленные им с женами и детьми- то есть настоящие рабы в полном
смысле этого слова.
III
Мистер Уолсон, управляющий, толстенький, на коротких ножках, изнывал от
жары и спасался от нее сода-виски, сидя под манговым деревом, где было
немного прохладней.
- Меня радует, Пингль, что вы проявляете интерес к языкам, - говорил
мистер Уолсон, глядя на меня поверх очков. - Знание языков расширяет
кругозор человека. Вам станет легче работать. Признаться, я не люблю
людей, которые едят, как львы, а работают, как козлы.
- Мистер Харл учит меня урду, - сказал я.
- Прекрасно. За достаточное знание каждого из местных языков я буду
прибавлять вам десять процентов к вашему жалованию, после того как
проэкзаменую вас лично. На этот счет у меня есть общее распоряжение
мистера Поллока. Практикуйтесь в языках на плантациях... Ах, да!.. Ведь вы
у нас ученый, окончили колледж, знаете ботанику... - Уолсон улыбался, но
без всякого ехидства. Знаете, Пингль, и для вас и для дела будет полезно,
если вы отправитесь на сорок первый учасчок, где раньше крестьяне сеяли
баджру*(* Баджра - род ячменя.), и посмотрите, что там происходит с нашим
табаком. Между прочим, я позвал вас к себе и за этим. Мне бы хотелось
сделать вас впоследствии заведующим одной из плантаций. Отправляйтесь
завтра с восходом солнца. Я знаю, в чем там дело. Но вы посмотрите сами...
Бесконечные ряды табака тянулись по участку. Это был один из дорогих
египетских сортов. Обнаженные, дочерна загоревшие на солнце рабочие,
ухаживая за табаком, окучивали грядки и выпалывали сорняки.
Надсмотрщик, проверявший прополку, дотронулся до своего лба и груди в знак
приветствия и показал мне на один ряд табака:
- Посмотри, растения хворают, сагиб.
Действительно, растения сорок первого участка представляли собою печальное
зрелище. На участке номер сорок два, рядом, табак цвел, и приятный аромат
распространялся оттуда по накаленному воздуху. А здесь растения были
словно угнетены. Они еле достигали половины нормального роста, хотя
табличка на грядке свидетельствовала, что посадка на участках тридцать
восемь - сорок шесть была произведена одновременно. Лишь на редких
экземплярах были заметны слабо распускающиеся цветы.
- Посмотри, сагиб, - сказал надсмотрщик и, сорвав несколько листьев, подал
мне.
Я начал их рассматривать. Надсмотрщик показал мне, на что надо обратить
внимание. Средняя жилка листа, повидимому, задерживалась в своем развитии.
Вследствие такого замедленного роста весь лист принял морщинистый,
уродливый вид. На других листьях отчетливо выступали одиночные, двойные и
тройные темноокрашенные кольца и причудливые узоры, - по-видимому, эта
своеобразная расцветка свидетельствовала о болезни растения, как сыпь на
коже ребенка свидетельствует, что он болен корью или скарлатиной.
Да, растения серьезно болели.. Надсмотрщик обратил мое внимание на стебли.
Они отличались ненормальным одеревенением. Острым ножом надсмотрщик
раэрезал вдоль один верхушечный стебель., и я увидал темные, иочти черные,
как бы мертвые, волосы больной ткани растения.
Медленно проходили мы вдоль грядок, и всюду я видел эту печальную картину
болезна и отмирания. Целые листья на некоторых экземплярах пожелтели,
сморщились, бессильно склоняясь к земле. Они были мартам, как будто
какой-то внутренний огонь обжег их. Некоторые растения целиком погибли.
- Не растет табак. Плохой табак. Хозяину убыток, - сказал надсмотрщик, с
сожалением покачивая головой.
Я набрал в корэину целую коллекцито больных растений и листьев, отметил в
блокноте номера грядок, где свыше трех с половиной тысяч кустов были
поражены неизвестной мне болезяью, и отправился с докладом к мистеру
Уолсону.
По дороге я раздумывал о виденном.
Из уроков ботаники я помнил несколько интересных вещей. Если бы, например,
все семена от одного экземпляра обыкновенной белены развчкдиь^ и стадй
раетд еве" бодня" т стевия-емасе виешним" условиями, то через пять лет вся
суша нашей планеты была бы покрыта кустами этого растения. Каждый может
проверить это, сделав вычисления на клочке бумаги. Расчет очень прост.
Один экземпляр белены дает примерно десять тысяч семян в год. Через пять
лет, при условии, что все они будут давать такое же потомство, получится
десять тысяч биллионов кустов белены. Поверхность суши нашей планеты
равняется ста тридцати шести биллиойнам квадратных метров, а на одном
квадратном метре может уместиться не более семидесяти двух кустов этого
растения.
Припомнилось мне, что по латуку можно определять страны света. Латук -
растение-компас. Он имеет такой вид, словно его нарочно приготовили для
гербария, сложив между двумя листами бумаги для засушивания. Плоскость
листьев растущего латука всегда расположена по меридиану с севера на юг.
Но о болезнях растений на уроках ботаники нам не говорили. Понятно, что я
с большим интересом ждал, что скажет мистер Уолсон, выслушав мой доклад.
- А у вас в колледже этого не изучали? И вы не знаете, что это такое? Так
вот, Пингль: сорок первый участок поражен мозаикой. Рабочие не смеют
срезать листья здоровых растений теми же ножницами, которыми они режут
больной табак. А они делают по-своему, лишь только зазевается надсмотрщик.
- Но при чем тут ножницы?.. - спросил было я.
Уолсон прервал меня:.
- Сок больных мозаикой растений заразен. Ножницы переносят с больных
растений на здоровые вирус табачной мозаики. Что такое вирус, кажется,
никто толком не знает. Это ученое название. По-латыни вирус значит
ядвообще всякое заразное качало. Открыл вирус табачной мозаики мистер
Ивановский, в далекой России - вот что мне известно. Имя его хорошо знают
в лабораториях Индии, где изучается эта проклятая штука, приносящая
громадные убытки табачным плантациям. Посудите сами. От этой мозаики
снижаются и урожай и качество табака.
Приходится больные листья относить в брак, негодный для производства.
- Ах, вот как! - отозвался я, пораженный словами Уолсона.
- Да. Если вы, Пингль, не очень хотите скучать в конторе за счетами, то
присматривайтесь к тому, что делается на плантации. Ваш приятель Харл
предпочитает высиживать свои часы за пюпитром. Пусть так. А мне
понравилось ваше поведение сегодня на плантации. Мне уже сообщили об этом.
Поэтому сейчас же берите три десятка людей, отправляйтесь на участок.
Пусть люди под вашям наблюдением вырвут все зараженные растения и при вас
сожгут их. Заразу надо уничтожить с корнем. Сделайте серьезное замечание
надсмотрщикам. Взыскание на виновных я наложу сам. Кроме того, я напишу
мистеру Поллоку. Он сообщит об этом в вирусную лабораторию в Калькутте.
IV
В полдень все живое на плантациях спасалось от немилосердного индийского
солнца. Деревья не давали тени, так как лучи падали перпендикулярно к
поверхности земли. Я лежал под крышей чаупаля - легкой открытой беседки,
выстроенной на опушке пальмовой рощи, и дожидался, когда солнце
основательно перешагнет зенит.
Рабочие закончили перепашку злополучного участка и теперь возвращались к
чаупалю на отдых. Я успел познакомиться со многими из них, и они охотно
рассказывали мне свои новости. На днях в окрестные деревни должны прибыть
два уважаемых брамина из Бенареса. Крестьяне собираются строить па берегу
реки храм господину Ханну-Манн - богу с обезьяньей головой. В Ранбир
приехал муккудам - агент по вербовке рабочих на фабрику, но ранбирские
крестьяне довольны заработком на плантациях и не хотят бросать работу у
мистера Уолсона.
Мне нравились эти люди. И я не совсем понимал Джима Харла с его
пессимистическим отношением к здешней жизни. Я смотрел на дорогу,
тянувшуюся вблизи за изгородью. Вот по направлению к Ранбиру верхом на
маленькой лошадке проехал Сэтх-Нагр, в черном длинном сюртуке и широких
шальварах, перетянутых шелковым оранжевым поясом с потемневшей золотой
бахромой. На голове этого управителя владений раджи красовался тюрбан, а
пальцы были унизаны толстыми серебряными кольцами. Короткие ноги в желтых
ботинках торчали в стороны. Каблуками Сэтх-Нагр колотил сытые бока своей
лошадки.
Вот смуглая женщина идет за водой, и за ее платье уцепились двое ревущих
малышей.
А вот еще какой-то всадник. Что за черт, да это Джим Харл! Почему он не в
конторе; а здесь, на плантации, в такое неурочное время? Очевидно, он ищет
меня. Не случилось ли с ним какой-нибудь неприятности?
Мистер Уолсон называл Харла моим приятелем. Так и было на самом деле. Я
успел привязаться к этому подвижному, острому на язык человеку. Кроме
того, я жалел его. Джим не ладил с Уолсоном, и настроение его, и без того
невеселое, в последнее время стало совсем мрачным.
- Вы стали любимчиком Уолсона, - с оттенком иронии сказал мне Джим после
моей первой поездки на плантации, когда мы с ним сидели на террасе
бунгало, глядя, как закатное солнце золотит верхушки пальм. -И я не
завидую вам, Пингль. Будь я на вашем месте, я бы постарался поскорее
выбраться из этой трущобы. Мне очень противно здесь. Уолсон относится ко
мне несправедливо. Он грубиян, и его тон выводит меня из себя. Он
когда-нибудь так разозлит меня, что я не выдержу и отвечу ему как следует.
Зная подобные настроения Джима, я беспокоился за своего вспыльчивого и
самолюбивого товарища. Увы, я еще очень плохо разбирался в людях.
И сейчас я с тревогой глядел на подходившего Джима.
- Что с вами? У вас такой расстроенный вид...
- Я ухожу отсюда, - объявил Харл. - Вконец разругался с Уолсоном. За мое
правильное замечание о ходе работ он назвал меня мальчишкой и неучем.
Меня охватило возмущение. Со мною Уолсон всегда был вежлив. Очевидно, на
него действовал май диплом.
Но если Джиму Харлу не пришлось серьезно учиться, это не значит, что
самодовольный, жирный Уолсон может его презирать.
- Это безобразие, Харл, я вполне вас понимаю. Но куда же вы пойдете?
- Куда глаза глядят. Хватит с меня. Я беру расчет. Я крупно поговорил с
Уолсоном. Только мне хочется, чтоб он прочувствовал это. Хорошо, если бы я
ушел не один. Если вы мой друг, вы поддержите меня.
Мне было жаль Харла. Он выглядел таким беднягой.
Да и грубость управляющего возмущала меня.
Я молча пожал руку Джиму.
* * *
Наутро я заявил мистеру Уолсону, что беру расчет. Толстяк удивился, пожал
плечами и сдержанно сказал:
- Пожалуйста...
Вечером я сообщил обо всем Харлу. Джим бурно благодарил меня.
- Вы истинный друг, Пингль, я не ошибся в вас. Вы молодец. Завтра мы
отправимся вместе искать счастье.
Но утром я не застал Харла в его бунгало. Рабочие сказали, что он ушел в
Ранбир. Я с чемоданом направился туда же, рассчитывая встретить его на
шоссе у остановки почтового авто. Долго я поджидал его там и начал сильно
беспокоиться. Наконец Харл появился без всякого багажа, довольный,
улыбающийся.
- Я спешил предупредить вас, Пингль, - сказал он самым любезным тоном, -
что автомобиль запаздывает на два часа. Мне об этом сказал Сэтх-Нагр.
Кстати, знаете, я помирился с этим Уолсоном. Он так упрашивал меня,
предложил мне место заведующего, и я остался. Вам придется путешествовать
в одиночестве...
Я посмотрел на этого бестию с усмешкой.
- Вы ловко устранили конкурента по службе, Харл.
Теперь я вижу вас насквозь. Душа у вас поистине нищая и поражена вирусом
двуличия.
Парень пытался возразить. Я сухо прервал его:
- Мне скучно, сэр. Я потерял интерес к разговорам с вами.
Я отвернулся. Харл зашагал к плантациям Вахргаджа.
V
Я не стал дожидаться авто и не вернулся в город.
Я двинулся пешком на восток, к Бирме, чтобы ближе узнать настоящую жизнь.
Меня не пугали джунгли и тигры. В Вахрадже я видел людей жаднее и хитрее
тигров.
Люди Востока относились ко мне необычайно гостеприимно, лишь только
убеждались, что я не сборщик налогов. Я вспоминаю небольшое поле,
засеянное ячменем, с несколькими стройными пальмами, задумчиво застывшими
на фоне тропического леса. Здесь стояла живописная хижина. Я попросил
напиться. Индиец-хозяин ласково сказал:
- Сейчас я угощу тебя.
Он показал на вершину пальмы, где виднелись крупные, величиной с суповую
чашку, темные орехи.
Я подумал: как он достанет их с такой высоты?
Но человек слегка свистнул, и с кровли хижины на землю спрыгнула большая
длинноносая обезьяна. Человек сделал рукой повелительный жест, что-то
сказал. Обезьяна с быстротой молнии вскарабкалась по гладкому, слегка
наклоненному стволу.
- Сейчас мы будем лакомиться, - произнес человек, улыбаясь.
Я поднял вверх голову и наблюдал, что станет делать эта прирученная,
выдрессированная обезьяна. Но она, к моему удивлению, и не думала
заниматься сбором орехов. Она мирно уселась на верхушке и занялась
вылавливанием блох, не обращая на нас никакого внимания.
- Это с ней бывает, - как бы извиняясь, сказал человек и громко окликнул
обезьяну: - Батту... Батту... скорее!
Обезьяна была погружена в свое приятное занятие. Она ловко вылавливала
блох, раскусывала их острыми зубами и выплевывала на нас.
Как ни кричал хозяин, все было бесполезно. Я решил спугнуть Батту и,
сдернув шляпу с головы, высоко подбросил ее в воздух. Батту
заинтересовалась и оскалила зубы как бы в улыбке. Тогда я стал повторять
свой прием. Батту смотрела, смотрела и вдруг, быстро встав, сорвала
громадный орех и с силой подбросила его вверх. Я еле успел отскочить от
этого снаряда, который мог раздробить голову. Хозяин кинулся под защиту
хижины.
А Батту вспомнила о своих обязанностях и тотчас же спустилась с другим
орехом, который положила у порога хижины.
Хозяин шилом просверлил дыру в скорлупе, вылил прохладное сладкое молоко в
чашку и дал мне напиться. Затем он начал заколачивать в отверстие ореха
деревянный клин и расколол скорлупу на две половинки. Там оказалось
вкусное белое ядро. Я с наслаждением лакомился этим тропическим блюдом.
Батту получила также свою порцию, с которой отправилась на крышу хижины.
Много раз я изумлялся, как щедро иногда судьба изливает на одного человека
целую уйму разнообразных происшествий, оставляя других людей влачить
скучное и неинтересное существование. Цирковые полеты и путешествия в
джунглях, однако, оказались совершеннейшими пустяками в сравнении с тем,
что меня ожидало впереди.
Путешествуя пешком, я иногда находил приют в деревенских хижинах, выучился
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг