пятьсот монет да персидскую мухобойку, тобой, государь, пожалованную..."
- Тьфу ты, прости Господи! - рассердился Горох. - А мухобойка-то тебе на
кой ляд сдалась?!
- Митяя от варенья отгонять! - пояснил я.
- Так сразу бы оглоблю просил али пушку настенную... Чего мелочиться?
Дальше читай.
- Дальше... ага, тут он уже лично о себе пишет: "...и служил тебе,
государь, верой и правдою столько лет, живота своего не жалея. Ночей не
спал, недопивал, недоедал, все силы положил, казну твою от злодеев
охраняючи. Смилуйся, царь-батюшка! Доколе аспид энтот в милицейском платье
над слугами твоими верными изгаляться будет? Доколе произвол и унижение
терпеть, попреки да обиды сносить, брань да побои принимать, страдая
безвинно? А надо тебе того Никитку участкового наказать примерно! Вот уж
как он на дыбе повисит, а опосля в кандалы, да железом каленым..." Дальше
можно не читать... Все одно и то же. Меня уже мутит от богатства
садистской фантазии ваших подчиненных.
- И то верно, - согласился Горох. - Возьмешь моих стрельцов, перероешь
терем Мышкина и дьяка потрясешь. Да не рассусоливай с ними! Бумагу в
приказе возьмешь, я подпишу.
- А как же доносы?
- Пущай полежат до срока. Вдруг и пригодятся, не ровен час. А теперь пошли
со мной...
- Куда, ваше величество?
- Чай пить, - объявил царь Горох, дружески обнимая меня за плечи.
Мы с ним хорошо посидели. Несмотря на разницу в возрасте (мне - двадцать
два, ему - тридцать три), мы отлично понимали друг друга. Царь был вдов,
его жена, царица Ульяна, умерла три года назад, не оставив ему детей.
Бояре, духовенство да и весь простой народ активно уговаривали государя
жениться. Предлагались на выбор дородные красавицы из местных, самых
благородных кровей, две княжны из сопредельной Тьмутарака-ни, польская
королевна из соседнего Крякова и, по-моему, даже какая-то знойная
негритянка из семьи многодетного вождя далекой Эфиопии. Однако Горох не
горел желанием вновь охомутать себя законным браком. Его вполне устраивало
тисканье дворовых девок в темных углах терема. Надо признать, мужчина он
был симпатичный и жалоб на "последствия" никогда не получал, щедро отсыпая
каждой подружке на столь богатое приданое, что их охотно забирали замуж
царевы слуги. Но, так или иначе, царь отдавал себе отчет в том, что
когда-нибудь вопрос о престолонаследии встанет ребром. Внебрачных детишек
на государевом подворье носилось штук пятьдесят, а настоящего царевича
все-таки не было.
- Да женюсь я, женюсь... Куда денусь? - рассуждал Горох, прихлебывая
липовый чай с земляничным вареньем. - Вот хоть на Златке Збыш-ковской из
Крякова али на эфиопке энтой... как ее... Тамтамба Мумумба? Перекрестим в
Татьяну Мумушкину, наденем сарафан, вот только как косу заплетать? Глядел
я на ее портрет - на башке одни кудряшки! Чистая овца. Но ликом черна и
прекрасна... В баню буду водить почаще, отмоется поди, побелеет, а?
- Это вряд ли, - вздохнул я. - У негров такая пигментация кожи. Тут уж
ничего не попишешь, это на всю жизнь. Хотя... Вот ваши дети, например,
могут рождаться либо черными, либо... не очень черными.
- Хм... утешил. А сам-то ты, Никита Иванович, чего холостым ходишь? Али до
сих пор не приглядел себе ни одну зазнобушку?
- У меня была невеста... там, в моем мире. Хорошая девушка, педагогический
институт заканчивала. Наташа...
- Знатного ли рода?
- Ну, это у нас не играло такой уж важной роли. Хотя она по материнской
линии происходила аж от князей Долгоруких, основателей Москвы.
- Так чего ж ты тянул?! - возмутился царь. - Жениться надо было на княжне,
а все ученье свое она бы и дома продолжила. Не след девице шибко
образованной быть, не для того она в жизни предназначена. Ну да не горюй!
Дело прошлое, чего было, того не воротишь... Она уж, поди, давно за другим.
- Утешили, - в свою очередь хмыкнул я. А в самом деле, не могу сказать,
чтобы я сходил с ума от разлуки, и был благодарен за это именно ей, моей
далекой Наташе. Когда-то давно она, начитавшись Дейла Карнеги, вбивала в
мою неуравновешенную голову искусство перестать беспокоиться и начать
жить. Если не можешь сию минуту изменить ситуацию, не спеши, выдохни,
займись другим делом, а к данной проблеме вернешься потом. Если же и потом
ничего не изменилось, значит, такова твоя судьба и не стоит с ней бодаться
- рога поломаешь. Живи тем, что есть. Помни о том, что было. Верь в то,
что будет. Но не позволяй ни прошлому, ни будущему портить твою жизнь.
- Ну, что Бог ни делает, то к лучшему! - очень к месту подытожил мои
умозаключения царь Горох. - Чую я - вместе мы свадьбы закатим, пока
недосуг - дел полно. Мне еще послов иноземных принять надо, да и ты сюда
не за чаями шел. Стрельцов-то поболее возьми, не хочу, чтоб боярин
вдругорядь в искушение впал да со всеми своими хо-лопьями вас вдоль улицы
дрекольем попер. Вы - царевы люди! Государева служба! Милиция! Не
хух-ры-мухры... В общем, действуй давай, сыскной воевода.
Я решил, что полусотни стрельцов мне будет более чем достаточно. Для пущей
важности им было приказано идти за мной с песней, и улочки вздрагивали от
залихватского:
Соловей, соловей, пта-шеч-ка!
Эх, да канареечка жалобно поет!
Очень красивое и впечатляющее зрелище. Пятьдесят рослых бородатых молодцов
в красных праздничных кафтанах, с начищенными бердышами на плечо,
барабанщиками и знаменосцем. Следом неслась счастливая стайка мальчишек, а
пока мы добрались до боярского двора, за нами уже увязалась изрядная толпа
ротозеев. Несмотря на обеденное время, столько народу полезло поглазеть на
наш военный парад, что тесовый забор Мышкина буквально прогибался под
напирающими представителями любопытствующих горожан. Время от времени
кто-нибудь громко спрашивал:
- Люди добрые, а чаво случилось?
- Бояр Мышкиных под арест берут! - на всю улицу так же орал неизвестно
какой умник.
- Да за что ж их так, сердешных?
- Как за что? Знамо дело, за государеву измену!
- Точно! Мышкины, они завсегда с басурманами снюханы были!
- Не приведи Господь...
- Да вот те крест!
- За воровство их берут! Стало быть, все из царева терема понатаскали:
злата, серебра, сундуков с каменьями самоцветными - несметные тыщи! Ложки
серебряные, и те уперли. Вот как государю наутро кашу-то подали да
деревянную ложку в белы рученьки дали - тут-то и осерчал батюшка...
- Иноверцы они! Креста христианского не признают, в церкви к иконам задом
становятся, перед храмом шапку не ломают, ручку попу не целуют...
- Вот-вот! Колдовская их порода и есть! Намедни все боярыню видели, когда
она пестрой свиньей обернулась да вдоль по улице бежала, а в зубах у ей
ворованный куренок был...
- Брехня! Откуль ты знаешь, что то боярыня была?
- Дык... А у ней серьга в ухе посверкивала, и ругалась сквозь зубы
мастерски и все задом вертела... туда-сюда, туда-сюда! Вылитая боярыня и
есть...
- Граждане! - Мне пришлось до надрыва горла повысить голос. - Попрошу
разойтись по домам И не мешать работе органов правопорядка.
- Да ты не сумлевайся, сыскной воевода, мешать не будем! - восторженно
завопили из толпы. - Ты токмо скажи, когда терем поджигать, а уж мы
пособим. Поможем твоим органам. И пепла не оставим от государевых
ослушников!
Я страдальчески вздохнул, жестом попросив стрельцов отогнать энтузиастов
подальше, а сам деликатно постучал в ворота.
- Кто там? - задал неостроумный вопрос тот же мужик, что встречал нас с
Ягой.
- Милиция.
- Не велено... - заскулил бедолага, но ворота отпер. А куда бы он делся,
если мы тут с таким ОМОНом?
- Где боярин? - неторопливо спросил я, направляясь в терем.
- Ох, батюшка... горе-то какое! Пропал кормилец наш...
Боярыня выла не переставая. Семь бабок, нянек или как их еще там наперебой
успокаивали несчастную, поскуливая так старательно, что порой заглушали
даже саму хозяйку. Кто стоял на коленях перед образами, кто читал вслух
Святое Писание, кто подсовывал чарку с медом, кто размахивал дымящимся
букетом высушенных трав... Все были при деле. Естественно, объяснить мне,
что же произошло, не мог никто. Пришлось присесть в уголочке у окна,
перехватить у пробегающей девки с подносом ковш кваса и ждать, пока
обстановка нормализуется. К сожалению, боярыня взялась за истерику всерьез
и надолго. Когда стрелка моих часов отсчитала пятнадцать минут, я
высунулся в окно, делая знак стрельцам. Спустя мгновение мои молодцы так
быстро вытолкали из помещения всех сочувствующих, что бабки даже не успели
осознать, как это произошло. Мы с боярыней остались один на один. Поняв,
что изображать безутешную вдову больше не перед кем, хозяйка быстренько
вытерла слезы и повернулась ко мне:
- Что делать-то будем, батюшка сыскной воевода? Ведь и вправду пропал мой
мужик...
- Разберемся, - пообещал я. - Давайте-ка по порядку. Ваше имя-отчество?
- Меланья Карповна, урожденная Дурнова, по замужеству Мышкина. Трое детей.
Муж служит государю в высокой должности.
- Странно, ваш муж уверял, будто детей у вас семь и восьмым вы беременная.
- У него, может, и семь, - вспыхнула боярыня, - откуда я знаю, кто где
бегает, а только я троих родила... В законном браке! А насчет того, чем
беременная, про то не ему судить.
- Так. Записал. Чем занимаетесь?
- Да чем же замужняя женщина заниматься может? За что ж вы обо мне такого
мнения? - густо покраснела боярыня, на вид ей едва ли было за тридцать. -
С детишками вожусь, по хозяйству опять же, потом шью, вышиваю и... все. А
ежели кто из девок протрепался, будто бы я со стрельцами молодыми
занимаюсь чем там ни есть, - так то брехня! Я их, мерзавок, завтра же велю
всех перепороть.
- Минуточку, будьте добры всего лишь объяснить, что вы делали вчера и
сегодня до того самого момента, как пропал ваш муж.
- Вчера? - Боярыня подперла ладошкой румяную щечку и впала в глубокую
задумчивость.
Ее голубые глаза подернулись романтической дымкой, по-видимому,
воспоминания доставляли томное удовольствие... В ожидании ее рассказа я
высунул нос -в окно и дал приказ стрельцам перетрясти все, что можно, в
поисках исчезнувшего перстня и пропавшего боярина. Хотелось все закончить
хотя бы к ужину. Обед, естественно, пропал безвозвратно, Яга меня не
дождется, а царский чай с баранками и вареньем - все-таки не еда.
- Вчера весь денек я по хозяйству руководила. Девки перины взбивали, так я
им и указывала. Потом чай пила, Богу молилась, а как стемнело, мы с
Афанасием Федоровичем в постель возлегли. Ну... там... ничего не было.
Уснул батюшка наш, повернулся ко мне спиной своей белой и захрапел,
скотина...
- Хорошо, значит, ночью он был при вас. Что вы делали утром?
- Встала, умылась, оделась, завтраку откушала, икорки белужьей, осетринки
немного, щец тарелочку, пирожки с брусникой, визигой, капустой, да курник
не слишком крупный... Потом грузди соленые, кисель клюквенный, ватрушки с
творогом и...
- И? - невольно заинтересовался я.
- Анисовой рюмочку; - шепотом выдала она, старательно краснея.
Терпеть не могу допрашивать женщин, они почти всегда врут, но никогда не
поймешь, где, в какой момент и с какой целью. Вот ведь прекрасно понимает,
о чем я спрашиваю, а несет все подряд, любую чушь, лишь бы не отвечать на
поставленный вопрос. Каким местом женщины чуют, что мужчина не причинит им
вреда? Другой бы давно отдал приказ, и боярыню за волосы отволокли бы в
пыточную камеру, и через полчаса я бы знал самую засекреченную информацию.
Но ведь понимает, подлая баба, что я этого не сделаю...
- С вашим питанием мне все ясно, теперь давайте об исчезновении мужа.
- Чего ж тут давать-то? - вновь засмущалась Меланья Карповна.
У меня начало складываться нездоровое впечатление, будто во всех моих
словах она видит какой-то особый, извращенный смысл.
- Муж мой еще до завтрака к дьяку думному побег. Бумагу писать собирался.
О чем, мне неведомо, но дело вроде бы спешное, государево. Как я из-за
стола-то встала, тут и стрельцы охранные прибежали, дескать, царь велел
боярину пред очи его ясные явиться. Ну я возьми да и скажи, что батюшка
Афанасий Федорович еще часа четыре назад в терем царев отправился.
- Так. А они?
- Они говорят, нет, мол, в государевых покоях боярина Мышкина. Я их к
дьяку в дом послала, да девку Парашку с ними. Парашка как прибежала, так
ревмя и ревет! Не был кормилец мой у дьяка-то... Я уж всех слуг по
Лукошкину на поиск отправила, сама сижу смирнехонько, слезы лью, а вестей
никаких. Ни в тереме царском, ни в кабаках, ни у друзей, ни на базаре, ни
в церкви Божьей - нет моего мужика! Тут вот и вы пожа- -ловали...
Ой-й-й... да что ж мне делать-то теперь, горемычной? И не жена, и не
вдова... Да на кого ж ты меня покинул, сокол ясный, лебедь белый, голубок
сизокрылы-ы-ый...
Боярыня страстно рухнула мне на грудь, крепко прижав меня к себе дебелыми
ручками. Я пару раз дернулся - бесполезно... Китель начинал намокать от
горючих слез, а боярыня, хлюпая носом, все крепче и крепче прижимала меня
к себе, явно требуя активного утешения. Если не удастся вырваться, то эта
богатырка утешится мной сама, не дожидаясь моего пассивного согласия.
- Меланья Карповна! Прекратите сейчас же! Сюда же войти могут...
- Да кто ж посмеет?!
- Как кто? Полон дом народу!
- А вот скажи, каково теперь бабе без мужика?
- Шаги в коридоре! Пустите меня! Я при исполнении!
- Пусть только сунутся - на конюшню и в батога! - Все равно не могу...
- Да я тебе денег заплачу! - твердо молвила боярыня, пытаясь повалить меня
на скамью.
Слава тебе, Господи! В дверь действительно постучали.
- Батюшка сыскной воевода! - просунулась в комнату конопатая физиономия
стрельца. - Там в подвальчике место нашли... непонятное. А не изволите ли
взглянуть опытным глазом?
- Иду! - Я вырвался, встал, поправил галстук, подхватил планшетку и едва
не расцеловал парня "за спасение".
Гражданка Мышкина отсутствующим взглядом смотрела в окно, ее полная грудь
высоко вздымалась, а рука тихо гладила скамью в том месте, где я только
что лежал. Стрельцы вывели меня во двор, к овину, там в самом углу был
обнаружен скрытый в полу люк. Стрельцы отгребли в сторону солому, зажгли
свечи, и я, в сопровождении двух дюжих парней, спустился по лестнице вниз.
Довольно большое помещение почти на треть было завалено оружием, но форма
мечей, копий и сабель здорово отличалась от уже виденных мною. Все в
изгибах, сталь вороненая, зловещего черного цвета, с так называемыми
"зубами".
- Шамаханское, - загомонили стрельцы.
- Да тут его целый арсенал... Молодцы! Всех представлю к награде, бочку
вина за счет казны, - громко похвалил я, по ходу дела продолжая осмотр.
В углу, на дубовом чурбачке, стоял каменный идол - очень грубая скульптура
из серого гранита, изображающая лысого монгола с щелками вместо глаз,
отвисшим брюшком и страшными оскаленными клыками. Рот божества был
перемазан засохшей кровью. Японский городовой! Только идолопоклонников мне
еще не хватало... Оргии, кровавые жертвоприношения, черные ритуалы,
буй-нопомешанные пляски, пьянство, разврат, разгул - и все на моем
участке! Меня вновь переполнила здоровая ненависть милиционера к
нарушителям правопорядка. В противоположном углу зияла солидная дыра. Я
послал стрельцов поглядеть, как далеко ведет этот ход. Они вернулись минут
через тридцать, доложив, что обнаружили в конце лопату и две кирки.
Учитывая близость дома боярина к крепостной стене, я был почти уверен, что
подземный ход рылся с целью тайного входа или выхода из города. Так...
против гражданина Мышкина скопились слишком серьезные улики. Дело о краже
сундучка грозило обернуться куда более серьезными последствиями. Что бы
там ни наворотил боярин, его надо срочно найти, арестовать и допросить. Я
вышел из овина, оставив внутри четверых стрельцов и еще троих снаружи у
дверей. Десятерым было приказано квартировать: в тереме на случай
появления хозяина, остальные, отправились к царю. Лично я уже изрядно
вымотался, время обеда - святое время, а тут, того и гляди, еще без ужина
останешься. Всю дорогу к Яге меня неотступно преследовали навязчивые
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг