Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
настоящие чудеса химии: как она буквально из камня и воздуха делает хлеб,
как оживляет вконец истощенные почвы, как заказывает почве урожай с
точностью до нескольких десятков килограммов на гектар, словом, как у нас
делают урожай, а не ждут его от случая или от Бога...
  Когда мы уходили. Бойко сказал на прощанье:
  - Так заглядывайте непременно. Вам надо быть в курсе всего".


  Письмо четвертое

  "Главкома" по борьбе с вредителями я застал в ангаре. Он был в рабочем
костюме, как и другие рабочие, и я сразу не мог определить, кто из них
"рядовой" и кто "главком".
  - Могу я видеть товарища Брызгалова? - спросил я.
  Плотный, коренастый человек, с густой шапкой черных волос, сдвинул на
сторону кепку и сказал:
  - Я Брызгалов.
  Мы познакомились. Брызгалов, не прекращая работы, - он загружал аэроплан
ядом, - сказал мне:
  - Интересуетесь вредителями? Так. Могу показать. - Брызгалов говорил
отрывисто, короткими фразами. Выпалит одну фразу и крепко сожмет губы. -
Летать со мной хотите?
  - С удовольствием, - ответил я.
  Брызгалов молча кивнул головой и принялся вместе с механиком выверять
части мотора.
  - Завтра. Ровно в четыре утра. Будьте здесь. Никишка, заправляй самолет
горючим.
  На другой день в половине четвертого я был уже на аэродроме.
  Еще совсем темно. Только восток как будто вылинял. У старта яркий дуговой
фонарь. Крылатая машина уже выкачена из ангара. Брызгалов и механик
контролируют работу мотора.
  Брызгалов видит меня, молча кивает головой. Мотор сердито чихает, словно
злится, что его разбудили так рано, и оборвал. Тишина. Брызгалов что-то
говорит мне, но я не разбираю: немного оглушен. Вымпел на мачте аэродрома
трепещет от ветра. Брызгалов неодобрительно дергает головой.
  - Может, отложим? - спрашивает механик.
  Но Брызгалов, вместо ответа, кивает головой в мою сторону и, показывая на
фюзеляж, говорит:
  - Лезьте! Не туда! Это для летчика. Заднее место.
  Я взбираюсь, усаживаюсь. Быстрым, привычным движением, словно кавалерист
на коня, вскакивает на свое место Брызгалов. Рядом со мной усаживается
веселый паренек Никишка. Три человека и груз. Но аэроплан большой, мог бы
поднять, пожалуй, и четырех.
  Ангары подо мной кренятся набок, круто поворачивают, как карусели, и
исчезают.
  Внизу - огни города, впереди - темные поля.
  Мы летим на восток. Он все больше бледнеет. Я вижу неясные очертания
локтей, спины и головы Брызгалова.
  Ветер крепчает. Полет аэроплана становится неровным.
  Розовая щель раскалывает восток. Румяными огнями зари наливаются озера,
реки, пруды.
  - Куда мы летим? - кричу я Никишке в самое ухо.
  - К леса-ам! - так же отвечает мне Никишка.
  "К лесам!" Как это странно звучит в голом, степном Заволжье, где люди
веками топили печи соломой и навозом.
  Впрочем, и теперь они не отапливаются дровами. Каптаж дал возможность
насадить леса, и они насаждаются для улучшения климата и защиты от песков.
Молодые леса. За ними ухаживают, как за ребенком. Они стоят, словно
пограничные отряды, отражая натиски пустыни. Я вижу их стройные полки,
вытянувшиеся в длинную линию фронта с севера на юг. Зеленые молодые леса.
А в них - союзники пустыни: жучки, бабочки, мухи... Но подождите.
Брызгалов не дремлет у своего руля!..
  Взошло солнце. Оно светит прямо в глаза и, вероятно, очень мешает
Брызгалову. Я вижу, как он вертит головой.
  Вот и лес. Локти Брызгалова приподнимаются, весь он наклоняется вперед.
Аэроплан делает вираж, входит в полосу леса и сразу снижается. Но
Брызгалов предвидел это и набрал высоты.
  Никишка дергает рычажок, открывает отверстие опылителя и смотрит вниз. От
аэроплана протянулся пылевой хвост. Солнечные лучи играют на пылинках.
  - Что?.. - кричу я, указывая на хвост. Никишка догадывается.
  - Мышьяковистоки-ислый ка-алий! - орет он мне в ухо и гордо прибавляет
химическую формулу, что-то вроде "Два-Ка-три-Ас-О-три...".
  Мы долетаем до поперечной просеки и вдруг круто поворачиваем на запад.
Аэроплан убрал свой пылевой хвост. Мы израсходовали двести килограммов яда
и летим за новой порцией.
  Снижаемся на аэродроме. Тут лицо Брызгалова проясняется: видимо, доволен
работой.
  - Вот у нас и есть свободное время побеседовать о вредителях, - говорит. -
Присаживайтесь ко мне поближе!.. Недавно попалась мне в одном библиотечном
архиве старинная детская хрестоматия, - начал Брызгалов, - Прочитал я там
одно стихотворение. Про мотылька. Мальчик хочет поймать на поле мотылька.
А мотылек просит: "Не губи, человек, ведь короток мой век" или что-то в
этом роде. Идиоты! Какой вредной ерундой засоряли детские головы! Жалость
возбуждали к поэтическому мотыльку. А одни луговые мотыльки в год могут
проесть стоимость большого сахарного завода! А стоит завод большие десятки
миллионов. Еще недавно сельскохозяйственные вредители пожирали хлебов
больше, чем надо для прокормления всего населения СССР. Хомяки, суслики,
саранча, жуки, бабочки, гусеницы, мухи, сорняки, крысы, мыши, бактерии.
  Тысячи тысяч! То, чего не успевали уничтожить полевые вредители,
доканчивали амбарные. Теперь мы боремся с ними химией. И сберегаем
государству миллиарды. Но наша работа должна быть напряженной, неослабной,
планомерной, коллективной. Истребите миллиарды вредителей, оставьте в
живых пару, прекратите борьбу, - и через год-два их снова будут миллиарды.
Сейчас они принялись за наш молодой лес. Хотят прорвать и открыть фронт
для нашего главного врага - пустыни. Я летал над лесами, над полями, над
болотами...
  - И над болотами?
  - Комары. Малярия... Знаете Рионскую долину на Кавказе? Плодороднейшая в
мире. Чудесный климат. Пропадала. Пустовала. Малярия. Страшная смертность
окружающего населения, рабочих. Теперь там - цветущие нивы и рисовые поля.
Здоровые растения и здоровый, сытый народ. Химия!.. Мы все принимали
участие в этой войне. Опыливаем, окуриваем, обрызгиваем поля с ранней
весны до поздней осени. Это у нас обычная работа. Бывает и ударная. Когда
какой-нибудь вредитель размножается чрезвычайно. Тогда - мобилизация. Все
на ногах. Кордоны. Заградительные отряды. Люди в противогазах... Война!
При единоличном хозяйстве борьба была невозможна. Межи. Овражки. Сорняки -
приют для вредителей. Невежество. Раздробленность действий... Теперь общий
план, и мы...
  Через минуту я услышал шум заводимого мотора и отрывистый приказ
Брызгалова:
  - Контакт!
  Война продолжалась...".


  Письмо пятое

  "Бригадир, Бойко, Брызгалов - все это своего рода агроинтеллигенция. Но
каков средний колхозник? - спрашиваешь ты.
  Познакомился я и с этими "среднеарифметическими колхозниками". Что же я
могу написать о них?
  Все они хорошо знакомы с техникой, агрономией, химией. Прекрасная
политехническая школа. Хорошая библиотека. Театр и главное - телевидение и
звуковое кино дают им то, чего не могут дать тонны старых книг. Они
слушают лекции лучших профессоров Союза, передаваемые по радио, они видят
лучших артистов на экране. Они "присутствуют" зрением и слухом всюду, как
бы принимая непосредственное участие в мировых событиях.
  Когда-то деревенским клубом была завалинка у хаты. Старики жаловались
здесь друг другу, что господь за грехи не дает дождика и наказывает
неурожаями, женщины судачили у колодцев, молодежь хулиганила, те и другие
заливали "горькой" горькую жизнь. Их кругозор не шел дальше сельской
колокольни.
  Теперь "завалинка" - ярко освещенный электричеством клуб. Темы разговоров -
о новом научном изобретении, о последнем полете в Арктику, о необычайном
овоще, выращенном на опытной станции.
  Не думай, однако, что жизнь здесь похожа на тихое болото с блаженно
прозябающими лягушками. Здесь тоже есть борьба, и здесь нередко
разгораются страсти. Спорят о методах электрификации, и о планировании
новых городов, и о новых сельскохозяйственных мероприятиях.
  Новый быт строится не без борьбы. Сколько споров было хотя бы о
домах-коммунах! В какой мере обобществлять быт? Что делать с детьми? Как
строить дома-коммуны? Тут тоже были перегибы, и правые и левые уклоны. Их
история запечатлелась даже в архитектурных формах домов. Ты можешь
встретить несколько типов жилых домов, от казарм и до домов типа
меблированных комнат.
  Недавно, в тихий весенний вечер, я беседовал на веранде дома-коммуны с
одной пожилой колхозницей, Марьей. Она рассказывала мне историю своей
борьбы с домом-коммуной.
  - Сколько лет уж прошло, - говорила она своим украински-певучим голосом. -
В первые годы трудновато жилось в колхозах. Хозяйство большое, хозяев
много. Что голова, то ум. Каждый думал по-своему, как лучше общественные
дела наладить. Свары, споры. Но все утряслось понемногу. Решили
дом-коммуну строить. А я ни за что! И слушать не хотела. Привыкла к своей
хате, как корова к хлеву. Хлев горит, корову выведут, а она вырвется да
назад. Хоть в пламя, да в свой хлев! Так и я... А муж-то у меня был
активист. За дом-коммуну первый агитатор. "Ну, - говорит, - оставайся в
своей хате, а я один пойду жить в дом-коммуну". Ушел муж, а за ним старший
сынишка. Я с двумя малыми да со стариком в хате осталась. Уж и трудно
было, а не сдавалась. Общественную работу кончишь, придешь домой - за стирку
становись да за котел. Плюнула на свою хату. Теперь давно уж в коммуне
живу.
  Эпизод... Один из тысячи эпизодов. Одна буква из великой книги о
строительстве нового быта...
  Друг мой, Ленц! Не похожи ли мы с тобой на эту Марью? Ты знаешь, я не
молод. И вот я, как Марья, жалею теперь только о том, что годы напрасно
потеряны для тебя и для меня.
  Бросай все! Бросай свою швейцарскую сыроварню и приезжай скорее вместе с
женою и детьми в советский колхоз варить советский колхозный сыр!
  Твой Э.".

  _____

  - Слышите, колокольчик звенит? Это Карась рыбу сзывает, кормить будет.
Идем, посмотрим! - говорит руковод экскурсии, загорелый юноша. За ним
тянутся экскурсанты - ученики заводской школы. Приехали посмотреть рыбный
совхоз.
  Реки, пруды, озера покрыли некогда безводную степь. Дома утопали в садах.
Кругом тучные нивы, не знающие больше засух. На заливных лугах пасется
племенной скот. Над прудами и речками склоняются тенистые ивы, - берегут
воду от жгучих лучей солнца. Пустыня отброшена далеко за Урал-реку. Но и
там ведется на нее наступление. Все дальше отступают пески на восток.
Гаснет пожар земли...
  - Карась у нас - за-амечательно башковитый старик. Рыб знает как свои пять
пальцев и любит, словно детей родных, - говорит руковод.
  - Карась - это его фамилия?
  - Прозвище. Прозвали мы его так-Карась. А фамилия его Барышников Иван
Федорович. О рыбе может день и ночь толковать.
  Да вот вы сами его послушайте.
  Словно зеркало в зеленой раме, блестит широкий пруд, обросший по берегам
ивами и тростниками. На небольшом деревянном подмосте сидит на корточках
Иван Федорович Барышников, - он же Карась, - ученый рыбовод рыбного
совхоза Карповки. На нем - широкополая соломенная шляпа - изделие школьной
мастерской, длинная толстовка и белые брюки. На ногах - сандалии. Ему за
пятьдесят. Длинные седые усы спускаются вниз, словно мартовские сосульки.
На тупом носу - очки. Он низко наклонился к воде и кормит рыб, приплывших
на его звонок целой стайкой.
  - Карась карасей кормит, - улыбаясь, тихо говорит руковод и подходит к
старику. - Рыбок кормите, Иван Федорович?
  - А как же! Они у меня что цыплята. На зов идут и из рук корм берут.
Здравствуйте, ребятки, - говорит он экскурсантам. - Приехали наших
карпов посмотреть? Наш совхоз карпами славится. Это у нас первая статья.
  - Не оттого ли и совхоз Карповкой называется?
  - От того самого. Уж очень хороши у нас карпы, и много мы их добываем.
Жаль, что железная дорога далековата. Говорят, ветку проводить будут. А
пока мы больше районные совхозы снабжаем, коптим немного...
  В эту минуту к пруду подъехал синий запыленный автомобиль. На подножке
стоял председатель правления совхоза Садов. За рулем молодой безусый шофер
в кепи. Садов соскочил еще на ходу. Вслед за ним из автомобиля вышел шофер.
  - Иван Федорович, - сказал Садов, - позвольте вам представить главного
инспектора Волго-Каспийского рыбоводства товарища Бекирову! - и он указал
на шофера.
  Бекирова улыбнулась и протянула Карасю руку.
  - Ну, показывайте ваше хозяйство! - сказала она низким грудным голосом.
  - Принесите сеть! - командовала Бекирова через минуту.
  Руковод, служащий совхоза, побежал за сетью, а Бекирова достала из машины
чемодан, вынула оттуда резиновый комбинезон, натянула его поверх платья и
в этом водолазном костюме, но с открытой головою, вошла в пруд и начала
ходить по дну, ощупывая ногами почву.
  - "Задев" много, - говорила она, передвигаясь с места на место. - Корчаги,
кочки... Вы содержите дно в плохом состоянии...
  Бекирова вышла из воды, сняла водолазный костюм, подхватила его одной
рукой, в другую взяла чемодан и отправилась к автомобилю. Карась вдруг
возненавидел ее жгучей ненавистью. А Бекирова продолжала пытать его.
  - Какая у вас система прудов?
  - Ступенчатая и цепная! - ответил он свирепо.
  - Самая невыгодная. Чтобы очистить один пруд, вам приходится спускать все
разом.
  Карась простонал. Разве он не знает всего этого?
  - Идемте в контору! Вы мне покажете цифры улова.
  В этот день Карась потерял все свое благодушие. Каждый вопрос Бекировой
наносил удар его самолюбию и авторитету. Ему казалось, что все экскурсанты
смеются над ним. Но Барышников еще не терял надежды дать ей генеральное
сражение. Пусть не придирается к мелочам! Цифры улова - больше трехсот
кило на гектар - сами за себя говорят! Он предвкушал, как обрушит на ее
голову эти триста кило. Такого улова, наверно, у нее у самой нет!
  Еще раз в этот злополучный день самолюбие Карася было уязвлено перед самым
отъездом Бекировой. Она разговаривала с Садовым о совхозе. Карась случайно
слышал этот разговор, сидя в своем малиннике.
  - Я, быть может, несколько сурово вела себя в отношении товарища
Барышникова, в особенности в конторе, - говорила Бекирова. - Но это
необходимо, Барышников не плохой рыбовод, но он...
  - Он очень любит свое дело, - вставил словечко Садов, желая поддержать
Карася. - Барышников, можно сказать, романтик рыбоводства.
  - А нам нужны техники и инженеры рыбоводства. То, что он делает, -
кустарничество. Товарищу Барышникову надо приехать ко мне в совхоз
Первомайский, поработать у нас и кое-чему поучиться. Сейчас отпущены
большие средства на реорганизацию рыбного хозяйства. С осени мы приступили
к работе.
  Несколько дней Барышников выдерживал характер. Не выходил из дома. Сидел
мрачный и даже не ел любимых карасей в сметане. Но в конце концов не
выдержал. Проснулся однажды на заре, и вдруг ему жалко стало рыб.
  - Сколько дней я не кормил их! Чем рыба-то виновата?
  Карась тихо поднялся, чтобы не разбудить жену, взял корму и отправился к
пруду.
  Солнце еще не вставало, - ранний час, - его никто не увидит.
  Барышников присел на помост. Звонить в колокольчик он не решался. Но рыба
и без звонка заметила его знакомую фигуру и, голодная, начала сбегаться к

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг