Взял я тут для случаю топор с мясной колодки, подал ему свою витушку в
тряпице:
- Ну-ка, прикинь сперва это.
Он - купец: по руке-то сразу почуял, - тяжело.
Спрашивает:
- Что это у тебя?
- Прикинь, - говорю.
Бросил он на ходовые весы. Вывешал, как следует, говорит:
- Восемнадцать с малым походом.
- Вот и бери.
- Что брать-то? Где оно у тебя?
- А в тряпице-то...
- Восемнадцать фунтов?
- Сам вешал. Коли силы не хватит, в контору снесу.
Это про контору-то я так, для хитрости, помянул. С чего бы я туда
потащил? Развернул мой купец тряпицу, давай витушку кислотой да царской
водкой пробовать. Ну, золото и золото. Тут, - гляжу, - в пот купца
бросило. Так с носу и закапало, а молчит, только на меня уставился. Потом
и говорит:
- Поди, сверху только золото-то?
Вишь, какое понятие у него! В самородке, думал, середка чугунная. Ну,
не дурак ли? Я ему растолковываю, что вот опупышки-то и есть самородная
печать, а он, видать, не верит. Отговорку нашел:
- Эко-то место мне не откупить. Денег не хватит. Разрубить придется.
Не в контору же тебе сдавать.
Уговаривает, значит, меня. Я и сам вижу - без этого не обойдется, а
жалко рубить-то. Ну, все ж таки взял витушку да тут же на мясной колодке и
обрубил крайчики. Купец опять давай пробовать. Тут уж, видно, настояще
уверился, побежал в дом за деньгами. Прибежал со шкатулкой, а самого так и
трясет. Боится, видно, и жадность одолела. Тоже ему кусок. Не знаю, почем
они сдавали, а мне этот купец на рубль дороже против конторского платил.
Вывешал купец на ходовых весах середину особо, крайчики особо. Выгреб
из шкатулки, из-за пазухи выворотил пачки бумажек покрупнее. Ну, выручку в
это же место... На крайчики денег довольно, а ему серединку купить охота.
Она потяжелее вышла.
- Поверь, - говорит, - в долг. Через день, много через два, отдам.
Ну, объясняю, конечно, что в таких делах долгов не бывает. Тогда он и
говорит:
- Пойдем ко мне, посиди маленько. В кабак за выручкой сбегаю, - и
подвигает ко мне деньги-то. Сосчитал я. Вижу, - ладно будто, пустяка не
хватает. Подождать можно. Как у купца видел, тоже крупные-то деньги за
пазуху забил, а помельче в карман, крайчики в сапог спрятал. Пошли мы с
купцом в дом, а там, - гляжу, - угощенье выставлено. Хозяйка, таку беду,
суетится, хлопочет.
Убежал купец в кабак, а она ко мне и подъезжает:
- Выкушай, гостенек! Не почванься на моей хлеб-соли. Не изготовилась,
как следует. Не ждала гостя.
А чего не изготовилась - полон стол наставлено. Ну, я креплюсь,
конечно, - не пью вина. Так ей и сказал:
- При деньгах. Нельзя мне.
Она это вьется всяко да наговаривает:
- Красненького хоть, нето, выпей, - и подает мне в руку стаканчик. Так
небольшой стаканчик, с половину чайного. - Я, - говорит, - и сама этого-то
выпью, - и наливает себе такой же стаканчик.
"Что, - думаю, - мне с одного сделается? Неуж перед женщиной неустойку
покажу?" Взял да и хлебнул.
Ох, и вино! Такого отродясь пить не доводилось. Крепкое будто да
густое, а дух от него: век бы нюхал. Потом я узнал - ром называется. Шибко
мне потянулось, а бабенка эта - купчиха-то - уж успела, другой стаканчик
налила. Я и другой хватил, а дальше, известно, - полетели мелки
пташечки...
Все ж таки я тогда убрался от купца. Деньги и крайчики в целости донес
домой. Вместо додачи, за которой купец в кабак бегал, мешок гостинцев
приволок. Еды там всякой, жене шаль, конечно, и протча тако. И тут же,
слышь-ко, ромку этого бутылок пять либо шесть. Купчиха-то, вишь,
удобрилась, говорит мужу:
- Поглянулось человеку - что нам жалеть? Отдай ему, Платоша, все. Из
города потом привезешь.
Купец рад стараться:
- Да я... ему-то?.. неуж пожалею... Пущай на здоровье выкушает
стаканчик и супружницу свою попотчует. Не пивала, поди, она такого вина?
Попотчуй ее, не забудь! Я тебе еще привезу. Так привезу... не за деньги!..
Для хорошего человека мне не жалко... Попотчуй жену-то, не скупись.
Пришел я домой, показал Марине кучу денег, захоронил крайчики и давай
жену потчевать. Она сперва отнекивалась - крепко будто, потом похваливать
стала - какой дух баской!
Пьяные-то мы зашумели, конечно. Песни запели, пляска на нас нашла.
Знакомцы разные понабились. Видят - фартнуло, поздравлять стали:
- Со счастливой находочкой.
Ну, припили, приели, что дома было, в кабак пошли. А купец этот тестя
в амбар - сам за стойку и всяко мне сноровляет. Приятелей у меня тут
объявилось - ни пройти, ни проехать. И покатилось колеско по гладенькой
дорожке. Бабенки появились, прилипать ко мне стали. Маринушке моей это
обидно, конечно... Она тогда на ромок налегать стала. Купец и ей угождает
и так, слышь-ко, втравил, что и от простого не стала отворачиваться. На
две-то руки у нас и пошла работа, а купец, знай, обсчитывает да
обсчитывает:
Проспимся когда, себя потешим:
- Крайчики у нас остались.
Только и крайчики, даром что с рванинкой были, тоже, как по маслу, в
купецкий карман ушли. Чисто мы отработались.
Это бы ничего, да то худо - захворала моя Маринушка. От жизни-то этой
худой. Помаялась маленько, да и умерла. Схоронил ее, потужил, погоревал -
и на прииск. Куда больше-то?
На том месте, где мы нашли эту перепеченную витушку, Максимко Зюзев со
всей родней. Место-то, вишь, на него было писано. Он и припал тут. Не
стал, видно, за оленем своим бегать. Раздобрел - фу-ты, ну-ты! Шапка с
бантом, сапоги с рантом! В Косом Броду сыновьям дома поставил. По воротам
бляшки набил. Знай наших! Однем словом, разбогател.
Поглядел я, поглядел, да и пошел на Бесштанку. Там у меня тоже было
примечено. Охочих со мной стараться - хоть колом отбивайся. Думают - не
попаду ли опять на витушку, а то и на целый калач.
Только, видно, не испекли больше про меня. Так, золотишко нахаживал...
Себе и людям хватало... А чтоб такую же дурь выколупнуть - этого больше не
случалось.
Может, оно и лучше. Хоть свой век доживу да с горки на людей погляжу,
а то где бы дотянуть! Наш старательский фарт ведь что? Сперва человек с
перепою опухнет, а там, глядишь, и ноги протянет.
Так-то... Думали мы с женой - счастье нашли, а оно в беду ей
перекинулось. Подвели люди. Ну, и меня поучили. Хорошо поучили. Знаю
теперь, куда наше счастье уходит...
Вон те дома да каменные лавки Барышевские на нашей с Маринушкой доле и
поставлены. Во-время мне тогда Барышиха стаканчик поддодонила. Сумела,
змея. Этим стаканчиком посейчас меня люди дразнят. А мне что? Дурость,
конечно, а все ж таки пропил - не украл.
И свое - не чужое.
Вот бы их - купцов-то - спросили, как они меня пьяного обворовывали,
как жену покойницу к могиле толкали. А ведь спросят по времени. Еще как
спросят-то! Тогда, поди, и наша с Мариной витушечка в счет пойдет. Ну,
что? Не шибко, гляжу, вам смешно? Веселее бы сказал, да мало такого видал.
Впервые опубликован к 1939 году (журнал "Индустрия социализма", © 1,
1939 г., "Золотые зерна", детский альманах, Свердловск, 1939 г.,
"Малахитовая шкатулка", первое издание, Свердловск, 1939 г.).
Первые наброски этого сказа даны писателем в его книге "Уральские
были" - очерки недавнего быта Сысертских заводов, ("Уралкнига",
Екатеринбург, 1924 г.) и в очерке "У старого рудника" - очерк истории
Гумешевского рудника ("Уральский современник", © 3, 1940, Свердловское
областное издательство).
Героем сказа является реально существовавший полевской старатель -
Василий Алексеевич Хмелинин, по прозвищу "Стаканчик", или "Дедушка
Слышко". В основу повествования положена история старательского "фарта",
показана судьба талантливого "первого добытчика" в условиях
капиталистического хищничества на Урале.
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 04.10.2005 14:47
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг