многое узнаешь: ночь или день, утро или вечер, солнце над головой или
тучи, тихая погода или буря. Я уже насквозь всю эту премудрость узнал. Вот
тут и будешь жить со мной. А теперь пойдем, покажу тебе кухню и твою
помощницу.
Конобеев открыл деревянную и железную двери и провел Марфу Захаровну в
коридор с железными ставнями. После теплой и сухой избы здесь чувствовался
холодок и как будто тянуло сыростью. Марфа Захаровна поежилась.
- Небось не отсыреешь. Вот и пришли, - сказал Конобеев. Они вошли под
крышу большого центрального купола, где помещались столовая, библиотека-читальня, машинное отделение и кухня. Еще пара дверей, и они в столовой.
Здесь их приветствовал Ванюшка.
- А вот и кухня, - сказал Конобеев, открывая деревянную дверь. Пунь,
увидав входящую Марфу Захаровну, отвесила ей низкий поклон. Она охотно пала
бы ниц на землю, чтобы показать глубокое почтение, но Ванюшка отучил ее от
этой "азиатской рабской церемонии", как он говорил. Смуглое лицо Пунь
сморщилось в улыбке. Она сказала нараспев:
- Мама халасо! - Этими словами Пунь выражала свое удовольствие по
поводу того, что в подводном жилище появилась еще одна женщина.
Марфа Захаровна привыкла к подводному жилищу скорее, чем ожидал
Конобеев. Она, как практическая женщина, быстро оценила все выгоды и
удобства нового жилища.
Только к одному она никак не могла привыкнуть - к "электрическому чаю".
Ей недоставало самовара. В конце концов Гузик должен был приделать
электрическую грелку к ее самовару. Правда, самовар вскипал не от углей,
как это полагалось, но, вскипев, он ничем не отличался от настоящего
"православного" самовара. И еще одно огорчало старуху - это то, что на берегу
осталась собака Хунгуз, к которой она привыкла.
- Лает, небось, сердешный день и ночь, - говорила она и не обманывалась в
своих предположениях.
Когда, несколько дней спустя, Конобеев вышел на берег, он застал там
Хунгуза, похудевшего от тоски. Пес, вероятно, оплакивал свою хозяйку,
безвременно погибшую в волнах океана. Увидав Конобеева, Хунгуз завизжал от
радости и стал лизать мокрые руки старика. Конобеева растрогала эта ласка.
Он ничего не сказал жене о встрече с Хунгузом, чтобы не расстроить се, но
встретив Гузика, заявил: "Однако надо и Хунгуза взять сюда. Пропадет с
тоски пес. Жалко. Тварь тоже чувствует".
- Как же мы доставим его сюда? Разве что в большом водолазном костюме.
- Лицо Гузика вдруг сделалось грустным. Оно всегда казалось таким, когда
молодой ученый задумывался. Конобеев посмотрел на Гузика и, вздохнув,
отошел. Не до собаки, видно, Гузику. У него дела поважнее.
Но Конобеев ошибся. Гузик как раз думал о собаке.
"А в самом деле, - думал он, - почему бы не сконструировать водолазный
костюм для собаки? Сделать такой аппарат, в котором она смогла бы не
только прийти сюда, но и бегать по дну моря!"
Гузик отправился на берег, подозвал Хунгуза, измерил объем его шеи,
головы и длину морды и вновь нырнул в океан.
Через пару дней он вышел из лаборатории с собачьим скафандром и
небольшим "ранцем" в руках.
- Макар Иванович! Идемте на берег за Хунгузом, - сказал он, подмигнув
Конобееву.
Старик посмотрел на скафандр, похожий на голову допотопного животного,
понял все и начал быстро собираться в дорогу.
Гузику и Конобееву не без труда удалось надеть на голову собаки
скафандр и привязать к спине аппарат, вырабатывающий кислород. Хунгуз
отчаянно мотал головой и старался лапами снять с себя мешавший ему
скафандр. У него, вероятно, было такое же чувство, как у сказочной лисы,
которая не могла вынуть голову из горшка. Правда, Хунгуз мог видеть сквозь
большие очки, но аппарат на спине мешал ему. Хунгуз начал кататься по
земле, пытался стряхнуть с себя тяжесть, но аппарат держался крепко.
- Однако довольно ему колобродить, - сказал Конобеев и, подхватив
собаку на руки, направился с нею к воде. Хунгуз отчаянно забился, когда
вода коснулась его лап. Конобееву пришлось порядочно принажать на бока
собаки, чтобы она не вырвалась и не убежала обратно на берег.
Погрузились в воду. Солнце стояло над головой, и под водою было
довольно светло.
Хунгуз все еще бился в руках Конобеева. Они медленно подвигались
вперед. На песчаной подводной отмели, хорошо отражавшей свет солнца, Гузик
остановил Конобеева и попросил спустить собаку. Гузику надо было
посмотреть, как собака будет ходить по дну. Хунгузу трудно было надеть на
все четыре лапы обувь с грузом, чтобы предупредить всплывание наверх. И
поэтому Гузик, оставив лапы Хунгуза свободными, положил груз в аппарат,
помещавшийся на спине. Хунгуз, получив свободу, пробежал несколько шагов и
вдруг, свалившись на сторону, начал всплывать, перебирая лапами. Тяжесть
была недостаточна, и, кроме того, положенная на спину, она не обеспечивала
такой устойчивости, какую давали свинцовые подошвы.
Гузик недовольно крякнул, выпустив пузыри изо рта, и схватил Хунгуза,
всплывшего уже на высоту человеческого роста. Конобеев был так удивлен
неожиданным взлетом собаки вверх, что стоял неподвижно, расставив руки.
У Гузика в сумочке, на всякий случай, уже были заготовлены "калоши" для
Хунгуза.
Ученый передал собаку Конобееву и начал тут же, под водой, привязывать
к каждой ноге Хунгуза по мешочку со свинцовыми пластинками. Окончив эту
работу, Гузик вынул часть тяжестей из аппарата, помещавшегося на спине
собаки, и спустил ее на песок. Хунгуз стоял, мотая в недоумении головой. И
вдруг около самого его носа проплыла довольно большая рыба и, словно
вызывая на игру, начала удаляться.
Хунгуз не мог видеть ни одного предмета, удалявшегося от него, чтобы не
погнаться за ним, будь это заяц, автомобиль или человек. И Хунгуз побежал
за рыбой, устремив вперед морду. Охотничий инстинкт был разбужен, и пес
сразу забыл всю необычайность обстановки и своего положения. Правда, бег
Хунгуза был далеко не таким быстрым, как на земле. Но все же меньший объем
и горизонтальное положение тела давали ему возможность двигаться с гораздо
большей быстротой, чем людям. И не успели Конобеев и Гузик сообразить, что
случилось, как Хунгуз уже скрылся в зарослях водорослей. Этого еще не
хватало! Опыт удался в большей степени, чем того хотел Гузик.
Конобеев вдруг взмахнул руками и, делая огромные шаги, двинулся вслед
за собакой. Гузик тоже сообразил, чем это может кончиться. Собака, не имея
возможности пользоваться обонянием, заблудится в подводной "тайге" и
подохнет от голода или же задохнется в тот момент, когда аккумулятор
перестанет работать и доставлять кислород. Надо спасти собаку во что бы то
ни стало! Конобеев и Гузик засветили фонари, надеясь, что собака пойдет на
огонь. Гузик застучал в кастаньеты, а Конобеев пробовал даже свистеть, но,
кроме пузырей, у него ничего не получалось.
- В чем дело? - неожиданно послышался голос Ванюшки, который подошел
незаметно к Гузику и проговорил в трубку.
- Ты откуда? - спросил в свою очередь Гузик.
- Работал неподалеку с Семеном Алексеевичем, услыхал твой стук и явился.
Гузик рассказал Ванюшке об исчезновении Хунгуза. Ванюшка принял участие
в поисках. Они разошлись в разные стороны, долго бродили, но собаки не
нашли. Усталые и опечаленные, Гузик и Ванюшка вернулись домой. Старик еще
не приходил.
Молчаливо уселись за стол, стараясь не смотреть на Марфу Захаровну,
которая состряпала им прекрасные "электрические щи", как называл Ванюшка в
веселые минуты блюда, приготовленные на электрической плите. И вдруг в
соседней комнате залаял Хунгуз. Марфа Захаровна была так поражена этим,
что выронила из рук кастрюлю. Хунгуз ворвался в комнату, бросился к ней,
стал на задние лапы и с веселым лаем начал лизать ей лицо. У старушки даже
слезы на глазах выступили.
- Хунгузик мой! - ласкала она его. Вслед за собакой в комнату явился и
Конобеев - Где ты нашел его, папаша? - спросил Ванюшка.
- Я решил так, - ответил Конобеев, - что собака не пойдет в глубокое
место, где темно и страшно, а пойдет на свет, а когда пойдет на свет, то
непременно выйдет на берег. Так оно и вышло. Я вылез на берег, а Хунгуз
мой уже там. По песку катается и головой крутит. Я его сгреб в охапку и
прямо сюда, не спуская с рук.
- Теперь надо его на веревочке водить, пока не привыкнет! - сказал
Ванюшка.
К двуногим подводным жителям прибавился четвероногий.
XIII. МОРСКОЙ ВОЛК
Хунгуз довольно быстро привык к водолазному аппарату и часто
сопровождал Конобеева в его подводных путешествиях. Иногда они выходили на
берег. Конобеев снимал там с себя и Хунгуза водолазные аппараты, оставляя
их в сторожевой будке, вынимал припрятанные в пещере ружье, сумку,
патронташ и отправлялся на охоту, чтобы снабдить обитателей подводного
жилища свежим мясом. Хунгуз сопровождал Конобеева, выслеживая дичь. Когда
ягдташ Конобеева был полон, старик и собака возвращались на берег. Здесь
Конобеев надевал себе и собаке аппараты, прятал ружье, клал настрелянную
дичь в герметически закрывающийся металлический ящик, прятал в пещеру
ружье и патроны и возвращался в подводное жилище, нагруженный добычей.
Птица складывалась в ледник. Надоедала дичь, и Конобеев принимался за
рыбную ловлю. На нем лежало снабжение небольшой колонии рыбой и мясом.
Ловить рыбу не представляло труда. Она сама шла на свет фонаря. Хунгуз,
переселившись под воду, вначале только пугал рыб, но Конобеев скоро
приучил его к новой охоте. И теперь Хунгуз или спокойно лежал у ног
Конобеева, пока тот, сидя на подводном камне, выжидал добычу, или же
загонял рыбу поближе к сети,
бегая вблизи освещенного фонарем места.
Конобеев устроил особую сеть, которая прикреплялась к дуге.
Один из концов этой дуги, поставленной вертикально, Конобеев держал в
руке, сидя спокойно и неподвижно. Как только рыбы набиралось достаточно,
Конобеев вдруг гасил свет и быстро накрывал сетью рыб, наклоняя дугу до
земли. Затем он задергивал сеть снизу - и рыба, таким образом, оказывалась
не только пойманной, но и "упакованной" для переноски домой.
Конобеев хорошо изучил места, где водилась нужная ему рыба. Иной раз он
поднимался ближе к поверхности, где обитала мелкая рыбешка, но там было
достаточно светло и днем рыбу нельзя было заманить на огонь. Мелкую рыбку
приходилось ловить ночью. Хунгуз скакал по окрестностям, будоража рыбу
волнением воды. Рыбки, завидев свет, плыли к нему, где и попадались в сети.
Иногда старик отправлялся в подводные низины и там ловил рыб покрупнее. На
самых крупных рыб он охотился с острогой ночью, и тогда совсем походил на
Нептуна.
Конобеев особенно любил эти ночные прогулки. Идти приходилось очень
тихо, чтобы не спугнуть рыб колебанием воды, которое они чувствовали на
очень далеком расстоянии. Фонарь не зажигался. Хунгуз шел позади хозяина.
Иногда рыбы, испуганно шарахаясь в заросли водорослей, задевали хвостом по
лицу или плечу Конобеева. Хунгуз боязливо взвизгивал или ворчал в своем
скафандре.
Придя на место лова, Конобеев зажигал фонарь, постепенно усиливая свет.
Завидев - иногда в нескольких шагах от себя - огромную рыбищу чуть ли не в
центнер весом, он осторожно подкрадывался к ней сзади, потому что боками -
наибольшей площадью своего тела - рыба скорее чувствовала угрожающее
волнение дотоле спокойной воды и одним движением скрывалась в густых
зарослях.
Конобеев не переставал удивляться силе и ловкости рыб. Он выходил один
на один на медведя и всегда оставался победителем. Но с рыбой своего роста
Конобеев не всегда мог справиться. Чаще она вырывалась вместе с острогой,
нередко тянула старика за собой в продолжение нескольких километров и
сдавалась, лишь совершенно обессилев. Подчас между ним и рыбой происходило
настоящее единоборство, во время которого Хунгуз прыгал вокруг Конобеева,
сжимавшего рыбу в объятиях, и отчаянно лаял в скафандре. Прижимая рыбу
одной рукой, Конобеев другой вынимал нож и приканчивал добычу, вонзая его
в сердце.
Для приманки мелких рыб Конобеев пользовался не только светом, но и
запахами. Он заметил, что некоторые маленькие рыбки очень любят запах
мяты. Конобеев нарвал много мяты, растущей на берегу, и натирался ею перед
тем, как идти ловить рыбку.
Ванюшка долго не мог понять такую странность: когда он отправлялся
бродить по дну океана вместе с Конобеевым, то к старику - и только к нему
- приплывало несметное количество мелкой рыбешки, которая буквально
облепляла его, как туча комаров. Он мог бы ловить их руками.
- Почему они к тебе так лезут? - удивленно спрашивал Ванюшка.
- Слово такое знаю, - улыбаясь, отвечал Конобеев.
Однажды во время рыбной ловли произошел случай, который надолго остался в памяти и Конобеева и... Хунгуза. Конобеев сидел на подводной поляне с сетями
в руках и горящим фонарем на голове.
На этот раз рыба шла плохо. Даже для такого знатока-рыболова, каким был
Конобеев, не все было ясно в поведении рыб. Почему на одном и том же месте
вчера их было много, а сегодня совершенно нет? Куда ушли они? Что напугало
их или привлекло на другое место? Конобеев знал сезонные передвижения рыб.
Знал он и о постоянных передвижениях рыбных стад с места на место в
поисках лучших подводных "лугов", более изобильной пищи. Рыбы
передвигались, как стада овец или диких лошадей по первобытным степям.
Хищная рыба следовала за мелкой. Иногда крупные хищники заставляли бежать
целые полчища мелких рыб далеко на юг или север. В воде, как и на земле,
был свой круговорот: весы жизни и смерти вечно качались, уравнивая
биологическое равновесие. Обо всем этом Конобеев мог бы рассказать много
интересного. Но все же и для Макара Ивановича было многое непонятно.
Почему эта подводная долина сегодня похожа на город, покинутый своими
жителями?.. Придется переменить место. Конобеев тронул ногой Хунгуза,
покойно лежавшего возле него, поднялся и отправился в путь, погасив
фонарь. Места были знакомые, и понапрасну не было нужды тратить
электрическую энергию аккумуляторов. Хунгуз шел впотьмах, ориентируясь по
движению воды конобеевского кильватера.
Макар Иванович спокойно прошел несколько сот метров и вдруг
почувствовал, что почва под ногами изменилась. Казалось, на гладком доселе
пути кто-то разбросал камни или большие створки раковин. Подошвы тяжелых
водолазных башмаков поминутно наступали на что-то твердое и как будто
подвижное. Идти стало трудно. Конобеев почувствовал, как что-то больно
ущемило его ногу у лодыжки. Что за оказия? Макар Иванович согнулся,
схватил рукой жесткий предмет и на ощупь определил, что это был краб.
Зажег фонарь, нагнулся, осветил почву и увидал, что по дну ползло
неисчислимое полчище больших и малых крабов. Это было настоящее "великое
переселение народов". Крабы шли сплошной массой, направо и налево, впереди
и сзади, и никогда еще Макару Ивановичу не приходилось видеть их такое
множество.
Еще один краб вцепился в ногу. Конобеев отдернул его с такой силой, что
зажатая клешня оторвалась от туловища и осталась на ноге. Ее пришлось
отрывать отдельно.
Щипками Конобеева не испугаешь. Как пропустить такой случай? Если не
идет рыба, то можно наловить крабов. И нет ничего легче. Не обращая
внимания на щипки, Конобеев положил на землю сеть. Через несколько секунд
она была облеплена крабами. Оставалось только задернуть сетку сверху - и
добыча в руках. Но в этот самый момент Конобеев почувствовал, что около
его ноги сзади кто-то трется.
Макар Иванович осветил место позади себя и увидал почти обезумевшую от
боли и страха собаку. Крабы насели на Хунгуза сплошной массой, так что его
почти не было видно. Пес катался по земле, отбивался лапами, на которых
также висели крабы. Еще несколько минут - и его бы заживо растерзали
десятиногие раки.
Хунгуза пришлось лечить несколько дней. А когда он вылечился, то еще
долго дрожал, выходя на подводную прогулку. Если же ему приходилось
увидать хоть маленького краба, пес, поджав хвост, обращался в паническое
бегство.
Так постепенно научился он различать опасных и безопасных обитателей
моря.
Хунгуз делался "старым морским волком".
XIV. ГУЗИК СРЫВАЕТ ПОДВОДНЫЕ АПЛОДИСМЕНТЫ
Семейная драма Конобеева разрешилась благополучно. Марфа Захаровна
сделалась завхозом подводного жилища. Впервые за все время существования
океана собака разгуливала по подводным равнинам и делала стойку на рыб,
дремавших в водорослях. Жизнь на дне океана наладилась.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг