лампы с направленным вверх светом. Ломкие фиолетовые лучи вольтовой дуги,
встречая молекулы тумана, многократно преломлялись, рассеивались, и весь
насыщенный туманом воздух начинал светиться...
Повернувшись к шоферу, Нина спросила его:
- Чем вы занимаетесь, товарищ?
Шофер серьезно ответил:
- Веду машину.
"Не сообразил", - подумала Нина. А ведь ее вопрос так прост и понятен.
Разве современный человек не многогранен по своей культуре, запросам,
интересам, занятиям? Вот, например, колхозник Зорин - прекрасный астроном:
недавно он открыл новую переменную звезду; Габрилович - математик с мировым
именем, одновременно отличный скрипач; про Лаврова рассказывают, что он
виртуоз работы на токарном станке... А уж о людях вроде шоферов и
вагоновожатых, голова которых в свободное от работы время не слишком занята
заботами основной профессии, - о них и говорить не приходится. Все они имеют
"вторую жизнь", какие-то другие интересы. А руль - это ясно. Об этом и
спрашивать нечего. Нет, ты мне скажи, что еще, помимо руля, наполняет твою
жизнь...
- А вы чем занимаетесь? - неожиданно спросил шофер.
- Стихи пишу, - полунасмешливо, полусерьезно отозвалась Нина.
- Нет, правда?
- К сожалению, правда, - ответила Нина уже с некоторым смущением. - Я
только никому об этом не говорю. Вот вам сказала: ведь вы случайный
собеседник...
- Стихи! Это же очень интересно. Быть может, и сонеты пишете?
- Пишу. Отвратительные... и знаю, что плохо, а тянет.
- Может быть, не так уж плохо, - сказал шофер. - Прочитайте что-нибудь
на память.
- А вы понимаете в этом деле? - спросила Нина.
- Немножко понимаю. В итальянских сонетах эпохи Ренессанса, во всяком
случае, неплохо разбираюсь.
И шофер, наконец, рассказал, чем он занимается: уже много лет он
увлекается историей искусств; его специальность - эпоха Возрождения.
- Несколько моих работ о флорентийских художниках - мастерах раннего
Возрождения - уже напечатано... Сколько радости дает искусство! Прочитайте
же мне одно из ваших стихотворений. Если можно, сонет.
- Как-нибудь в другой раз... по телефону!
И они обменялись номерами телефонов.
Машина въезжала в пределы старого города. Нина попросила шофера
проехать по проспекту 25 Октября. Уже давненько не заглядывала она сюда.
Новое время наложило свою печать и на проспект 25 Октября. Давно
исчезли паутина проводов и "аллеи столбов", исчезли грохочущие трамваи и
даже троллейбусы. Только бесшумные двухэтажные автобусы и авто на
аккумуляторах двигались по улицам, а возле тротуаров медленно катились
удобные одноместные кресла-самоходы - любимый способ выезда в город пожилых
людей, одиноких старух и стариков пенсионеров. Молодые люди скользили по
тротуарам на автороликах - этот способ передвижения был изобретен совсем
недавно.
Стены домов солнечной стороны были выложены блестящими полированными
листами из нержавеющего металлического сплава. Летом эти листы время от
времени промывались. Из того же полированного, и блестящего, как стекло,
металла были сделаны прожекторы, укрепленные на краю крыши. Особые
механизмы передвигали эти рефлекторы вслед за солнцем. Таким образом, в
солнечные дни рефлекторы отражали солнечные лучи прямо в окна домов теневой
стороны.
Перед Ниной открылся Кировский проспект. Он мало изменился. Только
кое-где на месте старых неуклюжих "доходных" домов появились новые здания,
выстроенные по проектам талантливого архитектора Марии Титовой.
Пластмассовая мостовая проспекта не была разделена цветными полосами и
аллеями. Большие деревья росли только по краям проспекта, вдоль тротуаров.
Не было здесь и подземных тоннелей для поворота и перехода с полосы одной
скорости на другую. Шоферу пришлось, озираясь налево, повернуть машину
поперек улицы и переехать на противоположную сторону, к © 26/28.
- Я буду ждать вашего звонка! - крикнул шофер, провожая Нину глазами.
Так хотелось узнать ее имя, но... побоялся, что девушке не понравится такая
навязчивость.
* * *
Дверь автоматически открылась перед Ниной. Она вошла в просторную
переднюю, и тотчас же где-то под верхним карнизом вспыхнул свет.
Семья Лавровых, очевидно, была довольно большая. На паркетном полу, в
углу возле зеркала, стояло несколько пар электророликов разных размеров, а
возле окна - "стариковское" электрокресло.
На вешалке висели пальто и непромокаемые плащи из "стеклянной шерсти",
мягкие, белые, отливающие серебром.
Из внутренних комнат в переднюю донесся разноголосый собачий лай.
Чей-то резкий, крикливый голос картаво спрашивал:
- То там? То там? То там?
- Это я, Никитина!
В переднюю вбежали две белые собачки. Вслед за ними, мягко переступая
с ноги на ногу, вошли леопард и молодая львица, крадущейся походкой
приблизились к Нине и начали обнюхивать ее.
- Вадик! Зачем ты выпустил Найфа и Пойнт? Они могут испугать... -
послышался из внутренних комнат женский голос.
- То там? То там? То там? - монотонно кричал картавый голос.
- Они сами, бабушка! - И в переднюю быстро вошел черноглазый мальчик
лет восьми, с бронзовым от загара лицом, в белой рубашке с короткими
рукавами и в штанишках по колени. Мальчик вежливо поздоровался и спросил,
не напугали ли Нину звери.
- Дедушка просит вас в столовую... Идем, Пойнт, Найф! - Мальчик
ухватил львицу за клок мягкой шерсти и пошел вперед; маленькие собаки
убежали; леопард следовал за Ниной, замыкая шествие и как бы отрезая
девушке путь к отступлению.
Так, торжественным цугом, вошли они в столовую.
Эта комната, с тремя окнами и гардинами на них, казалась уголком музея
старого быта и культуры. Она переносила посетителя в прошлое, лет на сто
назад. Тяжелая мебель черного дуба с резными украшениями, огромный буфет,
стулья с высокими спинками. Возле окон и на подоконниках цветы в горшках,
на стенах - клетки с птицами, в углу - большая клетка серого попугая, все
еще продолжавшего выкрикивать свое "то там?"
На большом чайном столе, накрытом вышитой по краям скатертью,
возвышался самовар, возле него - чайник, а на чайнике - теплый матерчатый
футляр в виде курицы-наседки. По столу были расставлены старинный чайный
сервиз - синий с золотыми каемками, темно-коричневая деревянная хлебница в
виде блюда с надписью по краям славянскими буквами: "Хлеб, соль ешь, да
правду режь".
Возле самовара сидела полная пожилая женщина со стрижеными седыми
волосами, на противоположном конце - профессор Лавров, слева от старухи -
молодая женщина с Вадиком, справа - бритый тридцатилетний полковник,
который при входе Нины сейчас же поднялся. Собачки улеглись возле старухи,
Найфа и Пойнт увели в соседнюю комнату.
- Знакомьтесь, - сказал Лавров, - моя жена, Варвара Николаевна. Глава
семьи. Ведь у нас дома матриархат.
- Нина Васильевна может подумать, что я тебя под башмаком держу, - с
улыбкой отозвалась старуха.
- И еще как держишь! - невозмутимо продолжал Лавров. - А это моя дочь
Лиза. Студентка физико-математического института. Мать сего младенца Вадика
и жена, полагаю, небезызвестного вам исследователя Антарктики Степанова...
Сейчас он в научной командировке... Вадик - пионер, отличник учебы и
изобретатель летающей торпеды, которая, впрочем, пока что никак летать не
хочет. И, наконец, полковник Лавров, мой сын Максимушка, авиаторпедист. Его
радиоторпеды летают, и, кажется, довольно удачно.
Нину усадили рядом с Максимом, Варвара Николаевна подала чашку
душистого чая и спросила:
- Вас не напугали наши звери?
Нина не успела ответить, как Лавров со смехом заговорил, указывая
глазами на жену:
- Это она из квартиры зверинец устроила! А чтобы объяснить, как она
дошла до жизни такой, придется начать издалека. - И Лавров рассказал чуть не
всю биографию своей жены, пересыпая рассказ шутками и прибаутками. Старуха
слушала со снисходительной улыбкой.
Оказалось, что жена Лаврова тоже была профессором - крупным
специалистом в области ветеринарии. Лет тридцать тому назад Варвара
Николаевна, будучи еще молодой ученой, вела упорную борьбу с весьма
распространенной в то время повальной болезнью рогатого скота. Но вот
настал день, когда Лаврова нашла, наконец, радикальное средство против
болезни.
Эпизоотии совершенно прекратились. Специальные лаборатории пришлось
закрыть, сотрудников распустить.
- Так Варвара Николаевна сама себя довела до безработицы, - посмеивался
Лавров.
Впрочем, тотчас же нашлось новое дело. В то время через пустыни и
степи Монголии прогоняли многотысячные гурты скота. В пути особый
вредоносный вид клещей заражал животных. И вот на борьбу с опасным клещом в
Монголию была отправлена большая научно-исследовательская экспедиция во
главе с Варварой Николаевной. Экспедиция была великолепно оборудована и
снабжена всеми средствами передвижения в пустыне, вплоть до аэропланов.
Работа шла успешно, но как-то раз аэроплан, на котором летела Лаврова,
неудачно сел в песках, и при этом Варвара Николаевна сильно повредила ногу.
Пришлось, не закончив работу, вернуться в Ленинград. "Пусть они там ловят
клещей, а я здесь возьмусь за разрешение проблемы совсем с другого конца", -
решила Лаврова и принялась за опыты над анабиозом теплокровных животных...
- Анабиоз, как вам известно, произвел переворот в транспорте животных.
А тут подоспели и грузовые мощные цельнометаллические дирижабли. На клещей
можно было махнуть рукой, и моя Варвара Николаевна снова осталась как бы
безработной. Да, кроме того, к этому времени... "укатали сивку крутые
горки": прыгать по всему СССР стало трудновато. Вот она и взяла работу
полегче - в зоопарке. Ну, и если там родится какой-нибудь слабенький
львенок, медвежонок или же какая-нибудь мамаша отказывается кормить своих
сосунков - в неволе это бывает, - Варвара Николаевна тащит обиженных на
квартиру и здесь из рожка выпаивает, выкармливает, выхаживает.
Несмотря на шутливый тон, Лавров с большой теплотой рассказывал о
своей старушке жене. Они прожили рука об руку хорошую трудовую жизнь.
Разговор постепенно стал общим. Максим рассказал несколько интересных
историй из своей летной практики... Но Лавров-отец нетерпеливо заерзал на
стуле, посмотрел на часы и обратился к Нине:
- А ведь у меня к вам одно дельце есть. Прошу ко мне в кабинет.
* * *
В кабинете было тихо. Сюда не долетали ни собачий лай, ни крик
попугая.
Лавров усадил Нину в кресло возле письменного стола. Лицо его было
необычно серьезно.
- Вы знаете, что Михеев очень болен?
- Я знаю, что он очень стар, - ответила Нина.
- Стар, да. Увы, старость, конечно, его главная болезнь... Мы, врачи,
в частности Сугубов и я, делали все, чтобы поддержать и продлить
драгоценную жизнь Михеева. Мы уберегли его от многих опасностей,
предохранили от многих болезней и недомоганий и таким образом дали ему
возможность продолжать работу. А вы понимаете, что это значит? Каждый час
работы гениального мозга обогащает человечество на века. И вот нужно же
было произойти такому несчастью: в то время как Михеев был уже совсем
близок от цели, завершая свои гениальные работы в области получения атомной
энергии, старость сказала: стоп! У него обнаружились признаки слабоумия...
- Но ведь у Михеева много талантливых молодых помощников, и они...
- Закончат дело без него, хотите вы сказать? Да, в этом не может быть
никакого сомнения... Но тут имеется и другая сторона вопроса. Вы подумайте
только! Пятьдесят лет человек упорно шел к цели. Преодолел бесчисленное
множество препятствий, тяжелых сомнений, ошибок, пока не вышел, наконец, на
верный путь. И вот, когда цель уже была видна, так сказать, осязаема, силы
вдруг стали изменять ему... Меня пригласили к Михееву. Я никогда не забуду
этой сцены... Он сидел в своем кабинете за письменным столом. Он еще
продолжал работу, но, по-видимому, уже ясно представлял, какое несчастье
надвигается на него. Он долго смотрел на меня... потом... с мольбой
протянул руки: "Иван Александрович! Обещайте мне сделать все, чтобы
поддержать мои угасающие умственные силы хотя бы только на год. По моим
расчетам, этого вполне достаточно. Я должен... понимаете, я должен
закончить дело моей жизни прежде, чем уступлю последней старческой
дряхлости и... неизбежной смерти". Глаза его сверкнули былым боевым
задором, и он в упор спросил меня: "Неужели мы не оттесним, не задержим
врага хоть на несколько месяцев, мой старый друг?" И я дал слово исполнить
его просьбу.
- Что же вы хотите предпринять и чем я могу помочь вам? - спросила
Нина.
- Вот... вот и дошли до главного, - сказал Лавров и забарабанил
пальцами по столу. - Вы уже видели аппарат, регистрирующий электромагнитные
волны, излучаемые работающим мозгом, - начал он. - Так вот, в лаборатории
Дубльвэ, куда мы с вами еще не заглядывали, стоит другой аппарат,
сконструированный под моим наблюдением. Этот аппарат воспроизводит
электромагнитные колебания такой же природы, длины и частоты, как и
работающий человеческий мозг. Технически, вы понимаете, в этом нет ничего
трудного. Моя гипотеза такова: работающий мозг, излучая электромагнитные
колебания, безусловно, затрачивает на это некоторую энергию. Представьте же
теперь, что мозг получит извне электромагнитные колебания, которые прежде
он вырабатывал сам. Ясно, что у работающего мозга должна получиться
какая-то экономия в расходовании энергии. Иначе говоря, работа мозга будет
облегчена, мозг начнет работать, то есть мыслить более интенсивно. Понятно?
Ума электрическим током не прибавишь, но облегчить напряженную умственную
работу, я полагаю, вполне возможно. Нормальному мозгу этого не нужно, а вот
для старческого "электризация" может оказаться полезной, как палка или
костыли при слабости ног...
- И вы производили опыты?
- Производил. Над старыми крысами.
- Над старыми крысами?! - удивилась Нина. - Но как же узнать об
угасании умственных способностей старой крысы и о возрождении их под
влиянием лучистой энергии? У крысы ведь не спросишь?
- Это не так уж трудно, - ответил Лавров. - У циркового дрессировщика
животных я взял дрессированную крысу. Она умела поднимать флаг, но забыла
свой номер, состарившись и ослабев умом. Я начал электризовать ее мозг, и
она подняла флаг. К сожалению, память возвращалась к ней только во время
электризации мозга... Но ведь для человека не представит особых неудобств
ношение в часы умственной работы этакой легкой тюбетейки с электродами на
висках.
- Если ваши теоретические предположения оправдались на опыте, значит
задача разрешена!
- С крысами. С крысами, деточка, а не с людьми!
- Но, мне кажется, это дает вам право...
- Подвергнуть риску жизнь человека? Таким правом я не воспользуюсь,
даже если мне его и предоставят.
Наступила неловкая пауза. Нина была сбита с толку и никак не могла
понять, куда же клонит Лавров. Вдруг она вспомнила, что в отделение
безнадежных хроников недавно прибыл новый больной - слабоумный старик
Сурков, несчастное, неопрятное существо, одновременно возбуждающее и
жалость и отвращение. Не его ли Лавров решил подвергнуть первому опыту?..
Быть может, профессор ждет теперь моральной поддержки, одобрения со
стороны? Что ж, надо помочь ему, если дело только в этом. И Нина с
горячностью заговорила:
- Иван Александрович! В отделении хроников имеется больной Сурков,
старик-полуидиот...
Но Лавров не дал Нине договорить. При первом же упоминании имени
Суркова он нахмурился и, явно взволнованный, горячо заговорил:
- И вы, молодой врач, предлагаете мне такие вещи? Нехорошо, стыдно,
Нина! Не возражайте: я прекрасно знаю ход ваших мыслей. С одной стороны -
Михеев, высочайший пик ума современного человечества, с другой - какой-то
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг