врагом, убийцей было время...
- Читай же, Эллен.
Но продолжать чтение не пришлось. Часы медленно, глухо, словно удары их
доносились с далекой башни, пробили пять.
В дверях бесшумно появился старый лакей в серой ливрее с позументами.
Глухим старческим голосом почтительно доложил:
- Доктор мистер Текер.
Леди Хинтон нахмурилась. По четвергам - день файф-о-клока - домашний врач
должен был являться в четыре часа сорок пять минут, чтобы окончить
вечерний визит до прихода гостей. Сегодня доктор опоздал на целых
пятнадцать минут.
- Проси.
Из-за двери показалась коротко остриженная голова с седеющими висками,
затем осторожно продвинулась и вся фигура доктора - в черном, наглухо
застегнутом сюртуке. Сюртук вместо традиционного вечернего смокинга! Леди
Хинтон прощала такое нарушение этикета Текеру только потому, что он был
"человек иного круга", притом иностранец, прекрасный врач, "жертва и
беженец времени". На родине он не поладил с "духом нового времени",
который выдавался там за "истинный дух древних".
Лицо Текера было растерянное и радостно-взволнованное. С показной
уверенностью прошел он пространство от двери до троноподобного кресла,
приветствовал леди Хинтон почтительным поклоном и осторожно, как хрупкую
драгоценность, взял толстую руку пациентки, чтобы прощупать пульс.
- Мне говорили, что врачи отличаются пунктуальностью, а немецкие в
особенности! - тягуче сказала леди Хинтон.
- ...Шестьдесят шесть... шестьдесят семь... - отсчитывал Текер удары
пульса, глядя на секундную стрелку карманных часов - Пульс нормальный.
Простите, леди. Домашние обстоятельства задержали меня. Моя жена...
разрешилась от бремени. Мальчиком. - И глаза Текера вспыхнули радостью.
- Поздравляю, - беззвучно сказала леди Хинтон. - Принимал врач? У вашей
жены, значит, было два врача. А у меня едва не разыгрался припадок
печени... Врачебная этика, впрочем, всегда была для меня непонятна.
Текер переминался с ноги на ногу. Внутренне он был взбешен, но сдерживал
себя, вспомнив о новорожденном: новые обязанности отца, новая
ответственность...
Задав пациентке несколько вопросов, Текер хотел удалиться. Но у леди
Хинтон уже была наготове женская месть.
- Надеюсь, доктор, вы не откажетесь остаться на файф-о-клок? Соберутся мои
старые друзья, - сказала она с улыбкой гостеприимной хозяйки.
Текер коротко вздохнул, поклонился и уселся на стуле с таким видом, словно
это была горячая жаровня. Наступило молчание.
Чтобы прервать тягостную паузу, пленник коварного гостеприимства заговорил:
- Я читал в газете: как-то в лондонской экономической школе выступил
знаменитый писатель. Он обратился к слушателям с такой речью:
"Многие из сидящих здесь молодых людей будут убиты, другие удушены газами,
третьи умрут от голода. Надвигается мировая катастрофа.
Цивилизация гибнет, и нет выхода. Остается разве построить ковчег вроде
Ноева..."
Леди Хинтон опустила на колени вышивание. Она побледнела, глаза сверкнули
гневом.
- Пощадите нервы вашей пациентки, мистер Текер!
Вошел слуга:
- Его сиятельство барон Маршаль де Терлонж и его превосходительство
коммерции советник мистер Стормер.
Неудовольствие сменилось на лице леди Хинтон привычной маской любезности.
Вошел Маршаль де Терлонж, французский банкир с темным прошлым, нажившийся
на войне и купивший титул барона. Ему было под пятьдесят, но выглядел он
совершенной развалиной. Вместе с ним появился широкоплечий, крепкий старик
с красным лицом мясника. Барон проковылял к креслу, поцеловал руку хозяйки
и, сильно заикаясь, сказал:
- Позвольте, э-э-э... п-представить моего к-компаниона и друга м-мистера
Ст... Ст... Ст...
- Стормер! - грохнул толстяк, протягивая вздрогнувшей хозяйке
растопыренные толстые пальцы.
- Его преосвященство епископ! - возвестил лакей.
Вошел епископ Иов Уэллер, полный, здоровый мужчина с породистым румяным
лицом. Его лучистые глаза и сочные губы улыбались.
Следом за епископом показался профессор философии Шнирер. Он недоуменно
огляделся кругом, словно попал не по адресу, улыбнулся, как ребенок,
узнавший знакомые лица, и, протянув обе руки, направился к леди Хинтон.
После взаимных приветствий все уселись за чайный стол. В этот момент у
подъезда проревел гудок автомобиля. Леди Хинтон недовольно поморщилась -
"позже всех является!.." - а Эллен слегка покраснела. Она узнала гудок
блоттоновского авто.
Через две минуты лорд Генри Блоттон уже входил в гостиную, в черном
смокинге, модном жилете и галстуке, сверкая моноклем. Он был надушен,
отлично выбрит.
- Я не опоздал? Здравствуйте, тетя! - так называл он леди Хинтон, которой
приходился отдаленным родственником.
Как только все уселись за стол, леди заговорила на любимую тему о падении
нравов, распущенности молодежи, современных книгах, "которые нельзя дать в
руки благовоспитанной девушке", об отсутствии должного уважения к
авторитетам и старшим.
- Скажите, дорогой барон, - обратилась она к банкиру, - я слышала, вы
приехали к нам выкачивать английское золото? Хотите обмелить наш золотой
бассейн?
Лицо банкира перекосилось.
- Хь... хь... хь... Я для этого с-слишком м-маломощный насос, леди. С-с...
таким же успехом я мог бы обмелить Атлантический океан.
Леди Хинтон неохотно принимала у себя "этого выскочку", но была с ним
любезна по настоянию своего юрисконсульта и управляющего делами Смиггерса,
который вел с банкиром крупные дела.
Не забыла леди Хинтон, как гостеприимная хозяйка, и старого философа.
- А где же ваша прелестная дочь, мистер Шнирер?
- А? Что? - спросил профессор, словно пробуждаясь от сна. - Амели? Да. На
футбольном матче! Каково? Футбол! А? - Он снова погрузился в свое обычное
созерцательное состояние.
- Очень жаль, - протянула леди Хинтон, хотя в душе была рада: она
предпочитала мужское общество, притом в поведении Амели многое шокировало
ее.
- Доктор Текер рассказывал мне страшные вещи, - продолжала она, обращаясь
уже ко всем и бросая косой взгляд на Текера, - о том, как наш знаменитый
писатель предсказывал гибель цивилизации. Неужели это возможно?
Текер сидел как на иголках. Он думал о своей жене, о новорожденном и
ежеминутно порывался встать, откланяться и уйти, но не решался сделать
этого.
Шнирер, услышав о своей любимой теме, неожиданно превратился из
созерцательного Будды в пламенного оратора.
- Гибель цивилизации! - воскликнул он, сверкнув глазами, и продолжал, все
повышая тон:
- Да, цивилизация гибнет! Она обречена, и ее губит машина, это железное
чудовище. Хозяин земли становится рабом машины. Она заставляет нас, всех
без исключения, знаем ли мы и хотим ли мы этого или нет, идти по ее пути.
Бешено несущаяся колесница волочит за собой поверженного победителя, пока
он не погибнет... Человеческие существа, столь заботливо вскормившие этих
диких и опасных зверей, проснулись и нашли себя в окружении новой расы
железных чудовищ, господствующей над ними...
Шнирер уже не говорил, а вопил, потрясая сморщенным кулаком:
- Необходимо еще сильнее взнуздать науку, задержать рационализацию, зажать
технику, удушить изобретательство, иначе гибель цивилизации и наша гибель
неизбежны... Еще чашку чаю, покрепче, если позволите, - неожиданно
закончил он.
Эллен молча разливала чай, незаметно поглядывая на жениха. Но тот больше
интересовался ликерами, усиленно подливая епископу, лицо которого сияло
светом земных наслаждений.
- Ф-ф... ф-фвы... правы, профессор, - возразил банкир, - технику надо
держать в крепкой узде. Но цивилизации угрожают не только маш-ш-ш... машины.
Есть звери более опасные, коварные и беспощадные...
- Коммунисты! - вскричала леди Хинтон.
Точно декабрьским холодом повеяло в августе. Общество, собравшееся за
столом, всколыхнулось.
Все заговорили разом, забыв об этике. Лица налились ненавистью, злобой и
страхом. Слово было произнесено. Общая болезнь, которая подтачивала всех,
омрачала, отравляла радость жизни, напевала кошмарные сны, была названа...
Каждый спешил облегчить свою душу, излить то, что давно переполняло
сердце. Говорили по-разному, но об одном и том же: о проклятых
коммунистах, разрушителях культуры и цивилизации, фанатиках. Тут было все:
и революции в трех государствах, и "национализация женщин", и Коминтерн, и
демпинг, и разрушение храмов, и голод...
Никогда еще общество леди Хинтон не было так единодушно, так искренне в
выражении чувств и мыслей. Никогда за столом не звучала так гармонично
симфония ненависти и животного страха перед близкой революцией.
"Красные звери" - разве не они угрожают отнять у леди Хинтон все: титул,
власть, положение, богатство?
Их агитаторы разлагают стадо Христово и грозят запустением божьим храмам,
голодной смертью епископу Иову Уэллеру.
А философ Шнирер - что иное, кроме безграничной ненависти, он мог питать
"к покровителям техники и энтузиастам индустриализации, заставившим
служить себе машины, которые своими зубьями рвут человеческие существа и
угрожают раздавить своими шестернями современную культуру"!.. Когда
волнение несколько улеглось, леди Хинтон овладела разговором.
- Я недавно пожертвовала двести тысяч фунтов на борьбу с ними, но этого,
конечно, мало. Каждый из нас должен понять, что лучше сейчас, пока не
поздно, добровольно отказаться от части своего имущества, чем потерять все.
- Я читал о "Ноевом ковчеге" и полагаю, что писатель вполне своевременно
ставит вопрос большой важности, - сказал Генри, наматывая на палец
ленточку с моноклем. - Когда в ряде стран побеждает революция, побежденные, правда сопротивляясь, сходят со сцены и, как крайнее средство, ищут спасения
в бегстве. Но куда бежать? Есть ли вполне безопасные страны на земном шаре?
Пора подумать об этом.
- Не примите моих слов, - сказал барон, - за преждевременное
капитулянтство, панику, неверие в победу. С восставшими мы будем бороться
всеми мерами не на жизнь, а на смерть. Но успех мне кажется
проблематичным. Уже сейчас мы озабочены тем, в какое дело помещать наши
капиталы, где большая гарантия их безопасности. Однако может наступить
момент - и скорее, чем многим это кажется, - когда придется думать уже не
столько о капиталах, сколько о самих себе.
- И люди будут метаться из стороны в сторону, как в доме, объятом
пламенем, - вновь ожил в Шнирере пророк. - Из страны в страну будут бежать
они и всюду встретят всепожирающее пламя, губительное пламя, неукротимое и
неизбежное, как судьба. И не спасут от него ни стража, ни железные решетки
оград, ни толстые стены. Все погибнет. Все превратится в пепел. И мы
погибнем. - И, вновь перейдя на визгливый крик, Шнирер закончил: - А кто
виноват? Машины! Пролетарии! Они! Еще чашечку чаю, покрепче, если
позволите.
- Стачки начали, революция закончит, - внес реплику банкир.
- Да минет нас чаша сия! - воскликнул епископ и, мгновенно сделав постное
лицо, перекрестился. - Тут действительно пора подумать о каком-то...
ковчеге, в котором с божьей помощью могли бы укрыться праведники - цвет
нашей цивилизации и культуры. Не сам ли милосердный господь внушил эту
мысль, как во времена Ноевы?
- Построить этакий "Титаник" - "ковчег" современного масштаба,
оборудованный по последнему слову техники? - иронически спросил Генри. -
Ну а дальше? Куда вы на нем направитесь? К южным морям? К необитаемому
острову, затерянному в океане и не нанесенному даже на карту? Чепуха, нет
больше "белых пятен" на карте мира. Нет почти таких островов. А если и
есть, их скоро обнаружат. Постройка "ковчега" и его отплытие не смогут
пройти незамеченными. Нас разыщут, настигнут и раздавят, как червей,
вместе с "ковчегом". Где, наконец, гарантия, что его удастся достроить?
Наступило молчание.
- Неужели нет выхода? - спросила леди Хинтон.
- Почему же нет? Выход есть, и неплохой, как мне кажется, - спокойно
ответил Генри. - Вот вы, господин профессор философии, бранили технику, и
со своей точки зрения вы, конечно, правы. Но эта же техника может дать нам
и выход, открыть путь к спасению. Мы заставим технику оказать нам эту
последнюю услугу, а затем я ничего не имею против, если она будет
уничтожена, к вашему удовольствию, профессор.
Все насторожились, слушая. Генри, довольный произведенным эффектом, сделал
паузу и не спеша продолжал:
- "Ковчег" может спасти не всех принадлежащих к нашему классу и кругу, а
лишь небольшую группу избранных... "Могий спастись да спасется" - так,
кажется, говорится в писании, милорд? Итак, "ковчег" может и должен быть
построен. Но "ковчег" совершенно особого сорта, который унес бы нас
подальше от этой мятежной планеты - ну, хотя бы на время, пока опасность
не будет устранена. Или же в противном случае... навсегда...
Слушатели разочарованно откинулись на спинки стульев, а епископ,
воспринявший слова Генри как ловкий маневр отвлечь общее внимание от
мрачных мыслей, сбросил постную маску, засиял и добродушно расхохотался:
- Великолепно! Ковчег, плывущий по волнам эфирного океана! Бесподобно!
- Да, по волнам эфирного океана, - серьезно ответил Генри.
- Это могло прийти в голову только Генри! - воскликнула почтенная леди
далеко не лестным для него тоном.
- Менее всего в мою голову, тетя. Признаюсь, я мало понимаю в технике. Но
вы, господа, знаете, что в последнее время я отдаю дань увлечению
стратосферными полетами вместе с моим другом инженером, крупным теоретиком
звездоплавания и талантливым конструктором Лео Цандером. Я только что от
него... И если бы вы знали о его работах, его достижениях...
- Но ведь это же химера!
- Фантазия!
- А как же мы там будем дышать?
- И чем питаться? Эфиром?
- Мы окоченеем от мирового холода, который уничтожит нас так же скоро и
верно, как это сделает коммунизм.
- Он хочет преждевременно отправить нас на небо!
- А вы сами полетите?
Послышались восклицания, шутки, смех.
- Леди и джентльмены, - не унимался Генри, - ваши вопросы и восклицания
свидетельствуют лишь о полном вашем, мягко выражаясь, незнакомстве с
предметом. Я утверждаю, что если бы вы...
Но его не слушали. Нервное напряжение нашло выход. Общество развеселилось.
Даже Шнирер вышел из своей мрачной сосредоточенности и открыл, что в этом
мире, кроме крепкого чая и страшных машин, существуют еще изумительно
приятные жидкости, заключенные в изящные бутылочки, а епископ покраснел
больше обыкновенного и смеялся громче, чем надлежало ему при его сане.
Леди Хинтон была довольна и уже милостиво поглядывала на Генри, вольно или
невольно оказавшего ей услугу.
- Не будем, господа, думать о мрачных вещах, - сказала она. - Бог
милостив, наш народ благоразумен, власть в надежных руках, и нам, надеюсь,
не придется прибегать к воздушным кораблям и искать спасения в подобном
бегстве. Почему вы не попробуете этого ликера, барон?
Генри был раздосадован провалом пропаганды звездоплавания.
Он рассчитывал получить несколько чеков на продолжение опытов Цандера.
Леди Хинтон казалось, что ей удалось, как искусному капитану, уже вывести
корабль из полосы жесточайшего шторма, и вдруг налетел новый: Стормер,
молчавший весь вечер, загромыхал своим громоподобным голосом:
- А я вас уверяю, сэр, - обратился он к Блоттону, - что в южных морях
найдется еще не один десяток неоткрытых островов. Я хорошо знаю Тихий
океан. В его юго-восточной части, вдали от больших океанских дорог, и
сейчас еще можно найти тихое убежище, - остров, не нанесенный ни на одну
карту... Но... Я коммерсант, деловой человек, не склонный к панике и
истерикам. Глупо, однако, закрывать глаза на действительность. Мы живем на
вулкане. Да. Мы с чертовской (Хинтон вздрогнула) скоростью летим в
пропасть. Я не буду перечислять последних событий, они известны всем. Надо
быть готовым к самому худшему. Да. - Каждое его "да" гремело, как удар
грома. - Я говорю не о глупой позе стоика. Барон прав. Надо драться и в то
же время готовить пути отступления, пока у нас не связаны руки и есть
капиталы.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг