одинаковой скоростью. Но тогда видишь только окружающие астероиды. При
этом кажется, что все стоит неподвижно - и ракета, и "луны" слева, справа,
сверху, сзади. Только звездный свод медленно течет, потому что и астероиды
и ракета все-таки летят и меняют свое положение на небе.
Наш капитан предпочитал летать немного скорее астероидов. Тогда
небесные глыбы не налетят сзади. И вместе с тем двигаешься в рое "лун",
рассматриваешь их, выбираешь. Словом, выступаешь в роли гоголевского
черта, который собирается похитить с неба луну. Только маленькую. У нас
еще не хватает сил сорвать большой астероид с его орбиты и прибуксировать
к Звезде Кэц. Мы боимся израсходовать все горючее и оказаться пленниками
астероида, который увлечет нас за собой. Требовалось большое умение и
ловкость, чтобы приблизиться к астероиду без толчка и взять его "на
абордаж". Капитан так направлял ракету, что она, летя наравне с
астероидом, как можно ближе подходила к нему. Затем боковые взрывы
прекращались. Мы пускали в ход электромагнит: ведь почти все астероиды,
кроме кристаллических, состоят главным образом из железа. Наконец, когда
расстояние уменьшалось до ничтожной величины, мы выключали электромагнит,
предоставляя остальное силе притяжения. Через некоторое время мы ощущали
едва заметный толчок. В первое время, однако, причал не всегда сходил
гладко. Иногда мы довольно-таки сильно сталкивались. Астероид - для нас
незаметно - отклонялся от своей орбиты, зато ракета, как более легкая,
отлетала в сторону, и приходилось снова маневрировать. Потом мы
наловчились "причаливать" очень чисто. Оставалось только прикрепить
астероид к ракете. Мы пробовали привязывать его запасными цепями,
пробовали удерживать электромагнитом, но все это было плохо. Впоследствии
мы научились даже припаивать метеоры к оболочке ракеты, благо солнечной
энергии у нас достаточно, а аппараты гелиогенной сварки мы всегда брали с
собой.
- Но для этого надо было выходить из ракеты? - сказал я.
- Само собой. Мы и выходили. Даже путешествовали по астероидам. Помню
один случай, - продолжал Соколовский, смеясь. - Мы подлетали к большому
астероиду, имевшему вид плохо обточенной каменной бомбы несколько
сплюснутой формы. Я вылетел из ракеты, уцепился за острые углы астероида и
пошел в "кругосветное" путешествие. И что же вы думаете? На сплюснутых
"полюсах" я поднимался и стоял на ногах "вверх головой", а на выпуклом
"экваторе" центр тяжести переместился, и мне пришлось становиться на
голову "вверх ногами". Так я и шел, цепляясь руками.
- Это была, очевидно, вращающаяся планетка, и изменялся не центр
тяжести, а относительная тяжесть, - поправил Тюрин. - У поверхности
полюсов вращения тяжесть имеет наибольшую величину и нормальное
направление к центру. Но чем дальше от полюса, тем тяжесть слабее. Так что
человек, идущий от полюса к экватору, как бы спускается с горы, причем
крутизна спуска все растет. Между полюсами и экватором направление тяжести
совпадало с горизонтом, и вам казалось, что вы спускаетесь с совсем
отвесной горы. А дальше почва представлялась уже наклонным потолком, и вам
надо было хвататься за что придется, чтобы слететь с планетки... С Земли в
лучшие телескопы, - продолжал Тюрин, - видны планеты с диаметром не менее
шести километров. А астероиды бывают величиною и с пылинку.
- На каких только мне не приходилось бывать, - сказал Соколовский. - На
иных тяжесть так ничтожна, что достаточно было легкого прыжка, чтобы
улететь с поверхности. Я был на одном таком с окружностью в семнадцать с
половиной километров. Подпрыгнув на метр, я опускался двадцать две
секунды. Сделав движение не больше, чем то, которое необходимо, чтобы
перешагнуть порог на Земле, я мог бы тут подняться на высоту двухсот
десяти метров - немного ниже башни Эйфеля. Я бросал камни, и они уже не
возвращались.
- Вернутся, но не скоро, - вставил астроном.
- Побывал я и на относительно большой планетке с диаметром только в
шесть раз меньше лунного. Я поднимал там одной рукой двадцать два человека
- моих спутников. Там можно было бы качаться на качелях, подвешенных на
суровых нитках, построить башню в шесть с половиной километров высотой. Я
пробовал там выстрелить из револьвера. Что получилось, можете себе
представить! Если бы я сам не был сброшен с планетки выстрелом, моя пуля
могла бы убить меня сзади, облетев вокруг астероида. Она, вероятно, и
сейчас носится где-нибудь вокруг планеты, как ее спутник.
- Поезда на такой планете двигались бы со скоростью тысячи двухсот
восьмидесяти километров в час, - сказал Тюрин. - Кстати, несколько таких
планет можно приблизить к Земле. Почему бы не устроить добавочное
освещение? А затем и заселить эти планетки. Покрывать стеклянной
оранжереей. Насадить растения. Развести животных. Это будет великолепное
жилье. Со временем так можно будет заселить Луну.
- На Луне то слишком холодно, то слишком жарко, - сказал я.
- Искусственная атмосфера под стеклянным колпаком и шторы умерят жар
Солнца. Что же касается холода почвы во время лунных ночей, то у меня на
этот счет свои взгляды, - многозначительно заметил Тюрин. - Разве мы не
отказались от теории раскаленного ядра Земли с чрезвычайно высокой
температурой? И тем не менее наша Земля тепла...
- Солнце и атмосферная шуба... - начал геолог, но Тюрин перебил его.
- Да, да, но не только это. В земной коре развивается тепло от
радиоактивного распада в ее недрах. Почему не может быть этого на Луне? И
даже в более сильной степени? Радиоактивный распад сможет подогревать
почву Луны. Да и не остывшая под лунной корой магма... Луна не так
холодна, как кажется. И если там есть остатки атмосферы... Вот почему вы,
биолог, включены в эту экспедицию, - обратился он ко мне.
Соколовский с сомнением покачал головой.
- На астероидах я что-то не встречал подогревания почвы радиоактивным
распадом элементов.
- Астероиды меньше Луны, - пискливо ответил астроном.
Он ненадолго замолчал и вдруг опять ударился в философствование, словно
две мыслительные линии в его мозгу шли параллельно.
Мертвые немигающие звезды заглядывают в окно нашей ракеты. Звездный
дождь, пересекая небосклон, мчится куда-то вбок и вверх, - ракета
поворачивает.
- Мы набрали уже немало астероидов, - тихо говорит мне Соколовский, не
обращая внимания на Тюрина, который, как пифия, изрекает свои фразы. -
Прежде всего мы "подвели фундамент" под наш ракетодром. Чем больше его
масса, тем он устойчивее. Случайные удары причаливающих ракет не будут
смещать его в пространстве. Затем мы поставляем астероиды на наши фабрики
и заводы, - вы еще с этим познакомитесь. Недавно нам удалось поймать
интереснейшую планетку. Правда, это совсем небольшой осколок - по-земному,
тонны на полторы. Представьте себе, почти сплошной кусок золота...
Недурная находка! Золотые россыпи в небе...
Очевидно, услыхав эти слов, Тюрин заметил:
- В больших планетах элементы располагаются от поверхности к центру по
их восходящему удельному весу: наверху силиций, алюминий-"сиал", ниже
силиций, магний-"сима", еще ниже никель, железо-"нифе", железо и еще более
тяжелые металлы - платина, золото, ртуть, свинец. Ваш золотой астероид -
обломок центрального ядра погибшей планеты. Редкий случай. На золотые
россыпи неба много не рассчитывайте.
Меня клонило к сну. Мой организм еще не отвык от земного распорядка дня
и ночи, смены бодрствования и сна.
- Засыпаете? - спросил меня Тюрин. - Спокойной ночи. А со мною, знаете,
творятся любопытные вещи. На обсерватории я совсем отвык от регулярного
сна. И теперь похожу на тех животных, которые спят короткими промежутками.
Вроде кота стал.
Он еще говорил что-то, но я уже уснул. Взрывов не было. Тихо,
спокойно... Мне снилась моя ленинградская лаборатория...
Когда через сутки я взглянул на небо, то был поражен видом Луны. Она
занимала седьмую часть неба и прямо устрашала своей величиной. От нее нас
отделяло всего две тысячи километров. Горы, долины, безводные "моря" были
видны как на ладони. Резко выделялись контуры отдельных горных цепей,
конусы в кратерах вулканов, давно погасших, безжизненных, как все на Луне.
Видны были даже зияющие трещины...
Астроном смотрел на Луну, не отрывая глаз. Он уже давно знал "каждый
камень ее поверхности", как он выразился.
- Вон, смотрите, у края. Это Клавиус, ниже - Тихо, еще ниже - Альфонс,
Птолемей, правее - Коперник, а дальше идут Апеннины, Кавказ, Альпы...
- Не хватает Памира, Гималаев, Кордильеров, - сказал я.
- А мы назовем так горные вершины на другой стороне Луны, - смеясь,
сказал геолог. - Там они еще никем не именованы.
- Вот это Луна! - восхищался Тюрин. - В сто раз больше "земной". О,
ах!.. - застонал он. - Опять тяжесть.
- Капитан тормозит, - сказал геолог. - Луна все сильнее притягивает нас
к себе. Через полчаса будем на месте.
Я обрадовался и немного испугался. Пусть назовет меня трусом тот, кто
уже совершил путешествие на Луну и не был взволнован перед первой
посадкой.
Луна под нами. Она занимает уже полнеба. Ее горы растут на глазах.
Но странно: Луна, как и Земля, с высоты кажется уже не выпуклой
поверхностью шара, а вогнутой, словно пестрый опрокинутый зонтик.
Тюрин стонал: контрвзрывание все усиливалось. Тем не менее он не
отрывал взгляда от Луны. Но она вдруг стала сдвигаться куда-то вбок. И
только потому, что мое тело отяжелело с одной стороны, я понял, что ракета
вновь переменила направление полета. Направление тяжести переместилось
настолько, что Луна "ощущалась" уже высоко над нами. Трудно было
представить, как можно будет ходить "по потолку".
- Терпите, профессор, - обратился геолог к Тюрину. - Осталось всего
два-три километра. Ракета летит совсем медленно: не больше сотни метров в
секунду. Давление газов ракеты равно лунному притяжению, и ракета спокойно
идет по инерции.
Снова стало легко. Тяжесть исчезла.
- А куда мы спускаемся? - спросил оживший через двадцать секунд Тюрин.
- Кажется, близко к нашему собрату Тихо Браге. Осталось всего пятьсот
метров, - сказал Соколовский.
- Ой-ой! Опять контрвзрывы! - застонал Тюрин.
Ну вот, все в порядке. Теперь Луна внизу, под нами.
- Сейчас спустимся... - сказал Соколовский с волнением в голосе. -
Только бы не повредить наш "лунный автомобиль" при посадке.
Прошло еще десять секунд, и я почувствовал легкий толчок. Взрывы
прекратились. Мы довольно мягко упали на бок.
14. НА ЛУНЕ
- С приездом! - сказал Соколовский. - Все благополучно.
- Мы даже не закрыли при посадке ставню, - заметил Тюрин. - Это
неосторожность. Ракета могла удариться стеклом окна об острый обломок
скалы.
- Ну, наш капитан не первый раз садится на Луну, - возразил
Соколовский. - Итак, дорогие товарищи, надевайте межпланетные костюмы и
пересаживайтесь на наш лунный автомобиль.
Мы быстро оделись и вышли из ракеты.
Я глубоко вздохнул. И хотя я дышал кислородом моего аппарата, мне
показалось, будто газ приобрел здесь иной "вкус". Это, конечно, игра
воображения. Вторым моим ощущением, уже вполне реальным, было чувство
легкости. Я и раньше, во время полетов на ракете и на Звезде Кэц, где была
почти полная невесомость, испытывал эту легкость, но здесь, на Луне,
тяжесть ощущалась как "постоянная величина", только значительно меньшая,
чем на Земле. Шутка сказать, я весил теперь в шесть раз меньше своего
земного веса!
Я осмотрелся. Над нами было все то же траурное небо с немигающими
звездами. Солнца не видно, не видно и Земли. Полная темнота, прорезываемая
лишь лучами света из бокового окна нашей ракеты. Все это как-то не
вязалось с обычным представлением о сияющем земном спутнике. Потом я
догадался: ракета снизилась несколько южнее Клавиуса, на той стороне Луны,
которая с Земли никогда не видна. А здесь в это время была ночь.
Кругом мертвая пустыня. Холода я не чувствовал в своем
электрифицированном костюме. Но вид этой черной пустыни леденил душу.
Из ракеты вышли капитан и механик, чтобы помочь снять наш ракетный
автомобиль. Геолог жестом приглашает меня принять участие в общей работе.
Я гляжу на ракету-авто. Она имеет вид вагона-яйца. Как она ни мала, вес ее
должен быть порядочный. Между тем я не вижу ни канатов, ни лебедок, -
словом, никаких приспособлений для спуска. Механик работает наверху,
отвинчивая гайки. Капитан, Соколовский, Тюрин и я стоим внизу, готовые
принять ракету. Но ведь она раздавит нас... Впрочем, мы на Луне. К этому
не сразу привыкнешь. Вот уже кормовая часть "яйца" отвинчена. Ракета
опустилась кормой. Соколовский ухватился за край отверстия дюзы. Капитан
стоит посредине, я - у носовой части. Сейчас ракета соскользнет вниз... Я
уже держу руки наготове и вместе с тем думаю о том, куда и как отскочить,
если тяжесть окажется не по моим силам. Однако мои опасения напрасны.
Шесть рук, подхватив соскользнувшую ракетку, без особого напряжения ставят
ее на колеса.
Капитан и механик, помахав руками на прощание, ушли в большую ракету.
Тюрин пригласил меня и Соколовского войти в наш автомобиль.
В нем было довольно-таки тесно. Но зато мы могли освободиться от наших
костюмов и разговаривать.
Распоряжался Соколовский, уже знакомый с устройством маленькой ракетки.
Он зажег свет, наполнил ракету кислородом, включил электрическую печь.
Внутренность ракеты напоминала закрытый четырехместный автомобиль. Эти
четыре сиденья занимали только переднюю часть ракеты. Две трети кабины
были заняты горючим, продовольствием, механизмами. В эту часть ракеты вела
узкая дверь, в которую с трудом можно было протиснуться.
Раздевшись, мы почувствовали холод, хотя электрическая печь уже
работала. Я ежился. Тюрин набросил на себя меховую курточку.
- Сильно остыла наша ракетка. Потерпите, скоро нагреется, - сказал
Соколовский.
- Уже заря занимается, - пропищал Тюрин, взглянув в небольшое окно
нашего экипажа.
- Заря? - с удивлением спросил я. - Какая же на Луне может быть заря:
ведь здесь нет атмосферы?
- Оказывается, может быть, - ответил Тюрин. Он никогда не был на Луне,
но как астроном знал лунные условия не хуже земных.
Я посмотрел в окно и увидел вдали несколько точек, светящихся, как
раскаленные добела куски металла.
Это были освещенные восходящим солнцем вершины гор. Их яркий отсвет
отражался на других вершинах. Передаваясь дальше и дальше и постепенно
ослабевая, он создавал своеобразный эффект лунной зари. При ее свете я
начинал различать находящиеся в полутени горные цепи, впадины "морей",
конусообразные пики. Невидимые горы на фоне звездного неба зияли черными
провалами с причудливыми зубчатыми краями.
- Скоро взойдет солнце, - сказал я.
- Не так-то скоро, - возразил Тюрин. - На экваторе Земли оно восходит в
две минуты, а здесь придется ждать целый час, пока весь солнечный диск
поднимется над горизонтом. Ведь сутки на Луне в тридцать раз длиннее, чем
на Земле.
Я, не отрываясь, смотрел в окно. Зрелище было изумительное! Горные
вершины ослепительно вспыхивали одна за другой, словно кто зажигал на них
факелы. А сколько этих горных вершин на Луне! Лучи еще невидимого Солнца
"срезали" все вершины на одинаковом расстоянии от поверхности. И казалось,
будто в "воздухе" внезапно появлялись горы причудливых очертаний, но с
одинаково плоским основанием. Этих пылающих гор становилось все больше и
больше, и вот, наконец, обозначилась их "проекция", и они перестали
казаться висящими на черном фоне.
В своей нижней части они были пепельно-серебристого цвета, а выше -
ослепительно белого. Постепенно освещались отраженным светом и подножия
гор. "Лунная заря" разгоралась все ярче.
Буквально ослепленный этим зрелищем, я все же не мог оторвать глаз от
окна. Мне хотелось разглядеть особенности в очертании лунных гор. Но горы
были почти такие же, как и на Земле. Кое-где скалы нависали над пропастью,
как огромные карнизы, и тем не менее не падали. Здесь они весили легче,
притяжение было слабее.
На лунных равнинах, словно на поле сражения, были воронки разной
величины. Одни маленькие, не больше тех, которые оставляет после разрыва
снаряд трехдюймовки, другие приближались к размерам кратера. Неужто это
следы от упавших на Луну метеоритов? Это возможно. Атмосферы на Луне нет,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг