- С ума спятил или напился!
Так как Кранц никогда не расставался с оружием, то было опасно
применять к нему силу.
- Черт с ним, пусть сидит!
И Кранц сидел, наблюдая из дверного волчка за часовым в коридоре.
- Ты что плохо смотришь? - кричал он часовому. - Разве можно надолго
останавливаться в одном конце? Службы не знаешь? Иди сюда, проверь замок,
чтобы я не убежал.
Кранц, очевидно, составлял исключение из правила, о котором говорил
прокурор: Кранц не обнаруживал никаких попыток к бегству.
Из всех участников неудавшегося нападения в комитет вернулся только
один Рудольф Готлиб! Но от него трудно было добиться толку. Он был
растерян и мрачен. На все вопросы, нетерпеливо задававшиеся ему членами
комитета, он отвечал какой-то несуразицей.
- Выбрил!
- Кто выбрил? О чем вы говорите?
- Я выбрил Штирнера.
Члены комитета переглянулись в недоумении.
- Может быть, это иносказательно, преступный жаргон, обозначающий
убийство? - тихо спросил министр начальника полиции.
- Что-то не слыхал такого выражения, - ответил начальник.
- Да вы скажите толком, жив Штирнер или убит?
Рудольф обвел всех мутным взором, потом, горько улыбнувшись, ответил:
- Живей нас! Начисто выбрил! Надо будет открыть парикмахерскую!
Глава 7
"ТРИЛЬБИ"
- Людвиг, наконец-то! - встретила Эльза Штирнера обычными словами и
протянула руки. - Ты совсем забыл меня!
Они стояли в зимнем саду, разглядывая друг друга как после долгой
разлуки. В самом деле, они не виделись уже почти месяц, и за это время оба
несколько изменились. У Штирнера лицо стало как-то суше, глаза запали,
взгляд сделался беспокойным, и резкие переходы настроения стали появляться
чаще. Эльза похудела так, что выступали ключицы и удлинился овал лица. Но
ее взгляд стал неподвижным, больше затуманился, движения сделались вялыми
и автоматичными. Внутренне она изменилась еще больше. Под влиянием
ненормальной душевной жизни, в которой она жила, казалось, начинался
распад ее личности. Она думала отрывками, неожиданно, без связи переходя
от мысли к мысли. Так же неожиданно ломалось ее настроение. Из живого
человека она все больше превращалась в автомат. Это отражалось и на
характере ее свиданий со Штирнером. Их разговор то обрывался на полуслове,
то вспыхивал необычным оживлением...
Штирнер усадил Эльзу рядом с собой и прижал щеку к ее щеке. Она
провела рукой по другой его щеке.
- Гладенький? Это Рудольф Готлиб выбрил меня!
- Готлиб? - удивленно спросила Эльза.
- Да, Готлиб, он хочет открыть парикмахерскую и тренируется, брея
своих друзей.
Штирнер трескуче рассмеялся.
- Я не понимаю, Людвиг, ты шутишь?
- И не нужно понимать. Забудь о Готлибе.
Наступила пауза.
- Ты так изменился, Людвиг. Ты утомлен...
- Пустяки!
- Зачем ты так много работаешь? Может быть, у тебя есть неприятности?
Штирнер поднялся и стал нервно ходить.
- Неприятности? Наоборот. Все идет прекрасно. Но я устал.., да... Я
смертельно устал, - тихо проговорил он, полузакрыв глаза. - Забыться... Ты
холодна ко мне, Эльза!
Открыв опять глаза, он скрестил руки и внимательно стал смотреть в
глаза Эльзы.
Под этим взглядом она вдруг побледнела и стала тяжело дышать
полуоткрытым ртом. Как в опьянении, она с протяжным стоном бросилась к
Штирнеру, обвила руками его голову и, задыхаясь, стала покрывать поцелуями
глаза, лоб, щеки. Наконец до боли, до крови впилась в его губы.
Штирнер неожиданно оттолкнул ее.
- Довольно! Иди на место! Успокойся!
Эльза покорно уселась на диван. Порыв ее прошел так же внезапно, как и начался, оставив лишь утомление.
- Не то, не то.., проклятие! - бормотал Штирнер, быстро шагая между
пальмами. - Чем занималась ты, Эльза, последнее время? - спросил он,
успокоившись.
- Я думала о тебе... - вяло произнесла она. Штирнер кивнул головой с
видом доктора, предположения которого оправдываются.
- А еще что ты делала?
- Я читала. В библиотеке я нашла старинный роман "Трильби" и
перечитала его. Ты читал?.. Свенгали гипнотизирует Трильби, и она делается
игрушкой в его руках. Мне было жаль Трильби. Я подумала, какой ужас
потерять свою волю, делать, что прикажут, любить, кого прикажут.
Штирнер хмурился.
- И я подумала: как хорошо, что мы любим друг друга свободно и что мы
счастливы.
- Ты счастлива?
- Да, я счастлива, - по-прежнему вяло говорила Эльза. - Свенгали,
какой это страшный и сильный человек!..
Штирнер вдруг резко расхохотался.
- Почему ты смеешься?
- Ничего, так. Вспомнил одну смешную вещь... Свенгали - щенок. - И,
направив на нее опять сосредоточенный взгляд, он сказал:
- Забудь о Свенгали! Так что ты читала?
- Я ничего не читала.
- Мне казалось, ты говорила про какой-то роман?
- Я не читала никакого романа.
- Музицировала?
- Я давно не играла.
- Идем, сыграй мне что-нибудь. Я давно не слышал музыки...
Они вышли в зал. Эльза уселась за рояль, начала играть "Весну" Грига.
Играя, она тихо говорила:
- Эта вещь напоминает мне Ментону. Тихие вечера... Восходящая из-за
моря луна... Запах тубероз... Как мы были счастливы тогда, в первые дни!
- Разве теперь ты не счастлива?
- Да, но.., я так мало вижу тебя. Ты стал нервным, переутомленным. И
я думала, зачем это богатство? Много ли нужно, чтобы быть счастливым? Уйти
туда, к лазурным берегам, жить среди цветов, упиваться солнцем и любовью.
Штирнер вдруг опять трескуче, резко рассмеялся.
- Завести огород, иметь стадо коз. Я пастушок, ты прекрасная пастушка;
Поль и Виргиния... Любимая белая козочка с серебряным колокольчиком на
голубой ленте. Венки из полевых цветов у ручья. Идиллия!.. Ты еще слишком
много думаешь, Эльза. Идиллия!.. Людвиг Штирнер в роли доброго пастыря
козлиного стада! Хе-хе-хе!.. Ты, может быть, и права, Эльза. С четвероногим стадом меньше забот, чем с двуногим. Забудь о Ментоне, Эльза! Надо забыть обо всем и идти вперед, все выше, выше, туда, где орлы, и еще выше.., достигнуть туч, похитить с неба священный огонь или.., упасть в пропасть и разбиться. Оставь! Не играй эту сладкую идиллию. Играй что-нибудь бурное. Играй
пламенные "Полонезы" Шопена, играй Листа, играй так, чтобы трещали клавиши и рвались струны.
Покорная его словам, Эльза заиграла с мощью, превосходящей ее силы,
"Полишинель" Рахманинова. Казалось, мятущаяся душа Штирнера переселилась в
нее. Штирнер ходил по залу большими шагами, нервно ломая пальцы.
- Так!.. Вот так!.. Крушить! Ломать!.. Так я хочу!.. Я один в мире, и
мир - моя собственность!.. Теперь хорошо... Довольно, Эльза...
Отдохни!..
Эльза в изнеможении опустила руки, тяжело дыша. Она почти теряла
сознание от сверхъестественного напряжения.
Штирнер взял ее под руку, провел в зимний сад и усадил.
- Отдохни здесь! У тебя даже лоб влажный...
Он вытер ей носовым платком лоб и поправил спустившиеся пряди волос.
- Что пишет Эмма? Ты давно получала от нее письма?
Эльза несколько оживилась.
- Да, забыла тебе сказать. Вчера я получила от нее большое письмо.
- Как ее здоровье?
- Лучше. Но врачи говорят, что ей нужно еще пробыть на юге месяца
два. Ребенок тоже здоров.
- Чтобы сообщить это, ей потребовалось большое письмо?
- Она много пишет о муже. Она жалуется, что у Зауера стал портиться
характер. Он сделался мрачен, раздражителен. Он уже не так внимателен к
ней. Эмма боится, что его любовь к ней начинает охладевать...
Штирнер с тревожным любопытством выслушал это сообщение Эльзы.
Казалось, любовь Зауера к Эмме интересует его больше, чем любовь Эльзы к
нему самому. Штирнер задумался, нахмурился и тихо прошептал:
- Не может быть!.. Неужели я ошибся в расчетах? Огромное
расстояние... Но ведь это ошибка... Нет! Не может быть!.. Надо проверить...
Он вдруг быстро встал и, не обращая на Эльзу никакого внимания, не
простившись с нею, быстро вышел из зимнего сада.
- Людвиг, куда же ты? Людвиг! Людвиг!..
В большом зале замирали удаляющиеся шаги.
Эльза опустила голову и задумчиво смотрела на рыбок, плавающих в
аквариуме.
Беззвучно двигались они в зеленом стеклянном кубе, помахивая мягкими
хвостиками и открывая рты. Маленькие пузырьки, блестящие, как капли ртути,
всплывали на поверхность.
Глава 8
ПАНИЧЕСКАЯ ЗОНА
Прокурор посетил лично Кранца в его "самовольном" заключении, желая
узнать подробности неудавшегося налета на Штирнера.
- Послушайте, Кранц, - начал прокурор вкрадчиво, - вы всегда были
образцовым служащим. Скажите мне, что произошло у Штирнера и почему вы
подвергли себя одиночному заключению.
Кранц стоял навытяжку, руки по швам, но не поддавался на увещания.
- Преступник, оттого и сижу. А в чем мое преступление, сказать не
могу. Отказаться от дачи показания - мое право. Можете судить!
- Но как же вас судить, если мы не знаем нашего преступления?
- А мне какое дело? Буду сидеть в предварительном заключении, пока не
узнаете. Если Кранц сказал "нет", значит, нет. Дело кончено, не будем
говорить. Но я, заключенный, имею жалобу на тюремный режим.
- В чем дело, Кранц? - заинтересовался прокурор.
- Безобразие! Подали к обеду борщ. Зачерпнул я ложкой и выловил кусок
мяса, граммов на двести. А поверх борща - жирок. Если этакими борщами в
тюрьмах начнут кормить, то и честные люди станут разбойниками. Непорядок!
Я вам заявляю категорически, господин прокурор: если только пищу не
ухудшат, я объявляю голодовку, так и знайте! Или такое, например, здесь
водится: конвойные провожают преступников из одиночных камер в уборную,
расположенную в конце коридора, вместо того чтобы ставить парашу. Разве
это порядок? Им, может быть, параши выносить лень, а я из-за этого сбежать
захочу, а меня при попытке к бегству.., того... Прошу принять меры к
неуклонному выполнению тюремных правил внутреннего распорядка!
Прокурор даже рот приоткрыл от удивления.
Правда куску мяса в двести граммов и жирку в борще он не удивился:
прокурор хорошо знал, что другие заключенные не вылавливают кусков мяса из
жидкой, вонючей похлебки. Но требование об ухудшении пищи! Таких
требований еще никогда не приходилось выслушивать прокурору.
"Бедняга, - подумал прокурор, - у него совсем мозги набекрень после
визита к Штирнеру!" И, желая быть как можно мягче, прокурор заговорил:
- Я вас очень прошу, Кранц, скажите мне обо всем, как старшему
товарищу. Ведь мы так много работали вместе... Ну дайте хоть какое-нибудь
показание!
- Дать вам показание? Вот вы чего захотели! Если преступники будут
давать показания, то что останется делать нам, сыщикам? По миру идти? Вы
хотите оставить нас безработными? Нет-с, я не сделаю подлости против своих
товарищей! Пусть они раскроют мое преступление и получат награду!
Прокурор был ошеломлен этой неожиданной логикой и огорчен неудачей.
Кранц заметил это.
Казалось, ему стало жалко прокурора. Кранц порылся в карманах, извлек
оттуда мелкую серебряную монету и протянул ее прокурору, как нищему.
- Вот все, что могу вам дать!
Прокурор машинально протянул руку, взял монету и с недоумением
смотрел на нее.
- Приобщите к вещественным доказательствам. Деньги, полученные
преступным путем...
Это была монета, полученная Кранцем от Штирнера "на чай".
Прокурор молча удалился, вертя меж пальцами вещественное
доказательство.
"Какого ценного работника мы потеряли! - думал он. - И все Штирнер!
Неужели нам не удастся покончить с ним?"
Когда члены комитета, с нетерпением ожидавшие прокурора, спросили его,
чем кончился его визит к Кранцу, прокурор только рукой махнул и
безнадежно опустился в кресло.
- Что же делать? Неужели Штирнер непобедим? - спросил министр
внутренних дел.
Поднялся начальник военного округа, которого называли "железный
генерал", - сухой, бодрый старик с щетинистыми фельдфебельскими усами.
- Что делать? - начал он неожиданно громким и молодым для его лет
голосом. - Я вам скажу, что делать. Объявить Штирнеру настоящую войну.
Простите мне, старику, господин министр, но у вас, штатских, должно быть,
нервы слишком слабы. Послали пару полицейских, они проворонили дело, и вы
уже говорите о непобедимости какого-то проходимца, едва ли даже нюхавшего
порох. Вот что надо делать, - и "железный генерал" начал кричать, как
будто он уже командовал на поле сражения миллионной армией, - объявить в
городе осадное положение. Оцепить дом Эльзы Глюк сплошным кольцом линейных
войск и идти на приступ. Да, на приступ! На всякий случай подвезти
артиллерию. И если, - чего я не допускаю, - пехотная атака почему-либо не
удастся, смести с лица земли весь дом. Картечи и гранаты еще никому
разговаривать не удалось. Вот что надо делать, а не паникерствовать!
Энергичная речь "железного генерала" внесла струю бодрости и
оживления.
Против проекта генерала раздавались отдельные голоса, но и они
возражали не по существу самого проекта.
- Могут пострадать соседние дома...
- Чем виноваты живущие со Штирнером, - хотя бы его жена...
- Я сказал, что до бомбардировки, по всей вероятности, не дойдет, -
отвечал генерал. - Но если бы и так: война без жертв не бывает. Лучше
пусть погибнет несколько сот человек, чем все государство.
- Нельзя ли хоть предупредить граждан и эвакуировать их?
- Нельзя! Предупредить их, значит предупредить врага. Лучше этого
дела не откладывать. Сегодня ночью, если на то будет ваше согласие, я сам
поведу моих обстрелянных солдат, и посмотрим, что запоет этот непобедимый!
- Но только без артиллерийского огня! - сказал военный министр.
- Почему?
- Потому что он уничтожит не только Штирнера, но и его орудие, а
оно.., может пригодиться и нам.
С этим все согласились.
В окрестностях города на совещании штаба "железный генерал" изложил
свой план.
- Перед нами не легкая задача. Мы ограничены директивами
правительства - не прибегать к артиллерийскому огню. Я имею приказ -
захватить Штирнера живым; если это будет невозможно, убить его, но
сохранить в неприкосновенности дом со всеми находящимися в нем предметами.
Мы имеем дело с необычайным врагом. Мы должны вести борьбу в центре
города. И тем не менее тактика уличных боев едва ли здесь применима. Какой
же это уличный бой, когда мы не можем нащупать врага, его слабые стороны?
Если же нам удастся благополучно проникнуть в дом и только там столкнуться
со Штирнером, то это.., гм.., это уже будет "домашний бой". Первое, о чем
мы должны позаботиться, это исключить всякую возможность бегства Штирнера.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг