приучать к работе в лаборатории.
С некоторым трепетом я надел белый лабораторный халат.
- Из вас выйдет дельный лаборант, Пингль, - заметил профессор, - если вы
будете держаться драгоценного правила: "Чистота и аккуратность прежде
всего".
Я сам буду учить вас. Может случиться, что вы ничего не потеряете в
сравнения со старшим отделением Дижана...
Мильройс относился ко миг, как и все на станции, очень доброжелательно и
нaчал понемногу приучать меня к лабораторной технике. Я узнал, что все
змеиные яды по своему действию нa человека делятся на два видa: одни яды
парализуют нервную систему, а другие вызывают гангрену тканей.
Силу яда в лаборатории проверяли на морских свинках. Кроме этой работы,
профессор отдельно занимался в своем кабинете, и на моей обязанности было
готовить ему чистые пробирки и колбы.
Я уже выучился приготавлять несложные растворы и не мог дождаться дня,
когдa будет нанят новый сторож и Профессор окончательно переведет меня в
лабораторию.
III
Все шло прекрасно. Несчастье свалилось на меня неожиданно, когда надо мною
расстилалась благодать безоблачного неба.
Из парка стали пропадать самые редкие экземпляры змей - двухфутовые
джирры. Мильройс скупал их у туземцев по нескольку пайс за штуку и
выпускал в парк.
Джирры, как известно, водятся в кустарниках на восточных склонах Гималаев.
Профессор никак не мог собраться сам в такую дальнюю экспедицию, а
туземцы, очевидно, ухитрялись каждую неделю бегать за этими змеями туда и
обратно, что было, если вдуматься, чрезвычайно загадочно. Поэтому Мильройс
особенно дорожил джиррами. Высушенный яд джирр, как и змей лахезис, мог
сохраняться больше двадцати лет и не терять своих смертоносных свойств -
убивать в срок от пяти до семи часов. Противоядия, которые готовил из них
Мильройс, спасали человека от верной смерти. Поэтому "змеиный профессор"
буквально дрожал над этими исчадиями ада. И вот джирры начали таинственно
пропадать, будто проваливаясь сквозь землю. Я обшаривал все известные мне
в парке норы и трещины. Может быть, джирры прорыли подземные ходы? Но это,
как утверждала Лиз, было не в их привычках. Тщательно я осмотрел всю
ограду. Рассыпал на дорожках свежий песок, думая увидать наутро по следам,
куда уползают наши пленники. Ничего. Я доложил профессору обо всем этом. К
моему удивлению, Мильройс рассвирепел. Он так кричал на меня, будто
подозревал, что я тайком жарю его змей себе на ужин или солю их про запас,
как эшуорфские хозяйки солят миног.
Огорченный, я обратился к Лиз. Она посоветовала мне понаблюдать за
китайцами, но для меня они были вне всяких подозрений.
Вор! Это стало для меня ясным, когда двенадцать самых крупных джирр
исчезли из парка в одну теплую безлунную ночь. При первых лучах
восходящего солнца я увидел на свежем песке одной из крайних дорожек парка
отпечатки босых ступней.
"Ага, - подумал я.- Ну, об этом я не стану сейчас докладывать сердитому
профессору и его ассистентке, а подкараулю, поймаю и приведу жулика за
шиворот. Пусть "змеиный профессор" узнает, кто питается его ядовитой
дичью".
Выйдя из парка, я обследовал каждый дюйм местности у той стены, через
которую, по моим предположениям, мог забираться неизвестный вор. Невдалеке
проходила дорога на Рангун. Уединенная, глухая тропинка извивалась от
дороги в сторону и упиралась прямо в стену парка. Это становилось
интересным.
Вечером, когда станция погрузилась в сон, я приготовил толстую бамбуковую
палку, надел мягкие резиновые сапоги, в которых мне приходилось лазать по
бассейнам, вылавливая водоплавающих змей, проверил электрический фонарь,
сунул в карман кастет, взятый у Хо, и, заперев ворота и калитку, решил
выяснить тайну.
Всю ночь я честно караулил, не смыкая глаз, и так бесшумно обходил парк
около стен, что мне мог позавидовать африканский бумсланг - самая хитрая
змея на свете. Но ничего не случилось. Утром я пересчитал джирр. Все они
оказались налицо. Так четыре ночи подряд дежурил я в парке, предвкушая,
как обломаю палку о спину вора, но тот не появлялся.
На пятую ночь я услыхал осторожный шорох, совсем не похожий на шелест
щитомордника или позвякнвание гремучки. Змеи спали, и им незачем было
возиться в кустах.
Мягко, словно котенок, ступая в резиновых сапогах, я успел подкрасться к
восточной стене как раз вовремя. Тень человека с мешком за плечами
карабкалась на стену, но я поймал босую ногу вора и сдернул его обратно в
парк.
- Лежи, сатана, и не двигайся! - прошептал я. - Раньше чем наделать тебе
синяков, мне хочется полюбоваться на твою физиономию.
- Простите меня ради всего святого, - услыхал я в темноте плачущий голос.
- Клянусь вам, что я не ел четыре дня...
При свете фонаря я увидал смущенное лицо белого. Я сам сначала смутился,
ко, вглядевшись пристальней в черты лица вора, я почувствовал еще больший
приступ бешенства.
- Не рассказывайте сказок,- прошипел я, скрипя зубами. - Меня не касается,
что вы кушали на прошлой неделе. Каким образом и зачем вы очутились здесь?
Вор молчал, тяжело вздыхая, как бы в раскаянии.
- Как вы ухитрились воровать джирр? Кто вы такой?
- Не все ли равно кто, - ответил вор. - Отпустите меня. Я сумею быть
благодарным.
Я тихо засмеялся.
- Как бы не так! Вы опять попадаетесь мне пo дороге, черт бы вас взял! Мне
отлично знакома ваша безобразная физиономия.
- Будто бы?
- Да. Вы проиграли мне в Белл-Харборе пари и позорно сбежали, не заплатив
доллара. Но я нашел вас на краю света, и тепeрь мы рассчитаемся.
Да, это был тот самый джентльмен, который кормил меня баснями о чемпионе
Блэк Снейке. Сейчас он взмолился смиренным голосом:
- Уберите ваши колени с моей груди. Я с трудом выдерживаю сто футов вашего
веса...
- Как вы воровали джирр? - настаивал я, придавливая вора. - Покажите
перчатки.
- Я хватал их без перчаток, клянусь...
- Так вам и поверили, - отозвался я, зная привычки ядовитых джирр.
- Я все расскажу вам, честное слово. Только не мните меня, - пробормотал
вор.
- Отдайте оружие, - потребовал я.
- Вот мое оружие.
При свете фонаря я увидал десять голых пальцев вора. Тогда я великодушно
разрешил:
- Встаньте и рассказывайте. Не делайте лишних движений, а то я застрелю
вас.
Вор забормотал извинения.
История становилась слишком интересной, поэтому не хотелось сразу
поднимать тревогу. Было любопытно познакомиться со смельчаком, который
додумался красть ядовитых змей и рисковал босоногим бродить по нашему
парку, да еще ночью.
Пыхтя и отдуваясь, вор сел на скамью. Мешок с джиррами мирно лежал у наших
ног. На всякий случай я не выпускал палки из рук.
- Не умею я рассказывать, - сумрачно начал вор осторожным шепотом, словно
боясь, что нас подслушают.Зовут меня Вандок. Сейчас я без работы и ворую с
голоду.
- А раньше? - спросил я.
- Что раньше? Всю жизнь я прожил, шатаясь по белу свету. Были веселые
денечки, когда меня. носило под тропиками от Панамы до Занзибара и
Центральной Африки. Я охотился на львов в Угого и за гориллами на
Целебесе. Судьба кидала меня из Нью-Йорка в Макао и обратно. После
Белл-Харбора я кинул якорь в Рангуне.
О причинах скитаний позвольте умолчать. Но, как говорит индусская
пословица, "для мудреца достаточно намека". Кстати, нет ли у вас в кармане
хоть корки хлеба? За четыре дня я забыл его вкус... Нет? Ладно. Так вот,
если у здорового, сильного человека в этом мире нет работы, то он способен
заняться изучением змеиных привычек, лишь бы это дало ему возможность
ежедневно иметь горячую пищу. А случилось это так. В прошлом году я таскал
чемоданы каким-то геологам королевской экспедиции в Гималаях и там
приметил, что эти проклятые джирры по ночам прячутся под кустами и тихо
спят, как все мирные существа. В темноте они, оказывается, незлобивы, как
овечжи, и совсем не кусаются. Геологи уехали через Бомбей в королевство, а
меня оставили бродить по улицам. Для безработного улицы всех городов
одинаковы, и мне немало пришлось испытать. Я учился парикмахерскому
искусству и практиковался на голове хозяина, пока случайно не отхватил ему
четверть уха. Понятно, потом я целый день отлеживался на свалках за
городом, выплевывая изо рта зубную крошку. Служил у торговца маслом и
учился персидскому языку. Судьба вела со мной очень ехидную игру. Но зачем
я вам все это рассказываю? Сытый голодного не разумеет. Что может понимать
торговец керосином в аромате мускуса? Спасибо хоть за то, что вы не
проломили мне голову у забора. А теперь зовите людей и заприте меня
где-нибудь до утра. Только сначала покормите, а утром можете отправлять к
судье. Что ж, неудача! Пошел глупец охотиться, а его самого подстрелили. Я
устал от такой собачьей жизни. Лучше повеситься...
Невольно проникаясь сочувствием, я сказал этому мудрецу:
- Я верю тому, что вижу, а не тому, что слышу.. Покажите мне ваши фокусы.
Вандок, оказалось, не солгал. Действительно, привычки джирр он знал
отлично. Злобные днем, они с заходом солнца делались добродушными и мирно
спали. Вандок при мне шарил голыми руками в кустах и собирал злобных
джирр, будто грибы, спокойно засовывая их в мешок, как новорожденных
щенят. Да, каждый зарабатывает себе хлеб так, как его к тому принуждает
судьба.
Брезентовый мешок Вандока наполнился, как тугая наволочка, набитая
маисовой соломой.
- А теперь, любезный, вытряхивайте добычу на землю, - сухо сказал я
Вандоку. - Я прощаю вам доллар и прибавляю половину рупии. - Я достал из
кармана монету. - Проваливайте отсюда с условием, что я вас больше никогда
не увижу в парке.
- Ну нет, - усмехнулся Вандок. - "Змеиный профессор" не разорится от
нескольких пайс, которые он переплачивает мне на джиррах. А из вашего
грошового жалования я не возьму ничего. Пока для меня не настанут лучшие
времена, я буду лазать сюда...
Он произнес это скромно, почти застенчиво, и мне стало жаль парня.
Если я не трону его добычи, он завтра сам или через подставных мальчишек
продаст профессору содержимое мешка, отправится в харчевню и поест впервые
за четыре дня. Если же я подниму тревогу, ему не миновать тюрьмы.
Я был судьбой Вандока. Надо было решать задачу. Отпустить его? Но если
этот дьявол будет продолжать свои визиты, мой хозяин начнет штрафовать
меня за пропажу вверенного мне имущества.
- Вы не пожалеете, добрый человек, если еще когданибудь побеседуете со
мной, - прервал мои размышления Вандок прежним печальным тоном. - Честное
слово, эти гады сейчас все мое пропитание. Позвольте мне не лишаться его.
Право, для профессора тут ущерб невелик... Как только я устроюсь на
работу, я прекращу это занятие.
В ту минуту я пережил очень много. Я с обостренной ясностью вспомнил, как
сам страдал от голода, подобно атому бродяге. И я слабодушно сдался на
просьбу хитроглазого проходимца.
- Оставляйте себе десяток джирр, - сказал я Вандоку, потушив фонарь. -
Торгуйте ими, и желаю вам приятного аппетита, когда вы завтра начнете
кушать похлебку. Только уговор: не тревожьте джирр чаще одного раза в
неделю.
- Благодарю вас, - радостно забормотал Вандок, развязывая мешок.
Он быстро управился с джиррами. Было слышно, как шлепались о землю змеи,
забрасываемые им на дальний газон.
- Было очень приятно возобновить старинное знакомство с вами, - уже более
свободно сказал Вандок, взваливая отощавший мешок на спину. - Я оставил
себе восемь экземпляров. Этого мне пока хватит. Разрешите навестить парк в
среду, а то в четверг начнется полнолуние.
- Проваливайте, - прошипел я, - можете являться и в полнолуние. По средам
я буду спать с часу до двух ночи. Но вообще постарайтесь поскорее убраться
из наших окрестностей навсегда.
- Как вы великодушны! - промямлил Вандок и исчез.
Я слышал его быстрые шаги, легкий прыжок, и все стихло.
Безмолвная тропическая ночь сгустилась вокруг меня.
Но на душе у меня было смутно. Я жалел Вандока и был недоволен собой.
IV
- А не приходила вам мысль, мисс Лиз, что джирры поедаются какими-нибудь
животными? - спросил Мильройс ассистентку, когда я днем доложил ему о
недостаче джирр. - Все-таки мы еще очень мало знаем о поведении
пресмыкающихся. Что думаете вы, Пингль?
- Следовало бы дать мне Ли в помощь, - ответил я. - Вдвоем нам будет легче
уследить, куда исчезают джирры.
- Вы недооцениваете свои способности, Пингль. Я уверен, что вы поймаете
беглянок. Но не станем беспокоиться о пустяках. На днях сюда приезжает мой
племянник доктор Рольс, и он уладит дело. А вы, Пингль, будьте добры,
приготовьте раствор вот по этой формуле...
На лабораторном столе лежала записка. Я удивился, зачем профессору
понадобилось записывать формулу: обычно я составлял растворы с его слов.
- И поторапливайтесь, Пингль, - строго сказал Мильройс. - Обратившись к
Лиз, работавшей тут же, он продолжал прерванный моим приходом разговор: -
Вы будете, Лиз, совершенно очарованы моим племянником. Чрезвычайно
талантливый человек. Несколько лет он прожил на Яве, написал книгу о
насекомоядных растениях. Теперь надолго едет в Австралию изучать флору ее
южного побережья. Он хочет воспользоваться некоторыми моими советами. Ведь
я, кажется, неплохой организатор...
- О да! - невольно вырвалось у меня.
Мильройс медленно повернул голову в мою сторону:
- Ах, Пингль, вы еще здесь? А я полагал, что раствор уже готов. Так вот,
Лиз, мы воспользуемся коротким визитом Рольса и проверим тот опыт, о
котором я вам говорил. А кстати и разберемся в джиррах. Он должен отлично
знать. Ведь он...
Раствор как раз был к этому моменту готов.
- Исполнено, профессор, - сказал я.
Лиз с недовольством посмотрела на меня.
- Как вы меня испугали, Пингль!
- Благодарю вас, Пингль, - сказал профессор. - Я сам профильтрую раствор.
Мне оставалось откланяться и покинуть лабораторию.
Через несколько дней как-то утром Ли сказал мне:
- Ночью приехал племянник профессора.
Мне очень хотелось посмотреть на гостя, но как раз в парке было много
работы, и мне никак не удавалось увидать приезжего.
Дня через два Лиз приказала перенести несколько клеток на солнечную
сторону, и я с китайцами трудился в поте лица. Перетаскивая клетку, я
увидел через калитку незнакомого человека, разговаривавшего с Лиз на
террасе дома. Человек сидел на перилах спиной ко мне, сильно
жестикулировал и рассказывал, по-видимому, чтото очень смешное, потому что
Лиз хохотала так, что ее смех доносился до меня.
- Боже мой... Да перестаньте, Рольс! Вы уморите меня, Рольс!
Очевидно, это и был молодой племянник профессора. Несомненно, что мой
хозяин очень любил Рольса, потому что Хо на кухне стряпал самые изысканные
блюда, и когда нес мимо моего бунгало три прибора в столовую профессора,
то подмигивал мне:
- После обеда я принесу вам еще чего-нибудь вкусненького.
В лаборатории Лиз занималась одна. Профессор с племянником сидели,
запершись в личном кабинете Мильройса, и занимались до глубокой ночи. Я
видел освещенное окно кабинета, когда коротал часы ночного дежурства в
парке. Для занятий профессора требовалось очень много материала то из
вивариев, то из склада, и я буквально разрывался на части. Бедная Лиз тоже
измучилась. Наконец она с облегчением сказала:
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг