Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
искрищу выудил из небесного океана. Значит, двигай дальше..."
Но отцу не пришлось больше заниматься опытами с моделью. Местному
начальству показались подозрительными его занятия. Дьякон написал донос о
якобы запойном пьянстве молодого учителя с "лазанием по крышам в безумном
виде". Пришлось просить о переводе. Отец уехал из Иван-города за Урал,
принимал участие в революционных событиях, служил в Красной Армии, потом
устроился в горном лесничестве.
  "...Женился. Лесничим хорошо быть. Дочь Танюшка растет. Вот бы ее пустить
по ученой части, занялась бы изучением того, что мне не удалось изучить в
молодости..."
В другой тетрадке было что-то вроде дневника. У меня сохранились копии
этих страниц.


                           XII. Пройденный этап

  Писал отец так:
  "Приехал ко мне в лесничество человек, говорит:
  - Еле разыскал вас, дорогой Илья Акимыч. В какую глушь забрались, ай-яй...
  Голос деликатный. Глаза неопределенные. Одет по-столичному, при галстуке.
  - Чем обязан? - спрашиваю. - Кто вы такие?
  - А я, - отвечает, - изучаю историю русских изобретателей-самоучек.
Фамилия моя - Дымов. Разыскиваю же я вас по личному вашему интересу...
  - В каком смысле понимать? - спрашиваю.
  Стоим на крыльце и беседуем. А гость вынимает из портфеля старую газету и
показывает:
  - Да вот в этаком смысле.
  И вижу, в дореволюционной газете написано про меня как змея запустил, как
модель построил и как искра распугала всех. И смотрю - подпись учителя
иван-городской прогимназии. Вот штука! Никогда не подозревал, что про меня
было напечатано. Я уж на свои бредни давно рукой махнул.
  - Да, - говорю, - был такой грeх. Что же из этого следует?
  А он картузом свое пухлое лицо обмахивает, от жары отдувается, просит:
  - Нельзя ли с вами, товарищ лесничий, побеседовать. Ведь ваши опыты...
  И начал, и начал... На меня тут воспоминания нахлынули. Сказал я жене,
чтобы самовар поставила. Стала она хлопотать. Угощение предложил гостю. Он
тоже приехал не с пустыми руками. Заставил меня наедине рассказать ему все
подробно. Слушает, а сам в книжечку чирк-чирк.
  - Не сохранилась ли модель? - спрашивает.
  Ну, какая модель, так, жалкие остатки! Сломанные клеммы, да валик без...
(здесь слово было зачеркнуто). Дымов все рассмотрел, потом глядит на меня
и руку протягивает:
  - Поздравляю.
  - С чем это? - изумляюсь.
  - Ас тем,- говорит,- поздравляю, что вы - талант! Про вас, Илья Акимыч,
надо книги печатать.
  Уж он хвалил-хвалил! Пробыл до позднего вечера, обещал сделать доклад обо
мне и написать. Сказал, что вызовет к себе и вместе будем писать сочинение
о машине по извлечению электричества из воздуха.
  Уехал и остатки модели увез с собою. А у меня - полное головокружение. Ни
о чем не могу думать, только о машине. Замечтался, заставил Танюшку
выучить стихотворение Козлова "Грозы! Скорей грозы!". Хорошо она читает.
  Ждал я весточки от Дымова. Посылать письма? А куда? Адреса не знаю.
Обозлился, Запросил Исторический музей: где, мол, такой Дымов?
  Ответили через полгода:
  "Такого историка у нас не значится..."
Приезжал недавно сюда аспирант один, комсомолец, охотиться. Познакомился с
ним, рассказываю историю. Сели на берегу речки под пихтой. Начал я ему про
уловитель и про модель. Он слушал молча. Сорвет травинку, в пальцах
крутит. Потом вынул блокнот и карандаш, протянул мне:
  - Пишите расчеты, дедуся...
  А я их, признаться, позабыл. Пишу. Чувствую, что не так. А парень, видимо,
серьезный, не улыбнется. Берет у меня карандаш, спрашивает:
  - Вы, вероятно, рассуждали вот так?
  И начал говорить точь-в-точь, как будто знал мои мысли.
  Написал он цифры, вычислил, подвел итог:
  - Ваша машина не могла работать, дедуся!
  Я даже обиделся.
  - Как же, - говорю, - не могла, когда вал вертелся! Двести пять оборотов в
минуту! Один раз вертелся, а второй - нет. Почему так?
  - Ваши прежние представления об атмосферном электричестве - пройденный
этап. Раньше чем построить машину, которая двигалась бы под влиянием тока
из атмосферы, надо -изучить вопрос в свете новейших данных.
  Я пристал к нему:
  - Почему же в первый раз вал вертелся?
  - Очень просто, - отвечает. - Если построить модель точно по вашим
вычислениям, то она не будет работать. Посылайте ваш проект хоть в
Академию наук, там скажут то же самое. Но я верю, что она один раз
работала. Значит, модель была вами сделана не точно. Значит, было в ней
какое-то еще новое, непредвиденное условие, которое и позволило ей
работать. При первом испытании это условие существовало, при втором -
отсутствовало.
  - Какое условие? - спросил я.
  - Не знаю.
  Аспирант этот все расспрашивал о моих опытах в Ивангороде. Признаться,
отвечал я ему неохотно.
  Помню, сказал он мне, между прочим:
  - В вас есть изобретательская жилка. Но вам нужно быть в курсе современных
идей. Надо знать больше фактов. Тогда скорее придет в голову интересная
мысль".
  Дальше отец приводил какие-то очень сложные свои рассуждения об
электричестве, проверить которые просил Дымова.
  В них я в тот момент не могла разобраться. В школе я всегда имела по
физике тройку. Опыты с маятниками, искрами, оптическими стеклами казались
мне скучным занятием. Но я уже писала вам, дорогой друг, что была тогда
глупа. К счастью, как оказалось, не безнадежно. Мне сейчас стыдно, что на
уроках физики, ох, бывало тайком, под партой, таясь от глаз учителя
Виктора Ивановича, держала я затрепанный томишко Понсона де Террайля
"Фиакр © 13", читала "Похождения графа Фруа", равнодушная к объяснениям
учителя. Вызванная к доске Виктором Ивановичем, плела иной раз такую
чепуку, что класс дружно покатывался со смеху. Но меня выручали природная
память и способность отвечать с величайшим достоинством.
  Записи отца повернули ко мне физику новой стороной.
  Я подумала, что никогда не разберусь в звеньях цепи описываемых событий,
если не буду знать. Чего? Всего. Надо знать как можно больше. И знать так,
чтобы уметь применять знания.
  Впрочем, эти соображения пришли гораздо позднее.
  Но мне кажется необходимым упомянуть об этом сейчас...
  Я опустила тетради отца. Подняла голову. Встретились взглядом с
Грохотовым. Он серьезно посмотрел на меня, спросил:
  - При каких обстоятельствах умер ваш отец?
  - - Его нашли мертвым в лесу... После грозы...
  Помолчав немного. Грохотов перевел разговор на другое.
  - Дымов возвратил мне эти рукописи. Он занят другими делами. И просил
меня... Да... Как раз я интересуюсь теми же вопросами, которые в молодости
интересовали вашего отца. Эта станция, где мы находимся, - первый пункт
одного большого начинания. Здесь начало дела...
  - альфа... - произнес Грохотов и улыбнулся. - Обратили внимание на мачты?
  - Да.
  - Их антенны имеют общую протяженность свыше двадцати километров. Не то,
что там, в степи, в полевой лаборатории.
  Мне хотелось спросить Грохотова, почему он так внезапно исчез тогда. Но
вместо этого я спросила:
  - Меня здесь все интересует. Особенно после того, как только что я
прочитала дневники моего отца... Что за странный дом со стеклянным
колпаком?
  - Это опытная станция. Здесь есть несколько особо ценных и редких
приборов, - ответил Грохотов. - С ними требуется, я бы сказал, нежное
обращение. Каждый научный аппарат имеет свою индивидуальность. И я знаю,
что с этими приборами лучше всего управляются руки девушек... наших смелых
советских девушек... Одна работает здесь - Оля. Вы с ней сейчас
познакомитесь. Она вас и проинструктирует. Мне нужна вторая лаборантка.
Хотим иметь человека про запас...
  - Понимаю, Степан Кузьмич, -oтветила я, польщенная словами Грохотова.
  - Про запас, чтобы не очутиться в положении, как тогда, помните? Я успел
присмотреться к вам, и, кроме того, признаться, мне хочется, чтобы именно
вы были при деле, которым интересовался ваш отец.
  Грохотов посмотрел на меня очень пристально, и я выдержала этот взгляд.
Грохотов медленно проговорил:
  - В вас есть упорство и выдержка... Да, да, знаю о вас больше, чем вы
думаете...


                           XIII. В вихре молний

  На вершинах гор лежали черные, зловещие облака. Со всех сторон на площадку
станции стремительно наползали густые слои тумана. Грохотов взял меня за
руку и провел к двери дома, который я еле различила в быстро наступающей
мгле. Над нашими головами сверкнула ослепительная молния. Она разорвалась
с таким невероятным треском, что я содрогнулась.
  Я вспомнила слова Симона о грозах в этой местности. Грохотов ввел меня
через дверь в помещение станции. Тонкая фигура девушки виднелась у
аппаратов, похожих на ящики радиол. На щитках около нее вспыхивали
разноцветные лампы. Грохотов быстро поднялся по лесенке и крикнул вниз:
  - Оля. Это - ваша помощница. Звать ее Таня. Учите ее...
  Грохотов сказал еще что-то, но снова раздался оглушительный гром.
Казалось, будто горы сдвигаются со своих мест и низвергаются в бездонные
пропасти. Многоголосое эхо рокотало непрерывными залпами тысячи пушек.
  Оля показала мне на два щитка, где виднелись цифры 4 и 5.
  - Как увидите, что вспыхнет лампа, говорите в этот рупор: "Четвертый
сработал... Пятый сработал..."
Я кивнула головой. Отвечать казалось бесполезно, потому что треск молний
слился в дьявольскую перестрелку.
  - Ну, как вы там? - услыхала я спокойный голос Грохотова над самым ухом.
  Обернулась, но Грохотова в лаборатории не было,- При свете лампы увидела
только острый профиль Оли, сосредоточенно смотревшей на три щитка рядом.
Она на секунду обернулась и ткнула пальцем на мой четвертый щиток, где
загорелась лампа.
  - Четвертый сработал, Степан Кузьмич! - крикнула я.
  - Не глухой. Не кричите, - послышалось у меня над ухом. - Спокойнее...
  И тут только я заметила, что Оля, не отрывая глаз от щитков, все время
шевелила губами перед рупором. В паузах между оглушительными ударами
молний слышала я ровный голос Оли:
  - Сработал второй... третий... второй... первый...
  Мне нельзя отказать в понятливости. Работу наблюдателя я усвоила с первого
же урока. Пришлось сосредоточить все внимание на щитках, быстро и ясно
говорить полагающееся, вернее, спокойно, шептать, потому что очень скоро я
почувствовала, что могу охрипнуть.
  Сколько времени продолжалась гроза, это я не могла представить. Лампы на
щитках погасли. В ушах еще, казалось, грохотали громы. Виски заныли от
напряжения.
  Тяжелая рука, стараясь быть ласковой, коснулась моего плеча.
  - Занятная работенка? - услыхала я голос Грохотова. Обернулась.
  Грохотов держал меня за плечи.
  - Устали? Не нравится? Тяжело?
  Я медленно опустилась на подвернувшийся табурет.
  - Нет, ничего. Буду работать здесь.
  Грохотов протянул мне тетрадку:
  - Отлично... Тогда... продолжайте прерванные занятия. Перепишите вечером у
себя эти цифры тщательно, как вы умеете это делать.
  Тетрадь пестрела карандашными каракулями. Надо их разбирать. Так болели
виски, что хотелось упасть и заснуть.
  - Оля, - обратился Грохотов к лаборантке. - Познакомились? Подайте друг
другу руки... Вот так.
  Мы обменялись с Олей рукопожатием. А .Грохотов, продолжая улыбаться, вынул
из кармана плитку шоколада, протянул ее нам:.
  - На двоих... Скушать сейчас же. Перестанет стучать в висках. И на свежий
воздух, марш. Отдых десять мянут. Потом разрядка аппаратуры новыми
пленками. Обед через час двадцать...
  Через десять минут после вятамишюго шоколада боль
в дисках и усталость исчезли. Освежил я прохладный торный воздух. Клочья
тумана стремительно сбегали с площадки, формировались в длинные полосы
облаков и исчезали в широком промежутке между двумя горными массивами,
  - Ты боялась? - спросила Оля.
  - Боялась, - ответила я. Мве xoтелось быть совершенно искренней перед этой
черноволосой девушкой. Глаза у нее были такие милые и такие по-хорошему
знакомые, что я шутливо повела плечами. - Ух, как боялась!..
  - А бояться нечего, - пояснила Оля. - Все антенны заземлены. И знаешь,
радиус безопасности равен высоте мачты. Наши мачты по семьдесят метров.
Значит, в Круге диаметром в сто сорок метров ни один разряд молнии не
может тронуть здесь ничего - ни построек, ни нас.
  Зарядка аппаратов. Я занялась этим делом вместе с Олей. Надо было
открывать дверцы аппаратов, вынимать из них круглые металлические коробки
с кинолентами, затем вместо них вставлять новые коробки.
  Оля рассказала мне, что в этом "гнезде бурь" во время грозы молнии часто
ударяют в антенны, выставленные вокруг на горных вершинах, поток
электродов мчится по проводам и, раньше чем уйти в землю, проходит через
аппараты лаборатории. Самопишущие приборы записывают, как выразилась Оля,
"характеристику молнии", или, иначе говоря, высковольтного разряда,
который происходит в сотые и тысячные .доли секунды. Сложные и тонкие
приборы отмечают на фотопленке мельчайшие изменения сил и напряжения тока.
После проявления пленки причудливые линии подлежали микрометрическому
измерению и тщательнейшему изучению.
  Пока мы с Олей следили за работой аппаратов, Степан Куэьмич, .словно
капитан в рубке, сидел на крыше лаборатории под стеклянным колпаком и
непосредственно вел наблюдения над молниями. Цифровым шифром он записывал
характерные особенности разрядов и производил фотосъемки молний.
  Я узнала, что на этой высокогорной, станции установлены многолинзовые
фотоаппараты, которые являются, последним достижением советской науки.
Представьте себе, друг мой, что те тридцать шесть окон, которые видела я в
основании стеклянного колпака направленными во нее стороны, на самом деле
были тридцатью шестью объективами единого фотоаппарата для изучения
молний. Благодаря такому полному охвату горизонта можно было
фотографировать все молнии, вспыхивавшие в районе станции. Стеклянный
колпак служил надежной изоляцией и защитой от молний. Степан Кузьмич по
мере нужды включал ту или иную серию фотокамер так, чтобы сверкнувшая
молния фиксировалась на пленке во всей своей сложности.
  Простите, я немного забегаю вперед. Но мне хочется, чтобы вы поняли, что
фотографирование молнии - сложнейшее дело. Сначала я думала, что просто в
фотокамере движется пленка с определенной скоростью, как в кино, и на ряде
кадров запечатлевается вся история молниевого разряда от зарождения до
полнвго его угасания. Однако оказалось, что каждая камера производит
одновременно три фотокадра - один неподвижный, а два других на
кинопленках, движущихся в противоположных направлениях. Позднее я подробно
ознакомилась с этими камерами.
  На лошадях вьюком доставили мой чемодан. Мне отведена крохотная комната,
похожая на вагонное купе. Дверь ее отодвигается на бесшумных шарнирах.
Рядом - купе Оли.
  Началась моя трудовая жизнь.


                         XIV. "А если тайны нет!"

  На следующий день поздно к вечеру я очень уютно устроилась в моей комнате.
И только успела удостовериться, что перстень благополучна покоится на дне
чемодана, как звякнул звонок внутреннего- телефона.

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг