П.П.Бажов.
СИНЮШКИН КОЛОДЕЦ
Жил в нашем заводе парень Илья. Вовсе бобылем остался - всю родню
схоронил. И от всех ему наследство досталось.
От отца - руки да плечи, от матери - зубы да речи, от деда Игната -
кайла да лопата, от бабки Лукерьи - особый поминок. Об этом и разговор
сперва. Она, видишь, эта бабка, хитрая была - по улицам перья собирала,
подушку внучку готовила, да не успела. Как пришло время умирать, позвала
бабка Лукерья внука и говорит:
- Гляди-ка, друг Илюшенька, сколь твоя бабка пера накопила! Чуть не
полное решето! Да и перышки какие! Одно к одному - мелконькие да
пестренькие, глядеть любо! Прими в поминок - пригодится! Как женишься да
принесет жена подушку, тебе и не зазорно будет: не в диковинку-де мне - свои
перышки есть, еще от бабки остались. Только ты за этим не гонись, за
подушкой-то! Принесет - ладно, не принесет - не тужи. Ходи веселенько,
работай крутенько, и на соломке не худо поспишь, сладкий сон увидишь. Как
худых думок в голове держать не станешь, так и все у тебя ладно пойдет,
гладко покатится. И белый день взвеселит, и темна ноченька приголубит, и
красное солнышко обрадует. Ну, а худые думки заведешь, тут хоть в пень
головой - все немило станет.
- Про какие, - спрашивает Илья, - ты, бабушка, худые думки сказываешь?
- А это, - отвечает, - про деньги да про богатство. Хуже их нету.
Человеку от таких думок одно расстройство да маята напрасная. Чисто да по
совести и пера на подушку не наскрести, не то что богатство получить.
- Как же тогда, - спрашивает Илья, - про земельное богатство понимать?
Неуж ни за что считаешь? Бывает ведь...
- Бывать-то бывает, только ненадежно дело: комочками приходит, пылью
уходит, на человека тоску наводит. Про это и не думай, себя не беспокой! Из
земельного богатства, сказывают, одно чисто да крепко. Это когда бабка
Синюшка красной девкой обернется да сама своими рученьками человеку подаст.
А дает Синюшка богатство гораздому да удалому, да простой душе. Больше
никому. Вот ты и попомни, друг Илюшенька, этот мой последний наказ.
Поклонился тут Илья бабке.
- Спасибо тебе, бабка Лукерья, за перья, а пуще того за наставленье.
Век его не забуду.
Вскорости умерла бабка... Остался Илюха один-одинешенек, сам большой,
сам маленький. Тут, конечно, похоронные старушонки набежали, покойницу
обмыть, обрядить, на погост проводить. Они - эти старушонки - тоже не от
сладкого житья по покойникам бегают. Одно выпрашивают, другое выглядывают.
Живо все бабкино обзаведенье по рукам расхватали. Воротился Илья с
могильника, а в избе у него голым-голехонько. Только то и есть, что сам
сейчас на спицу повесил: зипун да шапка. Кто-то и бабкиным пером
покорыстовался: начисто выгреб из решета. Только три перышка в решетке
зацепились. Одно беленькое, одно черненькое, одно рыженькое.
Пожалел Илья, что не уберег бабкин поминок.
"Надо, - думает, - хоть эти перышки к месту прибрать, а то нехорошо
как-то. Бабка от всей души старалась, а мне будто и дела нет".
Подобрал с полу каку-то синюю ниточку, перевязал эти перышки натуго, да
и пристроил себе на шапку.
"Тут, - думает, - самое им место. Как надевать либо снимать шапку, так
и вспомнишь бабкин наказ. А он, видать, для жизни полезный. Всегда его в
памяти держать надо".
Надел потом шапку да зипун и пошел на прииск. Избушку свою и запирать
не стал, потому в ней - ничем-ничего. Одно пустое решето, да и то с дороги
никто не подберет.
Илья возрастной парень был, давно в женихах считался. На прииске-то он
годов шесть либо семь робил. Тогда ведь при крепости-то, с малолетства
людей на работу загоняли. До женитьбы иной, глядишь, больше десятка годов уж
на барина отхлещет. И этот Илья, прямо сказать, вырос на прииске. Места тут
он знал вдоль и поперек. Дорога на прииск не близкая. На Гремихе, сказывают,
тогда добывали чуть не у Белого камня. Вот Илюха и придумал:
"Пойду-ко я через Зюзельско болотце. Вишь, жарынь какая стоит.
Подсохло, поди, оно, - пустит перебраться. Глядишь, и выгадаю версты три, а
то и все четыре..."
Сказано-сделано. Пошел Илья лесом напрямую, как по осеням с прииска и
на прииск бегали. Сперва ходко шел, потом намаялся и с пути сбился. По
кочкам-то ведь не по прямой дороге. Тебе надо туда, а кочки ведут вовсе не в
ту сторону. Скакал-скакал, до поту наскакался. Ну, выбрался в какой-то
ложок. Посредине место пониже. Тут трава растет - горчик да метлика. А с
боков взгорочки, а на них сосна жаровая. Вовсе, значит, сухое место пошло.
Одно плохо - не знает Илья, куда дальше итти. Сколько раз по этим местам
бывал, а такого ложочка не видывал.
Вот Илья и пошел серединой, меж взгорочков-то. Шел-шел, видит - на
полянке окошко круглое, а в нем вода, как в ключе, только дна не видно. Вода
будто чистая, только сверху синенькой тенеткой подернулась и посредине
паучок сидит, тоже синий.
Илюха обрадовался воде, отпахнул рукой тенетку и хотел напиться. Тут у
него голову и обнесло, - чуть в воду не сунулся и сразу спать захотел.
"Вишь, - думает, - как притомило меня болото. Отдохнуть, видно, надо
часок".
Хотел на ноги подняться, а не может. Отполз все ж таки сажени две ко
взгорочку, шапку под голову, да и растянулся. Глядит, - а из того водяного
окошка старушонка вышла. Ростом не больше трех четвертей. Платьишко на ней
синее, платок на голове синий и сама вся синехонька, да такая тощая, что
вот подует ветерок - и разнесет старушонку. Однако глаза у ней молодые,
синие да такие большие, будто им тут вовсе и не место.
Уставилась старушонка на парня и руки к нему протянула, а руки все
растут да растут. Того и гляди, до головы парню дотянутся. Руки ровно
жиденькие, как туман синий, силы в них не видно, и когтей нет, а страшно.
Хотел Илья подальше отползти, да силы вовсе не стало.
"Дай, - думает, - отвернусь, - все не так страшно".
Отвернулся да носом-то как раз в перышки и ткнулся. Тут на Илью
почихота нашла. Чихал-чихал, кровь носом пошла, а все конца краю нет. Только
чует - голове-то много легче стало. Подхватил тут Илья шапку и на ноги
поднялся. Видит-стоит старушонка на том же месте, от злости трясется. Руки у
нее до ног Илье дотянулись, а выше-то от земли поднять их не может. Смекнул
Илья, что у старухи оплошка вышла - сила не берет, прочихался, высморкался,
да и говорит с усмешкой:
- Что, взяла, старая? Не по тебе, видно, кусок!
Плюнул ей на руки-то, да и пошел дальше. Старушонка тут и заговорила,
да звонко так, вовсе по- молодому:
- Погоди, не радуйся! Другой раз придешь - головы не унесешь!
- А я и не приду, - отвечает Илья.
- Ага! Испугался, испугался! - зарадовалась старушонка.
Илюхе это за обиду показалось. Остановился он, да и говорит:
- Коли на то пошло, так нарочно приду - воды из твоего колодца
вычерпнуть.
Старушонка засмеялась и давай подзадоривать парня:
- Хвастун ты, хвастун! Говорил бы спасибо своей бабке Лукерье, что ноги
унес, а он еще похваляется! Да не родился еще такой человек, чтоб из
здешнего колодца воду добыть.
- А вот поглядим, родился ли, не родился, - отвечает Илья.
Старушонка знай свое твердит:
- Пустомеля ты, пустомеля! Тебе ли воду добыть, коли подойти боишься.
Пустые твои слова! Разве других людей приведешь. Посмелее себя!
- Этого, - кричит Илья, - от меня не дождешься, чтоб я стал других
людей тебе подводить! Слыхал, поди-ка, какая ты вредная и чем людей
обманываешь.
Старушонка одно заладила:
- Не придешь, не придешь! Где тебе! Такому-то!
Тогда Илья и говорит:
- Ладно, нето. Как в воскресный день ветер хороший случится, так и жди
в гости.
- Ветер тебе на что? - спрашивает старушонка
- Там видно будет, - отвечает Илья. - Ты только плевок-то с руки смой.
Не забудь, смотри!
- Тебе, - кричит старушонка, - не все равно, какой рукой тебя на дно
потяну? Хоть ты, вижу, и гораздый, а, все едино, мой будешь. На ветер да
бабкины перья не надейся! Не помогут!
Ну, поругались так-то. Пошел Илья дальше, сам дорогу примечает и про
себя думает:
"Вот она какая бабка Синюшка. Ровно еле живая, а глаза девичьи,
погибельные, и голос, как у молоденькой, - так и звенит. Поглядел бы, как
она красной девкой оборачивается".
Про Синюшку Илья много слыхал. На прииске не раз об этом говаривали.
Вот, дескать, по глухим болотным местам, а то и по старым шахтам набегали
люди на Синюшку. Где она сидит, тут и богатство положено. Сживи Синюшку с
места, - и откроется полный колодец золота да дорогих каменьев. Тогда и
греби сколь рука взяла. Многие будто ходили искать, да либо ни с чем
воротились, либо с концом загинули.
К вечеру выбрался Илюха на прииск. Смотритель приисковский напустился,
конечно, на Илюху:
- Что долго?
Илья объяснил - так и так, бабку Лукерью хоронил. Смотрителю маленько
стыдно стало, а все нашел придирку:
- Что это у тебя за перья на шапке? С какой радости нацепил?
- Это, - отвечает Илья, - бабкино наследство. Для памяти его тут
пристроил.
Смотритель да и другие, кто близко случился, давай смеяться над таким
наследством, а Илья и говорит:
- Да, может, я эти перья на весь господский прииск не променяю. Потому
- не простые они, а наговоренные. Белое вот - на веселый день, черное - на
спокойную ночь, а рыженькое - на красное солнышко.
Шутит, конечно. Только тут парень был - Кузька Двоерылко. Он Илюхе-то
ровесником приходился, в одном месяце именинниками были, а по всем статьям
на Илюху не походил. Он, этот Двоерылко, вовсе со справного двора. По-
доброму такому парню и мимо прииска ходить не надо - полегче бы работа дома
нашлась. Ну, Кузька давно около золота околачивался, свое смышлял, - не
попадет ли штучка хорошая, а унести ее сумею. И верно, насчет того, чтобы
чужое в свой карман прибрать, Двоерылко мастак был. Чуть кто не доглядел, -
Двоерылко уже унес, и найти не могут. Однем словом, ворина. По этому
ремеслу у него и заметка была. Его, вишь, один старатель лопаткой черканул.
Скользом пришлось, а все же зарубка на память осталась - нос до губы пополам
развалило. По этой приметке Кузьку и величали Двоерылком. Этот Кузька крепко
завидовал Илюхе. Тот, видишь, парень ядреный да могутный, крутой да веселый,
- работа у него и шла податно. Кончил работу - поел да песню запел, а то и в
пляс пошел. На артелке ведь и это бывает. Против такого парня где же
равняться Двоерылому, коли у него ни силы, ни охоты, да и на уме вовсе
другое. Только Кузька по-своему об этом понимал. "Не иначе, знает Илюшка
какую-то словинку, - то он и удачливый, и по работе ему устатка нет".
Как про перышки-то Илья сказал, Кузька и смекнул про себя: "Вот она-
Илюшкина словинка".
Ну, известно, в ту же ночь и украл эти перышки.
На другой день хватился Илья - где перышки? Думает, обронил. Давай
искать по прииску-то. Над Ильей подсмеиваться стали:
- Ты в уме ли, парень! Столько ног тут топчется, а ты какие-то
махонькие перышки ищешь! В пыль, поди, их стоптали. Да и на что они тебе?
- Как, - отвечает, - на что, коли это бабкина памятка?
- Памятку, - говорят, - надо в крепком месте, либо в голове держать, а
не на шапке таскать.
Илья и думает - правду говорят, - и перестал те перышки искать. Того
ему и на мысли не пало, что они худыми руками взяты.
У Кузьки своя забота - за Илюхой доглядывать, как у него теперь дело
пойдет, без бабкиных перышек. Вот и узрил, что Илья ковш старательский взял
да к лесу пошел. Двоерылко за Ильей, - думает, не смывку ли где наладил. Ну,
никакой смывки не оказалось, а стал Илья тот ковш на жердинку насаживать.
Сажени четыре жердинка. Вовсе для смывки несподручно. К чему бы это? Еще
пуще Кузька насторожился.
Дело-то к осени пошло, крепко подувать стало. В субботу, как рабочих с
прииска домой отпускали, Илья тоже домой запросился. Смотритель сперва
покочевряжился, - ты, дескать, недавно ходил, да и незачем тебе - семейства
нет, а хозяйство свое - перышки-то - на прииске потерял. Ну, отпустил. А
Кузька разве такой случай пропустит? Он спозаранку к тому месту пробрался,
где ковш на жердинке припрятан был. Долго Кузьке ждать-то пришлось, да ведь
воровская сноровка известна. Не нами сказано - вор собаку переждет, не то
что хозяина. На утре подошел Илья, достал ковш, да и говорит:
- Эх, перышек-то нету! А ветер добрый. С утра так свистит, - к полдню
вовсе разгуляется.
Впрямь, ветер такой, что в лесу стон стоит. Пошел Илья по своим
приметкам, а Двоерылко за ним крадется да радуется:
"Вот они, перышки-то! К богатству, знать-то, дорожку кажут!"
Долгонько пришлось Илье по приметам-то пробираться, а ветер все тише да
тише. Как на ложок выйти, так и вовсе тихо стало, - ни одна веточка не
пошевельнется. Глядит Илья, - старушонка у колодца стоит, дожидается и звонко так кричит:
- Вояка пришел! Бабкины перья потерял и на ветре прогадал. Что теперь
делать-то станешь? Беги-ко домой да ветра жди! Может, и дождешься!
Сама в сторонке стоит, к Илье рук не тянет, а над колодцем туман, как
шапка синяя, густым-густехонько. Илья разбежался да со взгорочка ковшом-то
на жердине прямо в ту синюю шапку и сунул да еще кричит:
- Ну-ко, ты, убогая, поберегись! Не зашибить бы ненароком.
Зачерпнул из колодца и чует - тяжело. Еле выволок. Старушонка смеется,
молодые зубы кажет.
- Погляжу я, погляжу, как ты ковш до себя дотянешь. Много ли моей
водицы испить доведется!
Задорит, значит, парня. Илья видит - верно, тяжело, - вовсе озлился.
- Пей, - кричит, - сама!
Усилился, поднял маленько ковшик да и норовит опрокинуть на старушонку.
Та отодвинулась. Илья за ней. Она дальше. Тут жердинка и переломилась, и
вода разлилась. Старушонка опять смеется:
- Ты бы ковшик-то на бревно насадил... Надежнее бы!
Илья в ответ грозится:
- Погоди, убогая! Искупаю еще!
Тут старушонка и говорит:
- Ну, ладно. Побаловали - и хватит. Вижу, что ты парень гораздый да
удалый. Приходи в месячную ночь, когда вздумаешь. Всяких богатств тебе
покажу. Бери, сколько унесешь. Если меня сверху не случится, скажись: "Без
ковша пришел", - и все тебе будет.
- Мне, - отвечает Илья, - и на то охота поглядеть, как ты красной девкой оборачиваешься.
- По делу видно будет, - усмехнулась старушонка, опять молодые зубы
показала.
Двоерылко все это до капельки видел и до слова слышал.
"Надо, - думает, - поскорее на прииск бежать да кошели наготовлять. Как
бы только Илюшка меня не опередил!"
Убежал Двоерылко. А Илья взгорочком к дому пошел. Перебрался по кочкам
через болотце, домой пришел, а там одна новость - бабкиного решета не
стало.
Подивился Илья - кому такое понадобилось? Сходил к своим заводским
дружкам, поговорил с тем, с другим и обратно на прииск пошел, только не
через болото, а дорогой, как все ходили.
Прошло так дней пяток, а случай тот у Илюхи из головы не выходит - на
работе помнится и сну мешать стал. Нет-нет и увидит он те синие глаза, а то
и голос звонкий услышит:
"Приходи в месячную ночь, когда вздумаешь".
Вот Илюха и порешил:
"Схожу. Погляжу хоть, какое богатство бывает. Может, и сама она мне
красной девкой покажется".
В ту пору как раз молодой месяц народился, ночи посветлее стали. Вдруг
на прииске разговор - Двоерылко потерялся. Сбегали на завод - нету. Смотритель велел по лесу искать - тоже не оказалось. И то сказать, искали -
не надсажались. Всяк про себя думал: "От того убытку нет, коли вор потерялся." На том и кончилось.
Как месяц на полный кружок обозначился, Илюха и пошел. Добрался до
места. Глядит - никого нет. Илья все же со взгорочка не спустился и тихонько
молвил:
- Без ковша пришел.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг