полушепотом пропел "золотарь". - Не видишь, к тебе идет наниматель!
И вправду, к ним навстречу чинно шествовал старичок, худой, как
кочерга, но, судя по одежде, человек состоятельный. Его лицо напоминало
переспелую коричневую грушу, узкий лоб был изрезан морщинами, а костлявый
подбородок украшен длинной профессорской бородкой. Вкупе с неприятно
сверлящими глазками и желтым зубом, торчащим напоказ, дедуля откровенно
напоминал находящегося на задании пожилого и траченного молью демона.
Такие вот и шастают по азиатским базарам, предлагая доверчивым мусульманам
весь мир, если только те отступятся от ислама и продадут свою бессмертную
душу...
- Так вот они какие - саксаулы... - понимающе протянул Лев.
- Аксакалы! - сквозь зубы выдохнул Ходжа. - Когда же я тебя выучу самым
простым понятиям?!
- Джинн - учил, дед - учил, башмачник - учил, теперь еще и всякий
ассенизатор учить будет... - скорбно буркнул наш вор и сделал ангельское
лицо - потенциальный наниматель вперился в него узкими, колючими глазками.
- Ты пойдешь со мной! - Богатый старик удовлетворенно оценил рост и
руки мнимого грузчика. Оболенский кинул косой взгляд на друга, тот опустил
ресницы - соглашайся.
- А что, собственно, надо делать?
- То, для чего тебя предназначила природа, глупое животное...
- Не может быть... - едва не взвыл от счастья воодушевленный
Оболенский. - Поправь меня, о благословенный пророк пенсионного возраста, -
мы идем в гарем?!
У старца от удивления чуть не воспарила чалма. Ходжа понял, что пора
брать дело в свои руки, не дожидаясь, пока аксакал призовет на голову
оскорбителя городскую стражу.
- Не волнуйтесь, почтеннейший, этот несчастный идиот - мой младший
брат. Аллах наградил его недюжинной силой, но злобный шайтан отобрал
последний ум, и бедолага с детства заговаривается. Склады и сараи он
называет гаремами, мешки с товаром - прекрасными пэри, меня,
недостойного...
- Ах ты, пенек, собаками помеченный! - обомлел Лев.
- Вот, слышали? - страдальчески всплеснул руками Насреддин, - Я денно и
ношно молю небеса возвратить ему разум, но, увы, они безмолвствуют...
- А он не опасен?
- Что вы, уважаемый! Во всем остальном мой брат даже мухи не обидит! Да
и труженик он, каких поискать... Большой, сильный, послушный! Только не
слушайте его болтовню...
- Хорошо, - важно кивнул подозрительный старик, - пусть он идет за
мной. До вечера я найду ему работу в доме...
Как только "золотарь" обсудил все условия оплаты и получил за каторжный
труд "младшего брата" две таньга вперед, он напустился на Оболенского:
- Иди и трудись! А греховные помыслы о чужом гареме гони из головы в
шею!
- Я не могу трудиться, это нарушение воровской этики... - хмуро
отбивался "потомок дворянского рода". - И что я такого сказал? С гамадрила
седобородого уже песок сыпется, а мне хоть поглядеть на этих... ваших...
гурий!
- Зачем, о несносный зуд в моей пояснице?!
- Гормон пришел... - Но, видя, что Ходжа не разделяет его страданий,
Оболенский шмыгнул носом и покорился судьбе. Их ищут, а значит,
действительно имеет смысл разделиться. Лавку башмачника Ахмеда на базаре он
теперь и сам отыщет без труда...
* * *
На чужой гарем - штаны не разевай.
Табличка при входе.
Помню, как я звонил Маше в Москву, и она радостно поведала, что
"больничного вора", видимо, скоро поймают. Доблестные работники милиции
совершенно случайно получили очень важные улики... Не угадали? Да было сразу
найдено все краденое! И где?! Под матрасом у безнадежно лежащего в коме
Оболенского! Медперсонал наконец-то решил поменять постельное белье, а в
результате под несчастным был найден целый склад. Разумеется, все вещи были
опознаны и возвращены законным владельцам. Общественное мнение негодовало:
это ж насколько надо быть законченным мерзавцем, чтобы прятать ворованное в
постели обездвиженного больного, который не то что слова сказать - и глаз-то
открыть не может. Теперь вся клиника с надеждой ждала поимки бесчеловечного
злодея. Увы, радость была преждевременной... На какое-то время кражи
действительно прекратились, но спустя недельку все началось вновь...
Повторяю, что лично я сам знаю о тех событиях исключительно понаслышке. Все
происходившее было описано мною со слов Маши Оболенской, и у меня нет причин
ей не доверять. Но вернемся к главному герою, да извинит меня его
почтеннейшая супруга, и да продлят небеса годы ее благоденствия... Черт
побери, еще десяток глав этого романа - и я даже в троллейбусе буду
обращаться к кондуктору преувеличенно-вежливым слогом восточного рубай! Это
все из-за Льва... Я пытался понять, каким именно способом он намеревался
опозорить эмира? Ну, не опозорить, а вообще хоть что-то ему сделать... Мне,
стороннику традиционных взглядов на историю, казалось, что вход в эмирский
дворец должен охраняться не хуже Московского Кремля. Сам властитель Багдада
наверняка окружен не одним десятком телохранителей, а по всему зданию
взад-вперед снуют слуги, стражи, рабы и царедворцы. Готов принять обвинения
в грубом скептицизме, но неужели нельзя было сочинить более правдоподобную
историю, ограничившись противостоянием менее величественному противнику? Ну,
не верю я, что эти двое ходили по городу, как у себя в ванной, и никто их не
задерживал! И то, что они учинили с бедняжкой Селимом ибн Гаруном
аль-Рашидом, тоже выглядит чрезмерно фантастичным... Сам Оболенский объяснял
происходящее весьма убедительно и логично, но об этом позднее. На данный
момент мы вроде бы оставили его на базаре со странным старичком. О, это
оказался еще тот старик... По этому случаю я возьму на себя смелость
озаглавить эту историю, как "Сказ о Багдадском воре, страшном пустынном гуле
и одной бедной, но храброй девушке"...
Всю дорогу Оболенский то в шутку, то всерьез уточнял насчет гарема. Его
наниматель оказался человеком крайне несловоохотливым и отвечал жестко, в
одно предложение, так клацая зубами, словно откусывал точку в конце каждой
фразы. В результате выяснить удалось немногое... Конечным пунктом похода
является богатый дом на отшибе самой окраины Багдада. Конечной целью найма
грузчика - перенос скопившихся мешков с костями мелкого рогатого скота и
зарытие их в землю за крепостной стеной. Там находилось печально известное
кладбище неверных, где хоронили бродяг, путешественников, прокаженных, а
также всех представителей немусульманских религий, застигнутых неразборчивой
смертью в стенах благословенного Аллахом города. Как понял Оболенский,
Багдад имел не только парадные ворота, кое-где можно было выйти и через
незаметную калиточку (заплатив за это кое-кому и кое-что, разумеется). В
идеале тяжелая работа по переноске мешков и маханию совковой лопатой должна
была закончиться к вечерней молитве. Льва обещали накормить и выдать на руки
еще две таньга, если управится к сроку. Не будем врать, что его это
обрадовало, но одна случайная фраза старичка вселяла робкую надежду - "не
вздумай заглядываться на моих жен, когда будешь носить мешки из дому!". Жен,
по словам старика, раньше было шестеро, седьмая, самая молоденькая, перешла
в жилище мужа буквально три дня назад. Оболенский воспрянул духом и
почувствовал знакомый огонек в жилах, широта его шага выдавала степень
желания так, что дедок даже завистливо покосился. Впрочем, ничего не сказал.
А где-то через полчасика показались окраинные трущобы. Двухэтажный белый дом
на отшибе выделялся, как небоскреб. Ноги сами несли нашего героя навстречу
одному из самых кошмарных приключений в его жизни...
- Что-то тихий у тебя домик, хозяин... - Оболенскому с первого взгляда
не понравились высокий забор, узенькая калитка, более напоминавшая крышку
гроба, и совершенно пустой двор. - У других людей куры бегают, собаки лают,
детишки чумазые туда-сюда с визгом носятся. Ты что ж, при семи женах и все
без детей?!
- Замолчи!
- Не, дедуль... Я ж как лучше хочу, посодействовать от всей души! В
твои-то годы, понятно, храни Аллах, до туалета вовремя добежать - какая,
на фиг, любовь?! Так я к тому, что, может, мне тут переночевать? Дело
быстрое, Аллаху угодное, оплата по факту, фамилию крошкам дашь свою - я не
в претензии...
- Хорошо, - неожиданно согласился старик, и его узкие глаза на
мгновение блеснули отточенно-красным. Он поманил "грузчика" за собой,
открывая медным ключом тяжелую дверь дома. - Зови меня Ай-Гуль-ага!
- Айгуль?! - простодушно удивился Лев. - А разве это не женское имя?
- Как посмотреть, глупец...
Если бы мой друг, имеющий за плечами весьма достойное университетское
образование, чуть больше интересовался мифами и легендами Востока - он
бросился бы бежать, едва услышав это имя. Или, правильнее сказать,
аббревиатуру, но общий смысл от этого не меняется. Если старику удалось
навскидку обмануть даже Ходжу Насреддина, выросшего на страшных сказках
караванщиков и бродячих дервишей, что уж говорить о современном россиянине?
К стыду моему, даже я не сразу догадался, в чей дом попал наш Багдадский
вор! Хозяин сразу повел его по коридору направо, в кухню. Там щедро
предложил пресные лепешки, козий сыр и немного фруктов. На вопрос Льва
насчет мясного только таинственно улыбнулся, демонстрируя неровные, но
крепкие зубы. Оболенскому пришлось мрачно набивать желудок предложенным.
Общую атмосферу на кухне портил огромный казан, впечатляющая выставка
вывешенных на стене ножей и топоров да лениво летающие толпы безобразно
раскормленных мух. Поэтому он был даже рад, когда старик быстренько вернулся
и призвал его к делу. Они прошли еще в одну комнату, где все было украшено
пышными персидскими коврами и, откинув один из них с пола, открыли потайной
люк. По-русски поплевав на ладони, Оболенский бодро спустился вниз и по
одному выволок четыре тяжеленьких мешка, явно набитых костями.
- Слуг не было. Пришлось копить, - скупо пояснил Ай-Гуль-ага. - Съел
крупного барашка - кости в мешок.
- Ну ты и жрать, прости господи... - только крякнул Лев, взваливая
трещащий мешок себе на спину.
- Свадьба была. Много ели, много пили, гостей мно-о-го было...
Дальше пошла работа, и времени на болтовню, естественно, не оставалось.
Сначала Оболенский таскал все мешки из дома во двор, потом тягал их же со
двора за забор, а там уж, метров сто вдоль крепостной стены, к заранее
предупрежденному стражнику. Поняв, что еще и за стенами Багдада все это надо
переть на себе с добрый километр до кладбища иноверцев, он едва не пал
духом. Но выстоял и только шумно ругал Насреддина за то, что тот коварно
свел его осла. Помощь Рабиновича в деле транспортировки тяжелых грузов могла
оказаться неоценимой. Увы, длинноухий друг отсутствовал, а значит,
приходилось волочь все это на собственном горбу... А ведь пришлось еще и
копать яму, да не лопатой, а мотыгой! Вот уж воистину садовый инвентарь, о
котором выросший в центре Москвы Лев не имел ни малейшего понятия. Короче,
когда все было закончено, его аристократические руки покрылись кровавыми
мозолями, поясница ныла, как про клятая, а от особо насыщенных выражений
покойные христиане восторженно переворачивались в гробах.
Когда солнце уже садилось за багдадские стены, а с далеких минаретов
муэдзины стали призывать право верных к вечерней молитве, Лев Оболенский,
еле волоча ноги, шатаясь, протискивался в узкую калиточку дома Ай-Гуль-аги.
О гуриях он в ту минуту совершенно не думал. Гормон ушел далеко, но, как
оказалось, не безвозвратно... И ненадолго, кстати...
* * *
Тушканчиков бояться - в пустыню не ходить!
Узбекская охотничья мудрость.
- Загонял ты меня, хозяин...
- Будешь крепче спать. Хочешь лепешку?
- Ох, я бы лучше щей тарелочку, со сметанкой... или блинчиков!
- Это пища неверных...
- Не заводи, саксаул, я сейчас грубить начну... Ладно, давай сюда свою
лепешку! Вегетарианцы, чтоб вас...
Поверьте, даже шевеление челюстями казалось бедному "грузчику"
непосильным трудом. Заботливый хозяин предложил ему кислое молоко, чем
заработал тяжелый взгляд и пожелание доживать последние годы на одном
кефире. А вот Ай-Гуль-ага нисколько на него не обиделся и, более того, весь
лучился желанием посытнее напотчевать ценного работника. Он даже намекнул
пару раз, что готов устроить Льва на ночлег в свободной комнате второго
этажа, прямо напротив гарема. Как истинный мусульманин, он, конечно, обязан
следить за своими женами, но сегодня тяжелый день, его клонит в сон, а юная
Джамиля так своенравна и шаловлива, ей вечно не спится... Если бы Оболенский
не был так измотан, то, несомненно, обратил бы внимание на явно завлекающую
болтливость неразговорчивого старца. Но, увы... Стоп, я тоже больше не буду
запугивать вас раньше времени, иначе станет неинтересно. Хотя лично мне было
страшно...
- Иди наверх. Ложись. Спи, - напутствовал старик, нетерпеливо
подталкивая Оболенского в спину. Медная аладдинистая лампа чадила и
шипела, но освещала темные коридоры дома.
- Полегче там... Ой-е, ноги, как ватные...
- Джамиля не спит. Ждет.
- А-а... так ты бы шел баиньки, дедуля?! - разом выпрямился Лев, чье
воображение мгновенно нарисовало ему бесцельно нежащуюся на подушках юную
адалиску в прозрачных шароварах. - Я уж сам разберусь, ты только покажи, где
моя постелька, а где - Джамили. Ну, чтоб я во тьме не перепутал, а то еще
попаду не туда...
- Туда попадешь, - уверенно хмыкнул хозяин,
- Угу... вообще-то всегда попадал - женщины не жаловались, - раздумчиво
припомнил Лев. - Вот было иду я как-то по проспекту, а на улице холод, снег
под ногами хрустит, светофоры мигают, от метро до общаги метров двести
будет. У меня шампанское в пакете, конфетки-трюфели всякие - к нам в
университет по обмену опытом эфиопская делегация приехала. И была там одна
кучеряшечка - фигурка, как из черного дерева! Короче, мечта мартовского
мурзика, выдающаяся во всех местах и, главное, без моральных устоев. А какой
облом получился?! Я ж до сих пор заикаюсь, как вспомню... но в последнее
время реже... не помню потому что.
- Пришли. - Старик дрожащей рукой постучал в простую деревянную дверь.
- Джамиля-а-а! Не спишь?
- Нет, мой господин... - еле слышно донеслось в ответ.
Оболенский привстал на цыпочки и вытянул шею, его ноздри раздувались,
как у сибирского изюбра во время гона. Ай-Гуль-ага откинул засов и сильно
толкнул его внутрь:
- Джамиля, к тебе гость!
- Э... здрасте, - вежливо сказал Лев в дурманную темноту. Дверь за
спиной захлопнулась, запор лязгнул, а глаза, привыкшие к свету лампы, не
различали ни зги. Он осторожно сделал шаг вперед, на что-то налетел, едва не
растянувшись на полу, извинился по-английски и ощупью добрался до
маленького, узенького окошка, забранного решеткой. Именно сквозь него
проливался хоть какой-то свет...
- Кто ты, бедный человек? - совершенно бесцветным голосом спросили из
самого темного угла.
- Я? А... позвольте представиться, милая девушка, меня зовут Лев
Оболенский. И должен признать, я - человек не бедный. Этот костюмчик
вшивенький... он вроде маскировки, а так я уже... думаю, довольно богатый!
Всматриваясь изо всех сил, он наконец-то сумел смутно разглядеть
вжавшуюся в угол девичью фигурку. Она сидела прямо на полу, в рубашке и
шароварах, подняв колени к подбородку так, что были видны только
настороженно блестящие глаза.
- А вы, как я понимаю, Джамиля? Вот и салам алейкум! Будем друзьями...
- Лев открыто протянул ей руку, но девушка только вздрогнула,
отшатнувшись. - А может, и так... просто знакомыми. Тут ваш супруг, в
смысле, муж ваш, он...
- Он страшный человек...
- Да ну? - как можно обаятельней улыбнулся Оболенский, его
"нереализованный пыл" незаметно пропал, уступив место жалости и пониманию.
Девушка казалась такой безнадежно обреченной, что наш герой тактично
постарался разрядить тревожную напряженность. - На вид вполне безобидный
старичок! Благообразный, как пасхальный кулич. Не болтливый опять же...
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг