Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
догоревшего костра. Набежит ветер, вспыхнет язычок пламени, осветит лица
рыбаков, край сохнувшей сети, черное лоснящееся брюхо опрокинутой на
берегу лодки и снова придвинется к углям. С берега тянет сыростью, дегтем,
рыбой.
  Усталые рыбаки доедали уху, черпая деревянными ложками из котелка.
  - Лопайте напоследях. А потом каюк: заговеем на рыбу-то! - прервал
молчание седой кряжистый старик Глеб Калганов, короче - Калган.
  По сторонам его сидели три сына - справа старший, слева младшие, такие же
крупные, бородатые детины, как и он сам, только черноволосые.
  Глеб - староста рыбацкой артели. Каспий и низовья Волги - для него
открытая книга, каждую строчку которой он знает наизусть. Знает воду,
рыбьи повадки, капризы погоды, моря и его обитателей. По известным ему
одному приметам умеет даже предсказывать, когда пойдет пузанок, бешенка,
вобла, куда направят они путь, большой ли улов будет. Во всем, что
касается рыбы, его слово - закон. А так как рыбацкое село только и живет
рыбой, то слово Глеба и во всем прочем - закон. Что скажет, так тому и
быть. До войны он был на промыслах не последний хозяин, имел капитал,
снасть, посуду. Революция разрушила его благосостояние, но не авторитет.
Артелью он правил по старинке - вертел как хотел.
  Его слова вызвали удивление рыбаков. Чудит Калган!
  - На наш век рыбы хватит! - отозвался рябой Сыч.
  - Ложку оближи да язык проглоти. То-то, что не хватит! - важно ответил
Глеб. Помолчав немного, чтобы убедиться, что никто больше не прерывает, он
продолжал: - Последние времена приходят. Отнял Бог разум у людей, и дела
их безумными стали. Божий мир по-своему переделать хотят: море высушить.
Волгу-матушку в степи заволжские повернуть. И останемся мы как рак на
мели. Истинно на мели! И отцы, и деды наши жили у моря, рыбачили. Море да
Волга были нам пашней, а рыба - хлебом. А тут - на тебе! Высохнет море,
уйдет Волга, подохнет рыба, подохнем и мы. Куда пузанок, да вобла, да
прочие морские твари икру метать пойдут? Некуда. Нету Волги. Крышка! И
будут хаты наши стоять в голом степу. А дно морское пахать начнут. Где
рыбка божия резвилася, там тракторы затарахтят, совхоз устроят. Сельсовет
на дне морском. Красота!.. Пропали наши рыбацкие головы! Без Волги, моря
нету нам жисти!
  Глеб замолчал, склонив голову, как бык под удар обуха.
  Рябой Сыч сплюнул громко, выругался:
  - Да ты, может, выпил лишнего, Калган, не проспался? Очнись, перекрестись!
Что бредни разводить на ночь? Мыслимое ли это дело?.. - И осекся.
  Глеб поднял голову и строго посмотрел на Сыча:
  - Я никогда ума не пропивал и брехней не занимался... Вчера мне сам
председатель сельсовета говорил. Приехали, говорит, какие-то из Астрахани,
начальство, людей на работу нанимать. Они все и рассказали, что Волгу
закроют, море осушат. От Астрахани, говорит, море верст на триста отойдет.
Значит, и от нас немного меньше. Ниже Камышина, у Сестренки, говорят
приезжие, уже землю роют, камень, песок подвозят, бараки строят. Плотиной
Волгу перехватят. Одним словом, упокой, господи, души усопших рабов твоих!
  Рыбаки вдруг зашумели, словно грозовой ветер по лесу прошел.
  - Как же быть теперича? - перекричал всех молодой испуганный тенор.
  Глеб усмехнулся в седые усы - проняло!
  - То-то, как быть, - важно заговорил он. - Времена-а! Что год, то хуже. И
все оттого, что Бога забыли. Сказал Бог: "Все добро зело". А они нате!
Выходит, Богом неправильно сотворено. Поправлять взялись! А было-то разве
плохо? В старину как жилось? - И Глеб уже оседлал своего конька. Он
говорил о "золотом веке", когда в Каспии и низовьях Волги вылавливали рыбы
больше восьмидесяти миллионов килограммов в год, на двенадцать миллионов
рублей, о белуге весом в полторы тысячи килограммов, о севрюге в пятьдесят
килограммов, о стерляди в шестнадцать килограммов.
  - А теперь что? Белужка - пятьдесят пять килограммов, осетр -
десять-двадцать, севрюжка и вовсе шесть килограммов. Мельчает рыба, падают
промысла. А теперь и вовсе извести их хотят.
  После такой подготовки Глеб хотел повести речь дальше. Но тут неожиданно в
разговор вступил худой рыбак Кузьма Сысоев, весь колючий, как каспийский
бычок, колючая, давно не бритая борода, колючие глаза и слова колючие.
  - Большевики виноваты, говоришь? Они рыбу извели? А ты нет? А кто в
запретное время да в запретных местах рыбу ловил? Скажешь, не ты? Кто реку
неводами загораживал, рыбу в места нереста вверх не пущал? Кто на "ямах"
становища облавщиков устраивал да зимовавших там леща, да сазана, да сома
вылавливал? Не ты? Ты и есть первый рыбный вредитель! Рыбу изводил, а сам
раздувался. Это теперь-то тебе животы подтянуло, вот и заскулил: ха-арашо
жилось! Кому хорошо, а кому плохо. Все рыбаки окрест у тебя в кабале были!
Отъелся на нашем поту-крови, на тебя, сволоча, работали.
  Глеб хоть бы что, как будто и не о нем речь. Трубочку закурил, в потухший
костер плюнул и спокойно ответил:
  - Ну что же, братцы, нехорош я вам стал, выжил из ума старик, ищите себе
старшого помоложе. А я вижу, что делать мне тут больше нечего. Завтра чуть
свет возьму котомку за плечи да с сынами своими и побреду по дорожке куды
глаза глядят.
  Рыбаки встревожились.
  - Буде, Калган!
  - Без тебя, как без глаз!
  - Не бросай нас!
  - Собака мелет - ветер носит!.. - послышались из темноты голоса рыбаков.
Но просоленный, густой бас Глеба покрыл все эти голоса:
  - Мое слово твердо! Как сказал, так и быть. А теперь спать!
  Вздыхая и охая, рыбаки улеглись. Стало совсем тихо. Слышен был только
плеск набегавшей волны.
  - Никита! - тихо сказал Глеб, толкнув в бок своего сына. - Ш-шш...
Проползи, посмотри, спит ли этот черт ершистый - Кузьма!
  - Похрапывает, - доложил через минуту Никита.
  - Разбуди осторожно остальных... Сыча, пожалуй, тоже не трожь.
  И когда рыбаки проснулись, Глеб начал говорить им:
  - Вот что, ребята. Дело наше - табак. Но только я так думаю, что еще можно
спасти море и Волгу. Не дадим их в обиду! Ш-шш! Слушайте! Говорили в
совете, что эта чертова плотина стоит миллионы, а денег в обрез отпущено.
Вот я и думаю... - Глеб заговорил еще тише: - Ежели эту плотину прорвет,
то и весь план их прорвет к чертовой бабушке. Больше денег у них не
хватит. Смекаете? Пойдем мы всей артелью в Камышин, наймемся в землекопы,
а там... видно будет. Кто согласен, тот завтра и записывайся!
  Опять тишина. Крупные звезды начали мигать часто-часто, словно у ночных
птиц глаза слипались.
  Маленький приволжский городок Камышин затоплен пришлым людом: сезонниками,
рабочими, служащими, техниками, кооператорами...
  Село Сестренка с правой стороны Волги, Солодушино с левой и остров Шишкин,
лежащие на линии барража, неузнаваемы. Как грибы после дождя выросли
бараки, кооперативы, столовые, фабрики-кухни, клубы, больницы.
  Камышинские огородники, проклиная барраж, каптаж и Михеева, перенесли свои
баштаны далеко за город. Как-то будут расти на новом месте дыни, огурцы и
знаменитые камышинские арбузы?..
  - Разорили! Под корень подрезали! Погубили! Пропала рыба, пропадут и наши
арбузы! - ворчали старики-баштанники.
  Станция Камышин до отказа забита прибывающими грузами: лесом, машинами,
рельсами. Змеями расползлись по стройке узкоколейки. Задорно кричат
кукушки, таская за собой хвосты вагонеток с песком, землей, камнем.
Залязгали железными челюстями экскаваторы. Зачвакали, засопели драги,
скрипят краны.
  Круглые сутки идет работа. Ярко огни фонарей и прожекторов разгоняют мрак.
  Не спится старикам-камышанам. Выйдут из дома и долго смотрят на огни,
отраженные в водах широкой реки, и кажется им, что попали они в иной,
страшный и непонятный мир, где ползают гигантские железные чудовища,
ворочают шеями длинней телеграфного столба, чавкают пастями, в которые бык
и с рогами пройдет. А люди - маленькие, суетливые - ухаживают за этими
неведомыми чудовищами.
  Михеев почти не спит и ест на ходу. Он счастлив. Мечта его жизни
осуществилась. Пустыне объявлена война, он - главнокомандующий на фронте,
брандмейстер на "пожаре земли". Он бегает день и ночь с непокрытой
головой. Его лысина красна от солнца, ветра и волнения. Острый нос еще
более заострился, глаза пылают. Он весь раскален огнем вдохновения.
  Бежит по берегу, размахивает руками. Следом за ним, едва поспевая, шагает
долговязый молодой инженер.
  - Жидкий воздух - вот мой секрет! - кричит Михеев, не оборачиваясь к
инженеру. - Аппарат Линде, несколько видоизмененный мною. Давление -
двести двадцать атмосфер... Мы проводим жидкий воздух по трубам и
выпускаем прямо в воду. Он замораживает воду.
  И перед кессонами мы жарким летом получим прочную ледовую стену. Под ее
защитой нам легко будет работать. Это лучше, чем временные перемычки,
применявшиеся на Днепрострое... Что же вы отстаете? Скорей, скорей!..
  Работа кипит в три смены. Одна смена посылает другой вызовы на
соревнование. Днем и ночью перекликаются кукушки. Грохочут машины, мечутся
люди.
  - Как на пожаре! - говорят камышане.
  - Пожар и есть; земля горит, тушить надо!
  Лихо работает Глеб Калган со своей артелью. Сыновей молодых за пояс
заткнул старик. А кончит артель работу, в ночь-полночь берут захваченные с
собой сети - и в лодки. Река тянет, рыба тянет.
  И тут среди своих изливает старик горечь, облегчает сердце, до краев
переполненное злобой.
  - Погодите! Подопрут плотину воды осенние, тут мы и ахнем своей артелью им
на помочь. Одно плохо - ночью работают, огни горят. Ну, да изловчимся
как-нибудь. Главное высмотреть, где тоньше.
  - Не туда! Не туда, черти, дьяволы! Не туда, ребятушки! - доносится с
острова Шишкин голос Михеева.
  - Ишь, востроносый черт! - ворчит Глеб. - Угомону на него нету! Ну,
погуляй, покричи маленько. Угомоним и тебя.
  - Дядя Глеб, - говорит вдруг молодой рыбак. - А я вчера Кузьму встретил.
Около цементного завода шлялся. Там, наверно, пристроился.
  Глеб нахмурился.
  - За этим ершом колючим смотреть в оба надо. Донесет. Все дело провалит,
если чуть что заметит. Да, может, для того и на стройку пришел, может,
подслушал тогда... ночью-то?..
  - Дядя Глеб, а зачем трубы прокладывают?
  - Среди лета воду газом заморозить хотят. Судаков мороженых захотелось.
Ну, только несбыточное это дело: до того люди еще не дошли, чтоб лето на
зиму переворачивать.
  Весть о том, что "Волгу будут замораживать", быстро облетела стройку.
Камышинские старожилы были потрясены.
  - Видно, не все брехня, что старухи болтают. Летом реку льдом сковать -
разве это не такое же чудо, как море высушить и огнем запалить?
  - Поморозят арбузы! Хоть бросай баштан да уходи куда глаза глядят...
  Все-таки надеялись: не сотворить чудо человеку!
  Но не сбылись эти надежды: заморозил таки востроносый Волгу. Правда, не
всю, но всю ему и не надо было. А перед кессонами замерзла вода, стала
ледяной стеной. Не то что камышане, а и сезонники глазам своим не верили,
рукой лед щупали. Настоящий, без подделки. Холодный и крепкий!
  День за днем отвоевывают люди у реки метр за метром. Опускают на дно
деревянные ящики-кессоны, возводят бетонные кубы-бычки. Вода устремляется
в пролеты, кипя и волнуясь. Уровень полузапруженной Волги повышается, а
сверху подходит осеннее половодье. Бетонные быки, звенья цепи, которая
должна сковать Волгу, готовы почти все. Остается закончить последние,
перекрыть железными щитами, и Волга, встретив препятствие, повернет свои
обильные воды, двинется в заволжские степи тушить "пожар земли".
  Но надо переждать осеннее половодье, а оно в этом году небывалое: все лето
и осень шли проливные дожди.
  Вода прибывает с каждым днем, мутная, темная, угрюмая. Бушует, бьется о
бетонные быки. Сухие листья, травы, кустарники, ветки, целые деревья -
все, что захватила река на своем пути, - облепили выступы быков, засоряют
берега.
  Но тысячи строителей день и ночь куют цепи для реки.
  Кузьма Сысоев работает на стройке вместе с женой. Он стал как будто еще
колючей. Похудел, оброс бородой. День работает, а ночью не спит,
ворочается, словно его самого колют сухие кости.
  - Чего не спишь? - ворчит жена.
  Вздыхает Кузьма в темноте.
  - Глеб проклятый покою не дает со своей артелью... Вчерась ночью вышел я
на барраж, а он ходит около трубы с воздухом, вынюхивает. А смена не его.
Что ему там надо? Увидал меня - смылся.
  - А тебе какое дело? - ворчит жена. - За собой наблюдай. Вот зима на носу,
а ты еще шубы да валенок не получил. Другие давно получили.
  - Завтра обязательно надо востроносому сказать, - продолжает Кузьма, думая
о своем.
  - И давно пора, - успокаивает жена. Вдруг гудок, прерывистый, набатный,
рвет на части ночную тишь. Тревога...
  Кузьма выбежал на улицу.
  Что за погода проклятая! Ветер с ног валит, дождь хлещет, река гудит.
Рабочие бегут.
  Крик, шум, не понять, в чем дело.
  - Почему тревога? - спрашивает Кузьма.
  - Авария. Труба с жидким воздухом не действует, лед растопило, кессон
заливает, - отвечает кто-то на бегу.
  Кузьма прибавляет шагу. Река съела ледяную стену и напирает на кессон. Вот
мелькнула как будто седая голова Глеба и скрылась.
  "Он... Не иначе как его рук дело", - думает Кузьма.
  Человек в старом драповом пальто без шапки бегает по самому краю кессона.
Востроносый. Кричит, размахивает руками. К трубе полез, возится.
  - Уходите, - кричат ему. - Вода зальет.
  Куда там! Михеев ничего не видит, не слышит. "Только бы пошел жидкий
воздух".
  А вода все выше, вот-вот зальет кессон. Вода валит Михеева с ног, но он
опять ползет, цепляется за трубу...
  И вдруг треск, шум; белое облако, шипя и свистя, наполняет кессон.
Прорвалась труба, и жидкий воздух пошел прямо на Михеева.
  Михеев поднял руки и... так и окоченел, превратился в ледяную статую.
  Буря, грохот, шум и вой...

  _____

  Деревня Сухой Дол словно развороченный муравейник. Посмотреть - и не
поймешь, что случилось. У крестьян постарше на лицах недоумение, молодежь
весела, а женщины воют, как по покойнику. Никто дома не сидит, все бегают
из хаты в хату.
  А у сельсовета уже толпится народ, собирают сход.
  Два человека приехали на автомобиле, они и разворошили деревенский
муравейник. Объявили: Волга в степи поворачивает, и по Сухому Долу потечет
вода. Надо на гору перебираться. На перевоз и стройку будут выданы деньги.
У кого хата старая, новый лес получат.
  Шумит народ. Получить деньги, обзавестись новой хатой хорошо. Бросать
насиженное место плохо.
  Ипат, называющий себя "крепким середняком", поглаживает длинную бороду,
которая почему-то поседела с одного бока.
  - Так-то оно так. А соглашаться дуроломом тоже не приходится. Может, на
горке воды нет. Может, там рыть колодцы-доводы не докопаешься.
  - Да ведь у воды, пегая борода, жить будем. Хоть из окна воду хлебай.
  - Ему новую хату на каменном фундаменте жаль бросать. Весь фундамент
покрошится. Неохота трогаться.
  - Кому охота, - отвечает Ипат. - Сегодня на гору, завтра под гору... Прямо
ставь хаты на колеса.
  - Верно. Не пойдем на гору.
  Разбились на партии. И снова приезжали из города, приходится убеждать
сход. Бились, отложили до вечера.
  - Ребята, а Панас Чепуренко нипочем не пойдет на гору. Упористый старик.
  - Кто это Чепуренко? - спрашивают приезжие и узнают, что Панас - кряжистый
дуб девяноста двух лет, но еще крепкий, выходец с Украины. Упрям как
чурка, в Бога верует. Табак нюхает, сам растирает.
  Маришкин и Курилко, которые на автомобиле приехали, решают после схода
навестить Панаса.
  Он с граблями в руках копается в огороде. На приветствие ответил низким
поклоном и зовет в хату.

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг